Марина сбегала в коридор, впустила в квартиру Бориса и по пути мельком взглянула на висевшие на кухне часы.
«Двадцать минут четвертого, — с тревогой подумала она, — видно, и впрямь случилось что-то непредвиденное. Раньше меня в это время никогда не трогали. Даже не звонили».
Проводив Бориса к себе и усадив его в тощенькое продавленное кресло — Капустинская уже сидела, заложив ногу за ногу, у нее на кровати, — Марина выжидательно посмотрела на своих коллег по агентству.
Ну?
Баранки гну, — сказала Валентина. — Давай, Летова, собирайся. Ехать пора. К тому же у тебя не поговоришь — предки твои небось сидят сейчас — ушки на макушке, а в таких домах, как этот, никакой звукоизоляции, а стало быть, — Валентина басовито хохотнула, — и никакой конспирации. Давай одевайся скорей — а ты, Борька, отвернись — видишь, девушка стесняется…
Ровно через четверть часа из плохо освещенного подъезда в холодную февральскую ночь вышли три человека и направились к темной, обсыпанной ледяной крупой машине. Как обычно это бывает в феврале, зима по ночам брала свое, хотя днем сквозь низкие облака временами пробивалось уже по-весеннему яркое солнце.
Пока Борис прогревал мотор и вытирал запотевшее стекло тряпкой, Валентина в нескольких словах рассказала Марине о последнем разговоре с Шиловой.
Хотя в салоне было холодно, как в нетопленой деревенской бане, Маринка с силой рванула стягивавший горло шарф: после рассказа Капустинской ей сразу сделалось жарко и стало нечем дышать.
Ну-ну, успокойся, — сказала Валечка, протягивая ей какой-то холодный и гладкий на ощупь предмет. — Глотни-ка вот лучше и закури — мозги на место и встанут.
Марина схватила металлическую плоскую фляжку — один из многочисленных трофеев Бориса, которые тот привез домой, увольняясь из армии, и сделала большой-пребольшой глоток. Сделала и чуть не задохнулась снова — жидкость, которую она выпила, огненной лавой ожгла ей пищевод до самого желудка.
Что это? — прохрипела она, кашляя, мотая головой и хлопая ладонью себя по груди. — Я думала, «Монастырское»…
Для тебя, Мариш, «Монастырское» сейчас — что слону дробина. Это, девушка, чистый спирт. — Борис нажал на педаль газа, и «москвич», переваливаясь на неровностях и выбоинах в асфальте, выкатился со двора и, чуть подрагивая корпусом, припустил по пустынной улице. Капустинская, раскурив сигарету, заботливо вложила её Летовой в рот.
Куда же мы сейчас едем? — спросила Марина, которая, сделав пару затяжек, и вправду почувствовала себя лучше.
Кортнева твоего выручать! — воскликнула Валечка, тоже закуривая. — Куда ж еще? Считай, что Шилова на него заказ уже выдала. Как говорит лидер ЛДПР Жирик, это однозначно. Так что давай выкладывай адрес своего любовника — может, он еще там…
У Валечки просто не повернулся язык сказать: «Может, он ещё жив». Зная Шилову и ее способность мгновенно наносить удары, Капустинская отнюдь не исключала того, что, приехав на квартиру к Кортневу, они могли обнаружить там его хладный труп.
Что же ты раньше молчала? — вспылила Летова и блестящими от гнева глазами посмотрела на Валентину. — Надо было сразу позвонить Игорю — от меня. Он бы уехал куда-нибудь, скрылся на время.
Куда же он, интересно, уехал бы — среди ночи? — удивилась Валентина и, всплеснув руками, задела рдеющим концом сигареты обивку сиденья, отчего в салоне во все стороны полетели искры — как от костра. — К матери, что ли? Черта с два он будет её подставлять. Ему сначала надо найти надежное убежище, где можно отсидеться — и только потом сматывать удочки.
Маринка понурилась, склонилась к окну лбом и принялась чертить пальчиком на запотевшем стекле какие-то узоры.
Он к Штерну поедет, — сказала она, наконец. — Уж я-то знаю.
Почему к Штерну? — поинтересовался Борис, ловя её взгляд в зеркальце заднего вида. — Насколько я понимаю, у Штерна самого под ногами земля горит. Шилова ведь считает, что Штерн фальшивые доллары делал и Игорька к этому приучил — все равно что к наркотикам. Короче говоря, испортил мальчика. Ей теперь надо и Штерна убирать: вдруг его менты заметут и он расколется, скажет, что они с мужем Шиловой вместе работали. Представляешь, какой скандалище будет — и какой удар по репутации Шиловой? Она такого позволить не может. Шилова сейчас будет действовать по принципу: убивайте всех, а уж Господь на небе решит, кто виновен, а кто — нет.
