- Кара ищет вас повсюду, - негромко сказал Шалго. - Куда вы запропастились?
- Шеф просил передать мне что-нибудь?
- Вам велено быть в десять часов в ресторане, - ответил Шалго. - Он желает с вами отужинать. Надеюсь, на вечер у вас больше не назначено никаких "деловых встреч"?
- Увы, я невезучий. Да и с кем?
Толстяк подмигнул лейтенанту и сказал доверительным тоном:
- Ну, скажем, с Илонкой? Как мне показалось, кое-кого весьма поглотила беседа с нею. Премиленькое существо. Не правда ли?
- Правда. Но только я не в ее вкусе.
- Она сказала?
- Да. Считает меня "охотником за черепами". И работа моя ей не нравится. - Фельмери бросил взгляд на часы. - Вы тоже приглашены на ужин?
- Нет, молодой человек. Я сегодня ужинаю в другом обществе.
Со стороны бара до них донесся громкий мужской смех. Шалго повернулся и долго разглядывал смеющихся. Это были высокий плечистый черноволосый мужчина и рыжий коротышка с фотоаппаратом. Сейчас они затеяли шутливый разговор с белокурой Эвочкой и официантом. Но вот Эва подхватила поднос и подошла к столику Фельмери.
- Кто эти бравые молодцы? - негромко спросил у нее Шалго.
- Журналисты, - ставя на стол рюмку коньяку, ответила официантка. Сегодня прибыли из Вены.
- Остановились в отеле?
- Не думаю. Янчи познакомил их с дядей Рустемом, и тот или уже достал, или обещал достать им комнату. А меня они прямо замучили расспросами. Убийством тем интересуются.
По тому, как у старого детектива по лбу вдруг побежали морщины, отчего лицо его стало сразу сосредоточенным, Фельмери понял, что ему не понравилось усердие рыжего официанта Янчи.
- Спасибо, доченька, - поблагодарил Шалго, рассчитался за коньяк, потом сказал девушке: - Кланяйся от меня отцу.
Не успела блондинка упорхнуть, как у стола появился медноволосый Янчи с двумя стаканами виски.
- Вы заказывали, молодой человек? - спросил Шалго у лейтенанта.
Фельмери покачал головой и с недоумением посмотрел на фамильярно осклабившегося официанта. У Янчи было бледное, нездоровое лицо с ввалившимися щеками.
- Это вам посылают те два господина, что сидят у бара, - пояснил Янчи.
- Кому "вам"? - Взгляд Шалго вдруг сделался на редкость цепким и колючим.
- Ну, вам. Сказали, венские журналисты желают, мол, угостить господ следователей. Они знают, что вы тут разматываете то мокрое дело. Классные парни. Можно поставить?
- Можно. Только не сюда, - сказал Шалго. - А туда, откуда принес.
- С чего это вы так? - удивился официант. - Они же с добром к вам!
- Давай, милый, давай! И побыстрее. Пока пинка не заработал.
Покраснев от обиды как рак, рыжеволосый гонец метнул полный презрения взгляд на Шалго и, видно, что-то хотел сказать в ответ, но передумал и молча удалился. Там, у бара он что-то сердито выкрикнул черноволосому здоровяку, тот посовещался немного со своим другом-коротышкой и, глуповато ухмыляясь и покачивая головой, сам двинулся в путь, к столику Шалго и Фельмери.
Разумеется, никто из остальных посетителей кафе ничего не заметил, к тому же в таком шуме трудно было расслышать хоть слово из разговора Шалго с официантом.
Плечистый мужчина еще издали начал учтиво кланяться, а подойдя поближе, заговорил:
- Verzeihen Sie, mein Name ist Walter Herzeg. Ich bin der Vertreter von Reuter, aus Wien. Darf ich Ihnen, Herr Professor Salgo, meinen Freund, Rudi Jellinek vorstellen? [Прошу прощения. Вальтер Герцег, венский корреспондент агентства Рейтер. Разрешите, господин профессор Шалго, представить вам моего друга Руди Еллинека? (нем.)]
- Bitte, womit kann ich dienen? [Пожалуйста, чем могу служить? (нем.)]
- Можно нам присесть на минутку к вашему столу? - продолжал по-немецки черноволосый. Фельмери пришлось напрячь слух, чтобы понять Вальтера Герцега, говорившего на венском диалекте. Шалго кивнул и отодвинулся вместе со стулом чуть в сторону, давая место незваным гостям. - Произошло досадное недоразумение, - тараторил Герцег. - Мы попросили официанта узнать, можем ли пригласить вас выпить с нами по стаканчику. А он не понял нас и поперся с этими дурацкими стаканами сюда. Разделяю ваше возмущение, профессор! Еще раз извините нас, пожалуйста. Вы нас прощаете, профессор?
