Пока русский доставлял топливо, выжившие сумели подготовить самолет, а швед выследил и, как достойный потомок викингов, зарубил топором одного вендиго, хотя сам при этом серьезно пострадал. Самое худшее, что последний вендиго — очень умный и хитрый, а к тому же еще и очень сильный. Большинство русских погибло либо трусливые немощи, швед серьезно ранен, связистка — девица спортивная, но хрупкая, а отставной морпех — однорукий инвалид. Запершийся в грузовике русский каторжник к тому моменту исчерпал все свои силы и вывихнул ногу, да и вообще он не особо крупный человек, несколько лет просидевший на тюремной баланде. В общем, справиться с вендиго не представляется возможным.
Однако затем погода улучшается, на небе появляется луна, и связистка, в прошлом спортсменка-лыжница, предлагает рискованный план. Русский в грузовике — благо, там хоть есть слабая рация, а у морпеха есть карманный аналог — делает вид, что хочет выбраться, приманивает вендиго к себе и снова прячется в кабине, а связистка на найденных в ангаре лыжах начинает свой побег и, имея выигрыш во времени, успешно доезжает до склона, преследуемая вендиго.
Расчет крайне рискован: аэродром расположен на холме с пологими, но длинными склонами, с одной стороны — обрыв. Лыжница увлекает за собой тварь и делает большую петлю, возвращаясь к аэродрому со стороны обрыва. Несмотря на быстроту, вендиго не в состоянии догнать ее, так как спуск по склону дает лыжнице огромное преимущество, а вендиго вязнет в снегу. За это время остальные вытаскивают из ангара самолет, используя лебедку грузовика, и заправляют его по пожарному рукаву, а трос сбрасывают вниз с обрыва и втаскивают связистку наверх. После чего вендиго просто не успеет подняться обратно, так как не лазает по отвесной стене и должен подниматься в обход.
План удается реализовать идеально, кроме самого последнего пункта: трос лебедки оказывается короче на два метра, чем нужно, и лыжница, добравшись до обрыва, не в состоянии подпрыгнуть до троса.
Морпеху не остается ничего другого, кроме как спуститься по тросу самому и подсадить связистку, но теперь уже он сам не может достать до троса. По его приказу русский включает лебедку и спасает девушку, а морпеху, вооруженному только ножом, приходится встретиться с вендиго лицом к лицу.
Фильм закончился довольно пафосной и кровавой, но хорошо поставленной зрелищной дракой, в конце которой однорукий морпех забил вендиго насмерть своим оторванным протезом. В эпилоге русскому технику действительно удается взлететь и благополучно приземлиться на российском аэродроме, частично арендованном Рейхом. Здесь российские власти, вопреки обещанию свободы, данному начальником каторги, хотят снова арестовать каторжника, но за него вступаются морпех и лыжница, а при попытке применить силу рядом появляется с пулеметами наперевес пара эсэсовцев в солидных черных «уберах», и российские силовики пасуют.
Так что в итоге каторжник показывает офицеру, пытавшемуся его арестовать, «жест по локоть» и улетает вместе с остальными главными героями — теперь уже на немецком самолете. В конце — знакомая надпись о том, что фильм основан на реальных событиях и все персонажи имеют реальных прототипов.
Выводы для себя я сделал: не все режиссеры относятся к русским одинаково. Если в фильме про подлодку русские моряки показаны туповатыми раздолбаями, но при этом вполне себе в героическом свете, то тут в явно негативном свете показаны все, кроме солдата-каторжанина: трусливые, безалаберные и туповатые, а некоторые, включая начальника каторги и в конце офицера-«гэбиста» — и вовсе мерзкими. Что до каторжанина, то при всей его положительности и отчаянности у него имя не русское. Вероятно, такой заискивающий реверанс в сторону славянских зрителей Рейха и его союзников. Хотя, может быть, у режиссера просто проблемы с русской ономастикой: если на то пошло, то у Дюма вообще были русские женщины, которых звали Телега и Телятина. А перепутать русское имя с болгарским — это и вовсе раз плюнуть, языки похожие и имена тоже. Если есть Василий Дмитриев и Веселин Димитров — ну как немцу понять, кто тут русский, кто болгарин?
Ну и сюжетный поворот с отлетом каторжанина в Рейх — тоже, надо думать, форма пропаганды.
Ближе к вечеру я снова заглянул на огонек к силовикам и застал там тех же людей за тем же занятием.
— Здорова, — сказал я, — вы, гляжу, хорошо устроились: солдат режется в карты, а служба идет.
— Здорова, — сказал я, — вы, гляжу, хорошо устроились: солдат режется в карты, а служба идет.
— Да, служить у знатного Дома и жаловаться при этом — грех. Сыграешь с нами?
— Хм… Вы на деньги?
