- И что тогда?
- И тогда ты продвинешься дальше. Поднимешься на следующую ступеньку. Вот увидишь.
Лизл прохватил озноб.
- Я?
- Конечно. Увидишь, в следующий раз будет легче.
- Я не хочу следующего раза, Раф.
Он остановился и посмотрел на нее. Они стояли на углу. Мимо проходили люди, но Лизл их едва замечала. Все прочие соображения затмило разочарование в глазах Рафа.
- Это не для меня, Лизл. Это все для тебя. Я пытаюсь снять с тебя путы - освободить, чтобы ты могла взлететь к вершинам своих возможностей. Ты не сможешь летать, пока не сбросишь кандалы, в которых тебя продержали всю жизнь. Хочешь освободиться или нет?
- Конечно хочу, но~
- Никаких "но". Хочешь сидеть здесь в цепях или взлететь вместе со мной? Выбирай.
Лизл видела, как он серьезен, и в этот момент поняла, что может его потерять. Да, он молод, да, она прожила почти вдвое больше, чем он, но она, черт побери, не припомнит, чтобы когда-нибудь так хорошо себя чувствовала, чтобы так радовалась жизни. Она ощущает себя полноценной женщиной, интеллектуальным и сексуальным существом, для которого здесь нет границ и пределов. Она слышит, как ее манит величие, и ей остается только откликнуться на этот зов.
Все это благодаря Рафу. Без него она так и осталась бы еще одной занудой математичкой.
Занудой. Господи, как ненавистно ей это слово! Но она всегда была занудой. Понимала это и мужественно признавала: она зануда до мозга костей и устала от этого. Она не хочет быть тем, чем была, и Раф дает ей шанс стать чем-то Другим. Что он сделает, если она не ухватится за этот шанс? Повернется и уйдет? Поставит на ней крест, как на не оправдавшейся надежде?
Она не вынесет этого.
Но этого и не будет. С занудой математичкой покончено. Новая Лизл Уитмен возьмет жизнь в собственные руки. Выжмет из нее все до капли.
Только воровать она не желает. Пусть Раф утверждает, что другие люди должны ей все это, сама мысль о воровстве отвратительна. Не имеет значения, сколько раз это сделать, она все равно будет чувствовать себя виноватой.
Впрочем, можно и притвориться. Притвориться, что чувство вины и раскаяния по этому поводу преодолено, и тогда они это оставят и перейдут к другому, более спокойному и здоровому времяпрепровождению. Раф такой решительный, такой настойчивый, но она уверена - это по молодости. Немного времени, и она успокоит его, безусловно.
Она улыбнулась ему.
- Хорошо. Я готова. Кого и когда теперь будем грабить?
Он засмеялся и крепко обнял ее.
- Сейчас. Пройдем чуть-чуть вверх по улице. Пошли!
- Замечательно, - сказала она и полезла в сумочку, стараясь скрыть испортившееся настроение. Вытащила пачку конвертов.
- Что это?
- Приглашения на рождественскую вечеринку. Я их дописывала сегодня утром.
- Она бросила конверты в почтовый ящик и мысленно помолилась, чтобы вместо вечеринки не оказаться в тюрьме.
Глава 8
Эверетт Сандерс вышел из автобуса по дороге из кампуса, как всегда, на своей остановке, и прошагал три с половиной квартала до дому. По дороге забрал из чистки пять белых рубашек с короткими рукавами - уложенных в коробку, не накрахмаленных. У него был десяток таких рабочих рубашек; пять он всегда держал дома, а пять - в чистке. Как всегда, остановился перед большим окном таверны "Рафтери" и заглянул внутрь, на людей, собравшихся там, в полутьме, чтоб провести за выпивкой остаток дня и вечер. Смотрел ровно одну минуту, потом продолжил путь к Кенсингтон-Армс, пятиэтажному кирпичному многоквартирному дому, выстроенному в двадцатых годах и каким-то образом умудрившемуся пережить охватившую Сан-Белт лихорадку нового строительства.