- Хорошо, - кивнул Шалго. - Угодно еще что-нибудь?
- Насколько нам известно, вы руководите следствием по делу об убийстве господина Меннеля. Нам хотелось бы задать вам с связи с этим несколько вопросов.
- Вы ошибаетесь. Руководит следствием товарищ лейтенант. Я же только помогаю ему.
- Да, но нас информировали, что...
- Вы пользуетесь ненадежными источниками, господа. А вообще, я каждую среду устраиваю пресс-конференции. В двенадцать часов. Сегодня же воскресенье. - Шалго поднялся из-за стола. - Извините, господа. - Заметив, что Руди Еллинек взялся за фотоаппарат, Шалго с улыбкой посоветовал: - На вашем месте я бы воздержался...
Еллинек удивленно посмотрел на него.
- Я - военный объект, - пояснил Шалго. - У вас могут быть осложнения с властями. Прощайте, господа.
Он повернулся и, тяжело ступая, медленно пошел к выходу.
8
Оскар Шалго ужинал в этот вечер в ресторане в обществе Тибора Сюча. Музыканты - все в синих шелковых жилетах с множеством блестящих побрякушек - старались изо всех сил, желая повергнуть гостей в изумление виртуозным исполнением венгерских народных мелодий.
- Скажите, Тибор, вы не станете возражать, если я буду так, запросто, обращаться к вам? - спросил Шалго, пристально всматриваясь в лицо своего собеседника. - Как вы себе представляете свое будущее? - продолжал Шалго. - Почему я вас об этом спрашиваю? Потому что хорошее у вас было в свое время призвание! Вы, молодой человек, были врачом. Исцеляли людей! Не могу поверить, чтобы вы навсегда отвернулись от своего призвания!..
- Говорите, будущее? - переспросил Сюч. Достав из мельхиорового стаканчика деревянную зубочистку, он принялся машинально ковырять ею цветастую скатерть. - Когда-то я играл в эту занятную игру - загадывать будущее. Как в кубики. С утра до вечера только и слышал: "Учись, сынок, учись. Теперь будущее в наших руках". Все тогда так говорили. И мой старик тоже. Он у меня аптекарем был, а в свое время врачом мечтал стать. Не его вина, что до врача он так и не дошел. На аптекаре остановился. Наверняка думал: "Ничего, зато мой сын далеко пойдет". Господи, если бы вам сейчас рассказать, как бился отец за эту свою мечту! Никогда не занимался он политикой, а тут решил вступить в коммунистическую партию. Не побоялся! Хотя и знал, что проклянут его за это родные братья и сестры. Для чего вступал? Только ради того, чтобы мне с моим мелкобуржуазным происхождением не было препон для поступления в институт. Партия, конечно, от его членства мало что выиграла. Но и отцу не пришлось краснеть перед партией после разгрома мятежа в пятьдесят шестом. Он, не в пример иным нынешним краснобаям, не порвал и не сжег свой партбилет. А между прочим, в то время я, его родной сынок, сидел за решеткой!..
- А в самом деле, почему вы не сбежали за границу во время мятежа?
- Мог. Вполне. Но скажи я вам - не поверите!
- Отчего же? Может, и поверю.
- Из-за отца. - Зубочистка продолжала выписывать на скатерти какие-то незримые письмена, а на морщинистом лице Тибора застыла горестная улыбка. - Мятежники выпустили из тюрем всех уголовников. В том числе и меня. Сказали: "Благодари нас, дружок, вот тебе оружие, давай вставай на баррикаду". А я - нет! Я пошел домой. Отец мне твердил: "Не забудь, что ты преступник, но мы не контрреволюционеры. Никакого отношения к этой заварухе не имеем!" Ну, когда мятеж подавили, спрашиваю я у отца: "Что мне теперь делать? Ведь мне еще четыре с половиной года осталось отсидеть! И даже после отбытия наказания еще целых три года я не смогу работать врачом. А граница пока еще открыта..." "Верно, - говорит отец, - если не хочешь больше увидеть меня в живых, беги". И я остался.
- Вы так говорите, Тибор, словно хлебнули натощак стаканчик настойки горькой полыни, - сказал Шалго. - Конечно, от жизни вам досталось вдоволь и пинков и ударов...