заметили, роль "буферного национального инструмента",
сориентированного во внешней и во внутренней политике наподобие наших
режимов, построенных на безусловном примате личности. В этом смысле я
полностью согласен с Вами, что лидером Хорватии, ее вождем должен
быть провозглашен Анте Павелич, а его усташи должны создать
формирования, подобные гвардии "черных рубашек" у Вас и охранных
отрядов партии, иначе говоря СС, у нас.
Поверьте, мой дорогой дуче, речь не шла и не идет о том, чтобы
проводить в Хорватии особую, "немецкую" линию; речь идет о том, чтобы
возможно мобильней и оперативней решить все вопросы, которые могут
возникнуть перед началом "Операции-25". Речь идет о том, чтобы
обеспечить вражеский тыл надежными людьми, нашей "пятой колонной",
которая встретит армии Германии (они войдут в свои словенские земли и
оккупируют сербские земли) и Италии (они присоединят по праву
принадлежащие им земли Далмации) цветами, а не очередями из
автоматов. Только в этом смысл и задача деятельности третьеразрядного
чиновника министерства иностранных дел Веезенмайера, только в этом и
ни в чем другом. Ни о каких попытках создать в Хорватии движение,
отвечающее германским интересам, движение, которое игнорировало бы
роль Италии в южнославянском вопросе, не могло и не может быть речи.
Однако, по словам моих сотрудников, если сейчас начать
координацию деятельности Веезенмайера с Вашими соответствующими
службами, мы можем потерять самое драгоценное и невосполнимое в дни,
предшествующие кампании, - время. Поэтому прошу Вас поверить мне, что
все, скрепленное нашими подписями, свято для меня. Поэтому у Вас не
должно быть ни грана беспокойства по поводу интересов Вашей великой
нации и Вашего великого общенационального движения фашизма. Я хочу
закончить мое письмо словами китайского мудреца Конфуция. Он
утверждал, что "полезных друзей три и вредных три. Полезные друзья
это друг прямой, друг искренний и друг, много слышавший. Вредные
друзья - это друг лицемерный, друг льстивый и друг болтливый".
Провидение оградило нас от последних трех "друзей". Мы были и будем
вместе. Наши задачи едины.
Я шлю Вам самые горячие приветы.
Искренне Ваш
Адольф Гитлер,
рейхсканцлер".
Разнос, который получил рейхсминистр иностранных дел от фюрера за неумение конспирировать работу, за головотяпство и отсутствие должной бдительности, был в еще более резкой форме обрушен Риббентропом на Веезенмайера. В своей новой шифровке он отвергал самого себя. Он приказал прервать все отношения как с мачековцами, так и с усташами Павелича. Он приказал сосредоточить работу на военных аспектах проблемы. "Не лезьте в сферу высокой политики. Знайте свое место. Я не Юпитер, но вы тем не менее играете роль быка. Впредь я приказываю вам выполнять лишь то, что предписано!" Риббентроп потребовал от Веезенмайера немедленного контакта с итальянским консулом в Загребе для личного объяснения и налаживания обмена информацией.
Проклиная все и вся, Веезенмайер отправился в итальянское консульство, но там ему сказали, что сеньор Гобби выехал на границу и должен ночевать в Фиуме, принимая пароход с теми итальянскими гражданами, которые сегодня покинули Югославию.
Веезенмайер приказал приготовить ему машину, чтобы срочно выехать в Фиуме, договорившись предварительно с ведомством бана Шубашича о беспрепятственном пересечении границы в ту и другую сторону.
Таким образом, ужин с Везичем, которого он ждал, встреча с Евгеном Грацем и с доктором Нусичем, беседа с Марианом Доланским, которого Веезенмайер мнил будущим начальником генштаба хорватской армии, не интересовали его более.
Уже спускаясь в автомобиль, он сказал Фохту:
- Все наши наиболее явные контакты порвите; компрометирующие изолируйте.
В машине, прежде чем сказать шоферу, по какой дороге ехать к итальянской границе, Веезенмайер в мгновенном озарении увидел себя и свою роль в "хорватском вопросе", и злость, которая охватила его после того, как он прочитал последнюю шифровку Риббентропа, сменилась страхом: на него теперь можно свалить ответственность за все, что бы здесь ни случилось. А случиться может всякое: славяне ведь, с ними черт должен в прятки играть, а не ариец с его логикой.
Нет, он не имеет права обижаться на Риббентропа, который не захотел принять Хорватию из его, Веезенмайера, рук. В политике вообще нельзя обижаться, это чревато гибелью или позором. Политика - это спорт, состязание, схватка. Только если победившего бегуна или тяжеловеса награждают медалью, а проигравшего перестают замечать, то в политике проигравший обязан исчезнуть, целесообразнее причем его полное, физическое исчезновение. А он не хочет исчезать! Он не хочет отвечать за ошибки других! Он хочет жить и ощущать свое "я"! И он должен сражаться за это до конца, до победы!
- Поезжайте в Надбискупский двор*, - внезапно приказал Веезенмайер. И подождите меня где-нибудь неподалеку. Поднимитесь вверх по Каптолу и сверните потом на Опатичку. Я вас там найду. На площади не стойте, не надо.
_______________
* Резиденция загребского архиепископа.
Хотя Мачек дал гарантию, что группа Веезенмайера будет работать в полной безопасности и никаких инцидентов здесь - в отличие от Белграда быть не может, тем не менее Веезенмайер всегда и всюду следовал правилу: "Не надо искушать судьбу даже в мелочах, и б о г л а в н о е предопределено роком и против этого г л а в н о г о нет смысла восставать. Дипломат и разведчик может быть повергнут, но даже при этом он не имеет права быть смешным, если мечтает вновь подняться".