— Майн готт, нет, конечно же… Ну да ты же с амнезией, тебе простительно…
— Игра на деньги в вермахте — это дисциплинарное с понижением в звании всем игрокам без вариантов, — заметил Манфред, — а в пределах одной команды и вовсе аморально и деструктивно.
— А, ну тогда я с вами. Меня просто напрягло немного, как я подумал про игру на деньги, — выкрутился я.
Играли мы в бридж по не совсем обычным правилам и в две колоды, так что проигрывал обычно я.
— Видишь, если б мы играли на деньги, ты уже проиграл бы месячную зарплату и ненавидел бы за это половину из нас, — ухмыльнулся Курт. — Твоя раздача.
Я принялся тасовать колоду и невзначай спросил:
— Слушай, Конрад, а это вообще реально — прибить вендиго в рукопашном бою без ножика фюрера и «убера»?
Конрад заглянул в сданные ему карты и кивнул:
— Да, реально. Если на то пошло, то «убер» скорее помеха, обременительный он очень, в старых моделях особо и не ударишь. Я как-то лично встречал одного парня, бывшего морпеха, который убил вендиго ножом, будучи к тому же одноруким.
— Да ладно? — удивился я. — Просто я вот буквально только что просмотрел кинцо, в котором бывший морпех забил вендиго своим протезом, и это показалось мне ни хрена не правдоподобным.
— Ну так на то и кино, в реальной жизни таких вот зрелищных драк не бывает. А фильм этот я тоже смотрел, так вот тот парень, что я говорю, и есть прототип главного героя. Только там очень многое приукрашено. Начнем с того, что протезы, которыми вермахт обеспечивает покалеченных ветеранов, нельзя вот так просто взять и оторвать, они крепятся на солидном кожаном корсете, очень надежно и удобно. То есть, протез можно носить и без корсета, но это очень опасно, потому что если его и правда оторвать — вырвешь с мясом имплантированную в нерв проводку и тогда уже второй раз протез так просто не установить. И само собой, что это спалит твою страховку: вермахт покрывает все расходы, включая ремонт, обслуживание, лечение — но только при условии, что ты носишь корсет. Бескорсетное ношение разрешено только дома, да и то тебе придется доказывать в случае чего, что ты не мог предотвратить отрыв протеза и он произошел не по твоей вине…
— Понятно. Короче, выдумка сценариста, да?
— Ну как сказать… В реальности этот парень сунул протез в пасть вендиго и не дал вцепиться себе в горло зубами. Вендиго дважды выбивал у него нож из руки, пока они катались в обнимку. Короче, он потом долго лечился, а не как в фильме. Реальность — она не так зрелищна, вот режиссерам и приходится приукрашать. Но вообще он не один такой. В Сибири я как-то выпивал с одним стариком, который в молодости убил вендиго ломом, когда работал на прииске, притом при куче свидетелей. То есть, это не фантастика, настолько сильные, ловкие и смелые люди бывают и на самом деле.
— Понятно. — Я сбросил самую мусорную карту, отдав взятку Анджею, и спросил: — а вообще тот фильм близок к реальным событиям? Лыжница, швед, русский каторжник, все такое?
— И да, и нет. Лыжница на самом деле была, но она просто удрала от вендиго на лыжах и доставила сообщение на железнодорожную станцию, так как в реальности рации не было. Верней, была, но нерабочая. И лыжница была русской. Швед с винтовкой был, но не такой здоровяк, как в фильме, и топором он не махал, хотя двоих вендиго уложил. А морпех этот дрался с вендиго, спасая раненого шведа, а не девушку. То есть, сам видишь: прототипы событий и людей реальные, но общий ход истории изменен. И в итоге за ними прилетел цеппелин, сами они никуда ни на чем не улетали.
— Хм… А как же русский каторжник?
— Тоже реальный человек, и с ним я, кстати, тоже встречался лично. Его приключения — самая правдивая часть истории, там такая эпопея была, что сочинять что-то особо не пришлось. Даже рушащийся мост был, хоть и не прямо позади грузовика он обваливался… Только связанные с ним события происходили за двадцать лет до истории с самолетом и морпехом, это раз, он никогда не был каторжником, это два. За то, что он остался единственным выжившим из своего взвода, его никто не судил. Он действительно доставлял топливо на грузовике, но не на аэродром, а замерзающей автоколонне русских, получил за это орден, повышение, квартиру и три года к выслуге и к тому моменту, когда я с ним встретился — а дело было за два года до выхода фильма — служил в охране ближайшего города в чине капитана. Такие дела. А сценарист просто соединил две истории в одну… Но там было много украшательств еще со стороны русской пропаганды, которая сделала из этого человека героя. Ну то есть он и так герой — но у русских пропагандистов нет чувства меры. По официальной версии, он там забил кучу вендиго настольным бронзовым бюстом Николая Третьего, а перед этим перестрелял множество из нагана, когда они карабкались на грузовик. Но я, конечно, в это просто не поверил, и позднее он мне за рюмкой водки поведал настоящий ход событий. На самом деле вендиго было всего двое, и именно пытаясь стряхнуть их с грузовика, он и впаялся в дерево у деревни в трех километрах от застрявшей колонны. Одного застрелил, с другим играл в прятки и в итоге заманил его в подъезд трехэтажного дома, чтобы, находясь на лестничной клетке последнего этажа, сверху долбануть вендиго бронзовым бюстом, когда тот появится внизу. Но в итоге прыгнул сам, потому что если б бюстом не убил — это был бы конец. А так — переломал вендиго ребра и хребет и голову размозжил. Правда, это уже пропаганда придумала версию про бронзовый бюст царя, он намекнул, что на самом деле там был другой предмет… Ну а потом он пешком дошел до колонны, неся канистру с топливом, а колонна заправила тягач, который и притащил разбитый грузовик к колонне.