Правильно, — подала голос Валентина. — Ты думаешь, почему мы в первую очередь к тебе приехали? За тебя боялись. Ведь Шилова — что бы она там ни говорила — может отдать приказ и с тобой расправиться. Во-первых, ты слишком много знаешь, ну а во-вторых — она, боюсь, никак не может отделаться от мысли, что это ты подбила Игорька на побег из ее золоченой клетки. Не забывай об этом, Мариночка!
Мариночка ни о чём не забывала. Она до мелочей помнила, как они с Игорем предавались любви на её узком и не слишком приспособленном к любовным играм диванчике. Но она также помнила и о том, о чем пока не имели представления ни Борис, ни Валентина.
Скажите, ребята, а вы и вправду верите, что Кортнев делал со Штерном фальшивые баксы? Или это, может быть, все-таки измышления Шиловой? — негромко спросила она, продолжая чертить пальцем на стекле иероглифы, которые — на удивление — сами собой складывались в имя — «Игорь».
Борис и Капустинская молчали долго — минуту или более. Ими, казалось, неожиданно овладела немота, хотя минуту назад они говорили, не умолкая и даже перебивая друг друга.
Ты, Мариш, не строй понапрасну иллюзий, ладно? — произнес с сочувствием в голосе Борис, когда минута молчания закончилась. — Я понимаю, что Кортнев тебе нравится и все такое, но правда — если следовать, конечно, логике, а не поддаваться чувствам — выглядит весьма неприглядно. Кортнев женился на Шиловой ради денег, но, когда понял, что денег ему от нее не видать, решил поправить свои денежные дела другим путем. Тут-то, по-видимому, и подвернулся ему Штерн со своим «проектом», и они на паях сняли квартиру, чтобы там без помех заниматься своим делом. Оттого-то Кортнев особенно и не маскировался, когда ездил на 1-ю Железнодорожную. Что ему могли вменить в вину? Шашни с какой-нибудь девицей, не более. В крайнем случае — с молодым человеком, но педики, как известно, законом сейчас не преследуются… Не мог же он ожидать, что Шилова приговорит его за супружескую неверность к смерти… Я правильно говорю? — Борис чуть повернул голову в сторону Капустинской.
Та промолчала и лишь утвердительно кивнула головой.
В таком случае, — печально сказала Марина, — я знаю, где Игорь Кортнев присмотрел себе убежище. В Австралии. Я видела у него в комнате на столе фирменный конверт авиакомпании «Пан-Америкэн». А когда чистила его пиджак, обнаружила у него в кармане иностранный паспорт с открытой визой, выданный австралийским посольством. В сущности, он может вылететь туда в любой момент — хоть сегодня. Все зависит от того, какая дата проставлена у него в билете. Что же касается Штерна… Я почти уверена, что они собрались туда вместе. Вот почему он, скорее всего, сначала поедет к Штерну — чтобы оттуда, уже вдвоём, отправиться в Шереметьево.
Значит, он типа крутил с тобой любовь, а сам думал о том, как станет просаживать свои грины в кабаках Мельбурна в компании какой-нибудь австралиечки? — произнесла Капустинская, брезгливо скривив губы. — Вот они, мужики, каковы. Все одинаковы — и мой муженек, жалкий нотариус, и вице-президент компании «Троя» красавец Кортнев, и художник Штерн, ставший фальшивомонетчиком. Вот ужас-то!
Достав фляжку со спиртом и основательно к ней приложившись, Капустинская добавила:
Поживу ещё немного, полюбуюсь на этих скотов в штанах — и подамся в лесбиянки. Пойдёшь со мной, Маринад? Будем в ночной кабак для лесбиянок ходить — на площади Ильича. «Счастливый шанс» называется — слыхала?
А я его не виню, — не обращая внимания на злые слова Капустинской, сказала Марина, хотя у неё на глаза навернулись слёзы. — Думаю, что жизнь его не очень-то баловала, а главное — в ней не было любви. Ведь он женился на Шиловой, а она — все равно что злая волшебница — недаром ей вампиры служат! — Ну все, — пробурчал Борис, — пошла писать губерния… Все мужики — сволочи, лесбиянка — лучший человек, Шилова — злая волшебница… Просто уши вянут от ваших разговоров. Но не рано ли вы, бабенгаген, начали расслабляться и нести всякую чушь? Делом надо заниматься, делом! Вот он — дом Кортнева — до него, во всяком случае, мы добрались. — Борис ткнул пальцем в здание, которое Марина в темноте поначалу не узнала.
