Грязные, уставшие и потрёпанные, они брели по тракту и часто озирались. Олег был уверен, что за ними пошлют погоню или подготовят засаду впереди. Борцы непозволительно многое узнали, чтобы отпускать их живыми. К тому же Лёха рассказал об увиденном в церкви.
— Итак, соберём всё в кучу, — вздохнул Олег. — Боярин и церковники Залесного, возможно, со всем приходом спутались с нечистой силой. Похоже, она сокрыта в святых мощах, которые вовсе и не мощи, скорее всего, ну, али не мощи святого. Согласно услышанному, боярин извлекает силу из них путём кровавых жертвоприношений.
Евдокия перекрестилась, пробормотав что-то.
— Может статься, что не токмо через жертвоприношения, — предположила Ирина. — Не забывайте, как лжесвященник Лука усердно зазывал поклоняться у мощей. Паломники за сим наведывались в Залесное, и хворь была, так что у ложной святыни народ приходил искать исцеление. Получается, мощи вдобавок могли подпитываться извне чрез веру обманутых людей.
— Очень даже может быть. Ещё говоря о жертвоприношениях, — продолжал Олег. — Здесь моя первая догадка: в жертву приносились как кто-то из якобы пропавших без вести, так и из отшельники пУстыни. Алёшка подслушал, будто жертва должна обладать особой душой. Невинностью, святостью там или ещё чем в подобном духе. Сим объясняется, куда пропали почти все отшельники, так что на их месте оказались чудовища. Видимо, те останки, что под храмом нашлись, как раз являются телами сподвижников.
— Немыслимо, — не переставала поражаться Ирина. — До чего ужасающие злодеяния совершил боярин — тот, кому должно стоять на защите Отечества и поддерживать порядок. Божьих людей убивать яко языческий гонитель, антихрист настоящий. И под боком у государя…
— Кстати, отшельники-то не все похищены, — вспомнил Лёха. — Мы же видели, как один тронулся умом, а другой — был охренеть как напуган. Он будто знал, что за ним придут. Но почему-то не покидал пещеру. Ну, или ему кто-то не позволял это сделать. Тот демонический монах, например.
— Слухай, а боярин был с виду в своём уме? — поинтересовался Олег.
— Вроде как, — неуверенно ответил Лёха. — Командовал, говорил логически… э-э, то есть связно и последовательно. Кажется, он вполне отдавал отчёт в том, что делает.
— Господи, помилуй, — прошептал Олег. — Сей сумрак, некоторые чудища и вообще престранная сила — ничего подобного не встречал за все годы борьбы с нечистью, от других борцов о сём не слыхивал, и в книгах не читывал. Что же за нечистая сила проявилась в Залесном? Какова её природа?
— Весьма древняя магия, — задумчиво и даже мечтательно сказала Весняна. — Древнее того дня, когда последователи вашего Христа впервые показались на сих землях. Может статься, что старше ажно первых больших поселений на Руси. Да само название страны ещё впервые не слетело с человечьих уст, когда эта сила проявлялась…
— Так с чем мы имеем дело? — Ирина прервала разглагольствования русалки.
— Неведомо мне, — пожала плечами Весняна. — Чую токмо за всем тысячелетнюю глубину.
— Напомню, что поп болтал, что, типа, ещё один ритуал надо сделать, и высвободится вся мощь артефакта… э-э, ну, то есть мощей, — сказал Лёха. — Видно, для этого боярин сорвался в Залесное. И готов пойти на всё, чтобы довершить начатое. Кроме того, это имеет ещё и политический контекст…
— Чаго? — Едовкия потрясла кулаком. — Глаголь по-русски!
— Ох… Короче, Воротинскому сила нужна не просто так. Он намерен либо захватить власть в царстве, либо получить большее влияние на государя и других бояр. А учитывая, каким кровавым образом Воротинский получает эту силу, и что не брезгует прибегать к помощи чудовищ, вряд ли при обретении государственной власти его будет заботить благо людей. Нас всех ждёт что-то очень страшное.
