- Когда?
- В двадцать третьем. Я был уже приват-доцентом, но эмигрантам не верят. Не верят в Европе русскому диплому, надо сдавать экзамены за университет, как юноше, заново.
- Вы действительно верили в теорию евразийства?
- Действительно верил.
- Бывали в Союзе?
- Нет.
Когда они вышли из кабаре, Штирлиц спросил:
- Вы давно с нами по-настоящему?
- А вы?
Штирлиц рассмеялся - вопрос Родыгина показался ему злым, да он, видимо, таким и был на самом деле.
- Если бы я заговорил по-русски, - спросил он, - вы бы изменили свое отношение ко мне, Василий Платонович?
- Я, знаете ли, противник допуска нереальных возможностей.
- Прагматик вы...
- Прагматик.
- А разве у вас есть прагматики? Вы ведь все материалистические идеалисты, нет?
- Вам бы философские трактаты сочинять, а не в гестапо работать, так же зло ответил Родыгин.
- Я не из гестапо. Почему вы решили, что я из гестапо?
- Так ведь спутник ваш представился генералу Попову. А эмиграция секретов хранить не умеет: чем важней секрет, тем быстрее он становится всеобщим достоянием.
- Чем это объяснить?
- Легко объяснимо. Люди изверились, а домой-то хочется, но не ползком, а на коне; не изгоями, а господами. Ну и ждут. От кого угодно ждут, от кого угодно примут, от дьявола примут, только бы победителем домой.
- Все?
- Умные нет... Но и с дураками ведь надо считаться ввиду их численного превосходства. Кто послабее, тот в такси, половым, курьером, кто посильнее, но глуп, тот ждет, затаился.
- Как я слышал, Деникин обратился с призывом не сотрудничать с национал-социализмом...
- Разве Деникин страшен?
- А нет?
- Нет. Он, хотите того или не хотите, интеллигент. Деникинцы страшны...
- Тоже верно. А за то, что я спросил, давно ли вы помогаете Союзу, не сердитесь. Чем дольше человек связан с разведкой, тем больше он имеет шансов попасть под колпак.
- Я по-настоящему помогаю родине с того дня, когда в Испании начался мятеж фашистов. Подумывать начал об этом, прочитав "Майн кампф" и встретив генерала Кутепова. Кутеповцы эту книжку штудировали весьма старательно.
- Особенно раздел "восточной политики"?
- Нет. Они штудировали в основном "французский раздел". А меня все разделы отвращают. Все до единого. Нация, которая приняла доктрину сумасшедшего и орет в его честь здравицы, должна быть так проучена, чтобы у внуков кости трещали.
- А внуки-то при чем?
- При том, - убежденно сказал Родыгин. - У внуков ведь тоже внуки родятся.
- Вы здорово играете свою роль, Василий Платонович. Я. признаться, поначалу решил, что вы действительно германофил до мозга костей.
- Если бы вашего меньшого брата забили насмерть в Дахау, вы бы тоже какую угодно роль сыграли.
Они молча шли по тихой ночной Илице.
- Понятно, - сказал наконец Штирлиц. - Чтобы впредь нам было удобней встречаться, давайте-ка завтра позвоните, и я вызову вас на ленч. Со мной будет коллега, он действительно из гестапо. Я при нем приглашу вас к сотрудничеству, и вы пойдете на это. Тогда я смогу видеться с вами вне зависимости от места и времени. Договорились?
- Если вы считаете это нужным...
- Считаю. И второе. Постарайтесь вспомнить всех ваших здешних добрых знакомых, которые имеют серьезный вес в Загребе. Они могут помочь в нашем с вами деле. Люди здесь понимают, что дело пахнет войной?
- По-моему, нет.
- Будут югославы драться, если Гитлер начнет войну?
- А начнет?
- Не знаю.
- Если им дать хорошее оружие и организовать в колонны, они будут стоять насмерть, - убежденно сказал Родыгин.
- Будут стоять насмерть, - задумчиво повторил Штирлиц.
- Я позвоню вам завтра в девять.
- Договорились.
- Меня просили задать вам вопрос...
- Кто? Центр?
- Нет.