- Через десять дней Загреб станет нашим домом, Штирлиц. А может, несколько раньше.
"Ц е н т р.
Веезенмайер сообщил, что в течение ближайших десяти дней Загреб
"станет немецким".
Ю с т а с".
Штирлиц, однако, не предполагал, что его сообщение о "русско-английских контактах" вызовет еще одну реакцию Шелленберга неожиданную, странную и столь же молниеносную.
"Штирлицу.
Строго секретно.
Вручить лично.
По прочтении уничтожить.
По нашим сведениям, в Сараево, в отеле "Европа", живет профессор
лингвистики Шанхайского университета Чжан Бо-ли. Вам необходимо
встретиться с ним и провести беседу. Главные интересующие нас
вопросы: согласен ли он с официальной расовой теорией НСДАП? Готов ли
он поддерживать тесные отношения с нашими учеными, работающими в
области изучения Азиатского континента вообще и Китая в частности?
Шелленберг".
Генеральный консул Фрейндт смотрел на Штирлица выжидающе: он передавал ему уже третью шифровку, и тот не считал нужным ни словом обмолвиться о содержании указаний, поступивших из Берлина. Штирлиц понимал, что этим своим молчанием он унижает генерального консула и может при определенных обстоятельствах лишиться его поддержки, а помощь такого человека, как Фрейндт, имеет большое значение. Однако Штирлиц понимал и то, что, открой он Фрейндту содержание шифровок, тот - если он человек гестапо - может сразу же сообщить в Берлин о "болтливости сотрудника разведки и неумении хранить государственную тайну".
- Как звонить в Сараево? Отель "Европа"? - спросил Штирлиц, недоуменно пожав плечами после вторичного прочтения шифровки.
- Что-нибудь срочное? - поинтересовался генконсул, отыскивая в справочнике телефон отеля.
- У них там семь пятниц на неделе. Своих дел невпроворот, а тут... В восемь утра - одно, в девять у Веезенмайера - второе, в десять у вас третье.
- Телефон "Европы" 92-56.
- Спасибо.
Штирлиц заказал срочный разговор с Сараево. Связь дали через пять минут.
- Добрый день! Скажите, пожалуйста, - спросил Штирлиц портье, - в каком номере живет господин Чжан Бо-ли?
- Господин Чжан Бо-ли уже не живет здесь.
- Господин Чжан Бо-ли уже не живет здесь, - удовлетворенно повторил Штирлиц, решив, что это достаточный повод, чтобы радировать Шелленбергу о невозможности встречи с китайским ученым из-за ошибочных данных, переданных Берлином.
- Он переехал в более дешевый отель, - продолжал портье. - Номер его телефона 25-41.
"Будь проклят их сервис, - озлился Штирлиц, - кто его тянул за язык? Не живет в "Европе", и слава богу!"
Он взглянул на генконсула и не увидел в его глазах той колючей, хотя и уважительной настороженности, которая была, когда тот передавал оберштурмбанфюреру СС шифровку из Берлина. Фрейндту стало ясно, что шифровка никак не касается работы его учреждения, и он почувствовал, что Штирлиц неспроста позвонил в Сараево из его кабинета, оказывая ему этим знак истинно товарищеского доверия.
- Я отправлю телеграмму в Берлин, с вашего позволения? - спросил Штирлиц.
- Конечно. Ее немедленно зашифруют.
- Не надо. У меня свой код. А вот молнией пусть передадут, за это истинное спасибо вам.
"Шелленбергу.
Идет активная работа с Везичем по поводу русско-английских
контактов. Провожу беседы с русским ученым Родыгиным, который дал
согласие сотрудничать с нами. Нельзя ли встретиться с китайцем позже?
Штирлиц".