Словом, фильм оказался вроде бы и близким к историческим событиям, но с солидными искажениями и перекосами. Даже заслугу русской спортсменки, которая на лыжах ушла от вендиго, догоняющих грузовик, и то украли в пользу вымышленной немки. То ли режиссеру хорошо заплатили за такую злую пропаганду, то ли он сам русских не любит, потому как первый фильм про подлодку хоть и содержал кучу клюквы, но она хотя бы была крепко подслащенной. При том, что «Охота на красного Кашалота» была явно с очень солидным бюджетом — подлодка, декорации, замок, настоящие корабли, один из которых был при этом утоплен — выходит, что фильмы про очень никчемных русских не есть общепринятая практика.
Я еще поиграл в карты, а затем мы снова пошли в тир. Там я, стреляя из пистолета, тайком проверил, что попадаю в мишень даже с закрытыми глазами, не целясь.
— Да, кстати, Зигфрид, ты не поверишь, но вчера, почти аккурат, как ты ушел, Ирму Грезе вышвырнули.
— Правда, что ли? — сделал я большие глаза.
— Да, правда, лично видел, когда выходил в сад покурить, — сказал Аксель. — Ну как вышвырнули — выставили и все. Смотрю, а два лба из внутренней охраны ведут ведьму под руки к воротам. Просто вывели ее на улицу за ворота и закрыли за ней.
— А я говорил же, с какого-такого дива дивного граф вообразил, что ей можно доверять? — ухмыльнулся Конрад. — Кто был прав? Конрад был прав. Как в воду глядел.
Я поухмылялся вместе со всеми, притом вполне искренне: больше тут некому смотреть на меня, как на говно.
Утром случилось то, что и должно было случиться рано или поздно.
За мной пришли люди из Службы Безопасности Рейха.
Впрочем, черт оказался не так страшен, как его малюют: оба агента выглядели как вполне себе респектабельные, но неброские, ничем не примечательные господа. Хорошие пиджаки, совершенно стандартные прически, один в очках, делающих его похожим на учителя средней руки. А то, что у них умные, цепкие глаза, видно только вблизи.
Встреча состоялась в довольно большой комнате с длинным столом, что-то вроде зала, в котором часто изображаются совещания высшего руководства разных корпораций. При этом нам с агентами отведены места в одном конце стола друг напротив друга, а в другом конце довольно вольготно расположились сам граф, оба его сына и Брунгильда на своей мотоколяске. Еще у стены застыли два охранника «при параде», и я сразу отметил изменение: ранее охрана всегда присутствовала в режиме «вольно», то бишь охранники стояли, как им удобно, и с оружием в той или иной степени готовности. Сейчас оба застыли — ноги на ширине плеч, руки за спиной в замке, под мышками пистолеты в кобуре, но нет «дунклерхаммеров».
Итак, встреча проходит «под патронажем» графа, как я понимаю ситуацию. Наверно, это хорошо.
Войдя, я первым делом поздоровался с графом и прочими Айзенштайнами, адресовав полупоклон головой Брунгильде, затем поздоровался с агентами и сел напротив них.
— Здравствуйте, герр Нойманн фон Дойчланд, — сказал тот, которого я сразу определил как «старшего», — меня зовут Финч, а это мой коллега Кляйнер. Мы из СБР и хотим задать вам кое-какие вопросы касательно…
Тут дверь у меня за спиной распахнулась.
— Уф-ф, прошу прощения за опоздание, застрял в пробке! Ваша светлость, господа, герр Нойманн! — сказал вошедший, плюхнулся на стул возле меня и сообщил агентам: — Я Айсманн, юрист Дома Айзенштайн, по распоряжению его светлости представляю интересы герра Нойманна.
Я скосил глаза на Айсманна и узнал в нем того самого невысокого круглолицего очкарика с залысинами, с которым составлял доверенность на ведение моих дел.
Агенты выглядели сбитыми с толку и расстроенными.