«А есть ли разница? — возник в голове мысленный вопрос, сбив речь Лёхи. — Вот я рисую им жуткие картины будущего, но и сегодняшняя власть не из невинных овечек состоит и тоже много крови льёт. Разве что жертвоприношений не устраивают в привычном смысле слова».
— Беда, — Олег хлопнул в ладоши, — надобно как можно скорее остановить Воротинского. Токмо, боюсь, ежели мы и оторвёмся от погони, и пошлём государю весть быстрее ветра, то всё равно не успеем помешать нечистому умыслу. Когда царские стрельцы прибудут в Залесное, да хучь вся наша служба, к тому времени боярин осуществит свой замысел — принесёт последнюю жертву. Тогда али его уже не одолеть, али сразить получится ценой большой крови… Нельзя нам возвращаться в свою ставку.
— Как «нельзя»? — поразилась Весняна. — А куда тогда? Назад в Залесное что ли?
— Возможно, — промолвил Олег.
— Ну, дела! — покачала головой Евдокия. — Себя со стороны видели? Все побитые, как с войны обернулись. У Ирины нашей рана. Отдых всем необходим.
— Многого мне не надобно, — зевнула монахиня. — Токмо поспать самую малость, а дальше своим светом рану залечу. И вскоре восстановлюсь так, что сызнова смогу дать бой.
Евдокия всё ещё несла Ирину на спине. Девушка уткнулась в могучее, но такое тёплое и мягкое плечо, и проваливалась в полудрёму.
— Нет, необязательно прямо сейчас поворачивать в Залесное, — пробурчал Олег. — Но-о…
Удивительное дело, однако группа беспрепятственно дошла до перекрёстка, где билась с волколаками, а проверившая округу Весняна сказала, что погони всё нет.
— Чудно, — дивилась Евдокия. — Быть сего не может.
— Думаю, не обошлось без помощи Захара, — сказал Лёха. — Упрекайте меня в доверчивости сколько хотите, но я считаю, что это с позволения боярского сына мы так спокойно уходим. Может, соврал папке и погоню по ложному следу послал.
— Ежели добрый такой он, то непонятно, почему нечестивому батюшке прислуживает, — проворчала Евдокия.
Миновали перекрёсток и двинулись в сторону Московского уезда.
— Значит так, помог нам боярский сын али нет, однако едва ли в Залесном ожидают нашего скорого возвращения, — уверенно заговорил Олег. — Стало быть, есть у нас… это… как ты, Алёшка говоришь?.. Ну, слово такое мудрёное…
— Фактор внезапности?
— Да! Посему в ставку не возвращаемся, но и в Залесное прямо сейчас не пойдём. Надобно дух перевести. И поразмыслить, поразмыслить…
Ещё раз убедившись, что слежки нет, борцы попросту свернули в лес.
Он молился. В сотый раз повторял одни и те же строки, так что разум уже перестал распознавать смысл сказанного, но губы продолжали двигаться будто сами собой, рождая новые слова. Молящийся был подобен последнему воину на поле брани, ибо все соратники либо пали, либо в страхе бежали, побросав оружие. Только рать была не мирской, а духовной. Он молился, исполняя священный долг, хотя рядом не осталось никого из братьев. И он знал, что та же ужасающая участь вскоре постигнет его.
Слух уловил эхо шагов. За ним пришли. Вот они уже вошли в келью и разглядывают его. Неважно. Начнись хоть Второе пришествие — молитва должна звучать непрестанно, а если нечистая сила насильственно закроет уста, то пускай обращение исходит из глубин сердца. Они схватили его с двух сторон, и грубо потащили наружу.
После пещерной тьмы по глазам больно ударил дневной свет. Вокруг замелькали ветки, пожухлые травы и опавшие листья. Впереди мучительная смерть. Да будет так. Он смиренно и мужественно снесёт последние испытания подобно тому, как Спаситель сносил тяготы пути на Голгофу, а затем и казнь распятием. Главное, до предсмертного вздоха не терять духовную связь и молиться.