Штирлиц не знал, да и не мог, безусловно, знать о разговоре, который состоялся двадцать седьмого марта между Гейдрихом и Шелленбергом о возможном столкновении арийцев с азиатами на территории России, где-то за Уралом, после победы над большевиками. В суматохе дел Шелленберг не смог проследить за шифровками, которые он отправил в Лиссабон, Виши и Цюрих. Да и Гейдрих забыл об этом разговоре, потому что фюрер требовал ежедневных отчетов о том, как идет подготовка к югославской "Операции-25" и греческой "Марита". Однако после того, как Гальдер доложил Гитлеру, что передислокация войск практически закончена и что сейчас пошел отсчет на часы, фюрер вновь вернулся к детальному рассмотрению плана "Барбаросса" и в разговоре с Гиммлером поинтересовался, какие новости у специалистов по Дальнему Востоку, которые анализируют возможность и последствия встречи вермахта и желтых полчищ на территории России после блицкрига. Это особенно волновало Гитлера сейчас, поскольку агентура Риббентропа донесла, что министр иностранных дел Японии Мацуока ведет предварительные переговоры с Москвой, а цель этих переговоров, как предполагали эксперты, - заключение пакта о нейтралитете с Кремлем.
Значит, надо думать обо всех силах на Азиатском континенте, которые могут оказаться для Берлина противовесом в его отношениях с Токио.
Учитывая также сообщения о контактах русских и англичан в Белграде, необходимо было выяснить все о ситуации на Дальнем Востоке, и не только сегодняшней, очевидно, но и о той, которая может возникнуть в будущем. Фюрер дал понять Гиммлеру, что оптимальным вариантом было бы противопоставление двум европейским фронтам мощного фронта в Азии - этого Россия не выдержит.
Гиммлер вызвал Гейдриха; тот, в свою очередь, распек Шелленберга; и сразу же после разговора шефа РСХА с начальником политической разведки в разные города мира полетели шифровки с повторными запросами, и в ответах, полученных из двенадцати стран мира, фигурировала фамилия лингвиста Чжан Бо-ли, работавшего ныне в библиотеках Югославии после прохождения трехмесячной практики в Софии. Резидент СД в Виши сообщил, что, по сведениям, полученным от китайской агентуры, из тех, кто учился во французских университетах еще до начала войны, Чжан Бо-ли относится к тому типу ученых, которые занялись наукой, будучи отринутыми от практики политической борьбы, ибо сначала он примыкал к группе левых коммунистов, потом увлекся великоханьской, расистской доктриной, а затем уехал в Европу, чтобы написать монографию по истории китайской лингвистики и ее первородстве в сравнении с японской иероглификой.
"Штирлицу.
Вручить лично.
По поводу китайского ученого. Извольте выполнять приказы
немедленно и беспрекословно.
Шелленберг".
Штирлиц, чертыхаясь, взял мощный "мерседес", любезно предложенный ему генеральным консулом, потерял полчаса, разыскивая Родыгина, и только потом выехал из Загреба. Он несся по узкой горной дороге на максимальной скорости и через шесть часов был в Сараево. Город поразил его мощью мечети Бегова джамиля, протяжными криками муэдзинов, возвещавших время намаза; паранджами на лицах женщин, и ему даже показалось, что каким-то чудом он оказался в Константинополе, а не в сердце Боснии, близ подножия Черных гор - очага славянской культуры на Балканах.
Штирлиц позвонил к Чжан Бо-ли и договорился о встрече. Они увиделись в маленьком кафе на узенькой, чисто мусульманской улочке Куюнджилук. Штирлиц рассчитывал, что разговор будет коротким и конкретным. Однако Чжан Бо-ли, великолепно говоривший по-английски и с большим трудом по-немецки, не торопился начинать серьезную беседу, рассуждая о погоде, ценах на антиквариат и обилии невесть откуда понаехавших цыган. Поначалу Штирлиц думал лишь о том, как бы скорее избавиться от него, о том, как прошла встреча Родыгина с Везичем, но потом разговор принял столь неожиданный оборот, что, закончив его, он сел в машину и не сразу поехал в Загреб, а сначала составил запись беседы в двух вариантах: краткую, из пяти абзацев, для Шелленберга и развернутую - для Москвы.