Остановив машину, не заезжая во двор, он сказал:
Сделаем так. Ты, Валентина, останешься в машине. Мы с Летовой войдем в дом. Она выйдет на нужном этаже — Кортнев ведь дал ей ключ, — а я поднимусь на лифте этажом выше и потом тихонько спущусь по лестнице. Если услышу что-нибудь подозрительное — буду действовать по обстоятельствам. Возражений нет?
Возражений не последовало. Валентина, правда, стала брюзжать, что «действовать по обстоятельствам» — это значит действовать непрофессионально, потому что у профессионала каждый ходнаперед просчитан, но этим дело и ограничилось. Никто из них не знал, что могло ожидать их за дверью квартиры Кортнева, а потому и «просчитывать», как того требовала Валентина, было нечего.
С дрожью в руках Марина сунула в замочную скважину ключ, открыла дверь и вошла.
В квартире было пусто — ни Кортнева, ни его вещей. Даже намека на то, что Игорь провел здесь несколько часов, обнаружить было невозможно. Марина открыла дверь на лестничную площадку и свистнула: по лестнице спустился, прогрохотав по ступеням ботинками на толстой подошве, Борис.
Нет здесь никого, — с грустью поведала Борису Маринка. — Уехал он так что зря я за него волновалась.
М-да, действительно — уехал. Только вот куда?.. — Борис глубокомысленно потер подбородок, потом оглянулся и сказал: — Но что же мы в темноте-то стоим? Надо свет зажечь — глядишь, что-нибудь и найдём.
Вспыхнул свет, и Марина сразу прошла к столу, на котором еще вчера лежали конверты с авиабилетами компании «Пан-Америкэн». Теперь конвертов не было, зато чуть сбоку, на краю стола, стояла ваза, под которой белел клочок бумаги. Трепещущими пальцами девушка выхватила крохотный листочек и прочитала:
«Уехал к Ш. через два часа после твоего ухода. Если хочешь — приезжай. Игорь». Далее следовали подробные объяснения, как найти дом и квартиру этого самого Ш., и совсем мелко был проставлен номер телефона.
Марина взяла бумагу, засунула её в карман джинсов и молча двинулась к выходу. Борис последовал за ней, хорошо понимая состояние девушки. Если Кортнев и в самом деле собирался в ближайшее время свалить в Австралию, получалось, что он приглашал Маринку на проводы — так сказать, проводы любви.
Ну и куда теперь? — бодрым голосом поинтересовалась Валентина, прочитав записку, которую сунула ей Летова. — Может, Кортнева и не надо больше охранять? Теперь он не один, а вместе с другом и, скорее всего, пакует чемоданы. Получишь шанс посидеть на одном из них — чтобы замки закрылись. У них со Штерном этих фальшивых долларов, надо полагать, несколько миллионов.
Вы — как хотите, а я поеду, — глядя прямо перед собой, сухо сказала Марина. — Такси возьму. — Летова сделала попытку выбраться из машины. Хотя, судя по часам, была уже половина пятого утра, на улице стояла все такая же непроглядная темень зимней ночи. Борис, перегнувшись через спинку сиденья, поймал Маринку за запястье и удержал на месте.
Сиди, — коротко скомандовал он, после чего, одарив нелюбезным взглядом Капустинскую, покрутил у виска пальцем.
Что, не понимаешь, утонченная натура? Девушке надо повидаться со своим парнем. Он же вроде в Австралию уезжает. И, по-видимому, всерьез и на долго. Ей попрощаться с ним хочется — чтобы все по-доброму было, по-людски. А не как у собак — сунули, вынули — и разбежались в разные стороны.
Обе женщины покраснели — Капустинская от злости, а Маринка по той причине, что ее интимное сближение с Кортневым ни для Бориса, ни для Валечки не было, судя по всему, секретом.
К тому же, — продолжал Борис, нажимая на педаль газа, — неизвестно еще, как все сложится у Штерна. За ним ведь тоже охотятся. А Летова, получив у Шиловой три тысячи баксов и поделившись с нами, можно сказать, заплатила нам за охрану господина вице-президента. По крайней мере, до того момента, пока он не усядется в самолет. Так что, Маришка, давай адрес — поедем в гости к фальшивомонетчику Штерну.
Чтобы добраться от станции метро «Бабушкинская» до улицы Хулиана Гримау, им понадобилось минут сорок пять, хотя транспорта в этот час почти не было и улицы выглядели пустынно.
Когда впереди огромным диском замаячил памятник Хо Ши Мину, Борис свернул налево, проехал еще немного, потом опять свернул налево и заехал прямиком во двор, который оказался довольно просторным, хотя стоявшие вокруг пятиэтажки напоминали сильно увеличенные в размерах голубятни, и оставалось только удивляться, что в них могут жить люди.