«Голгофой» оказался храм в Залесном. На его улицах больше не расхаживал народ, занимаясь повседневными делами; на торгу не слышно зазываний или споров купцов; не звенит церковный колокол, возвещая о службе. Последняя видимость жизни исчезла с улиц, жители поселения будто в спешке оставили город, побросав всё хозяйство, как если бы пришла чума или война. Но даже при них не бывает такого запустенья: вороны деловито хозяйничают во дворах, снуют брошенные животные; встречаются одиночки, которые не пожелали или не смогли уйти из дому. Нет, в Залесном не так — всё живое словно мигом испарилось.
Молящегося приволокли внутрь храма, с грохотом захлопнулись входные двери. Проходила служба, только не та, которая известна во всех церквях страны: не по православному обряду. И не по католическому, не похоже даже на что-либо из многообразия новомодного протестантства. Сегодняшнее богослужение совершалось впервые за многие века и вообще не имело отношения к христианству.
Облачённые в чёрные мантии люди хором и певуче читали что-то на незнакомом языке, то понижая голос до шёпота, то возвышая его до крика. Молящийся не видел их лиц — спрятаны за низко надвинутыми капюшонами. По бокам от алтаря, в котором сокрыты мощи, стояли боярин Михаил Андреевич, отец Лука и ещё один служитель. У последнего на поясе висели ножны с кинжалом. Как и во время обычной литургии, в зале горели свечи, кружил голову аромат благовоний, а с икон на чуждый сему месту обряд молчаливо и беспристрастно взирали ангелы.
Молящийся ненадолго пал духом, когда его волокли мимо иконостаса — взбрыкнулся и закричал, прося всех святых о заступничестве. Тщетно, ибо похитители легко совладали с несчастным, и протащили его последние несколько шагов. Здесь молящегося поставили на колени, так что седая борода уткнулась в поверхность алтаря. Приблизились боярин, отец Лука и служитель с кинжалом — обнажённым.
Не переставая произносить какую-то зловещую тарабарщину, служитель направил лезвие на шею молящегося. Похитители крепче сжали жертву, потому как по опыту знали, что за мгновения до мученической смерти жажда жизни может вскипеть даже в самых блаженных старцах, побудив к отчаянному сопротивлению. Служитель занёс кинжал, чтобы пронзить молящегося и окропить кровью жертвенник — в последний раз, необходимый для высвобождения древней силы. Капал пот со лба боярина, напряжённо следящего за судьбоносным моментом…
— Стой, — вдруг сказал отец Лука. — Подожди…
Служитель замер, не донеся кинжал до шеи молящегося. А лжесвященник подошёл к жертве, и сорвал с неё капюшон. Все увидели морщинистое лицо, на которое ниспадали спутанные белые волосы; помутневшие от почтенного возраста глаза, длинную седую бороду. Словом, настоящего отшельника узрели. И всё же Лука взволновался:
— Ты не из старцев! Кто… ты… такой?
Служитель, удерживающий «старца» за правую руку, охнул, закачался, и через пару секунд грохнулся на пол. Из-под неподвижного тела быстро растекалась лужа крови. А воздух у правой руки «старца» колебался как нагретый; можно было различить голубоватые отблески, скользящие вдоль незримого клинка. Одно движение молящегося левой рукой — и другой служитель отлетел к стене.
Быть боярину рассечённым магическим клинком, не успей отец Лука прикрыть волшебным щитом. Голубоватое лезвие скользнуло по невидимой преграде, и тогда лжесвященник воздушным потоком отбросил «старца» на несколько метров.
— Спрашиваешь, кто я такой? — сказал он, распрямляясь.
Несколько секунд назад «старец» казался покорившимся судьбе, ну или воле Божьей, а теперь с прытью молодого принял боевую стойку.
— Я…
«Старец» повернулся полубоком, магическим клинком очертил в воздухе витиеватую фигуру, сделал необычайно суровое выражение лица и пафосно произнёс:
— Я — Виктор Корнеплод!
Последовала короткая пауза. Боярин и отец Лука обменялись озадаченными взглядами.
— Чего?.. — вырвалось у Воротинского.
Ответом ему послужил очередной взмах магическим клинком. Судя по шуму позади «старца», в притворе тоже завязался бой.