Поднимаясь на третий этаж к своей трехкомнатной квартире, он рассортировывал ежедневную почту в надлежащем порядке: внизу журналы и каталоги, потом корреспонденция второго и третьего сорта, потом важнейшие письма. Важнейшие всегда сверху. Вот как он это делал. Хотелось бы только, чтобы почтальон клал их в ящик так же разложенными.
Эв, как всегда, сложил почту аккуратной стопкой в обычном месте - на столике рядом с диванчиком - и прошел в кухоньку. Квартира у него маленькая, но переезжать в большую нет смысла. Что ему делать в лишней комнате? Это будет означать только лишнюю уборку. Компаний у него не бывает, так в чем смысл? Ему и здесь хорошо.
Проходя мимо, заметил налет пыли на полированной поверхности небольшого обеденного стола, вытащил платок, вытер ее. Огляделся вокруг. Все в порядке, все чисто, все на своих местах, где и должно быть. Телевизор между софой и диванчиком в гостиной; компьютерный терминал, тусклый и темный, на столе в столовой. Голые оштукатуренные стены. Он постоянно напоминает себе, что на них надо бы что-то повесить, но всякий раз, отправляясь смотреть картины, не обнаруживает ничего для себя привлекательного. Единственное, что у него есть, - старая фотография бывшей жены, которую он держит на ночном столике.
В кухоньке Эв насыпал в бумажный стаканчик несоленого поджаренного арахиса - ровно до половины - и вернулся с ним в гостиную. На этой неделе он читает роман "Гавайи" - толстый. До обеда ему надо одолеть ежедневную норму страниц. Он клевал один за другим орешки и вскрывал почту. Разумеется, сначала важнейшую.
Приглашение от Лизл на вечеринку бесконечно удивило и бесконечно обрадовало его. Что за милая, славная женщина - она думала о нем, строя свои планы. Он был тронут. Он питал к Лизл теплые чувства, и, хотя ее намерение написать статью для Пало-Альто было прямым вызовом в его адрес, претензией на ту же должность, это не изменило его отношения к ней. Она имеет на это полное право. А после всего пережитого в прошлом Эверетт уже ничего не боится, тем более со стороны столь уважаемого коллеги, как Лизл.
Но он вынужден отклонить приглашение. О вечеринках подобного сорта не может быть речи.
Он обратил внимание, что в письме указан адрес не Лизл, а какого-то дома в шикарной новостройке. В Парквью. Должно быть, он принадлежит этому Рафу Лосмаре, с которым она встречается.
Бедная Лизл. Она, безусловно, считает себя очень скрытной и осторожной, однако ее интрижка с богатым аспирантом - притча во языцех для всего факультета.
Эв гадал, что этот Раф Лосмара в ней нашел. У него тоже репутация блестящего ума, может быть даже равного Лизл, но он почти на десять лет ее моложе. Зачем он связался с женщиной старшего возраста? В научном плане Лизл не способна ему помочь - она с другого факультета. Чего же он добивается?
"Это не мое дело", - сказал он себе.
Впрочем, возможно, он несправедлив к Лизл. Она женщина привлекательная - по крайней мере, Эв всегда считал ее таковой, - а сейчас, похудев, стала еще привлекательней. Ничего удивительного, если за ней будут ухаживать многочисленные мужчины.
По этой причине коалиция прочих членов математического факультета становится все более агрессивной. Когда они пристают к нему с предложениями держать пари на то, сколько времени будет длиться роман Лизл, он холодно отказывается. Ему надо бы послать их к черту, пойти к Лизл и все ей рассказать, но недостает мужества сообщить ей дурные вести.
Он надеется, что Лизл с этим Лосмарой еще долго будут вместе, просто чтобы показать факультетским идиотам.
А как же газонокосильщик? Эв все еще видит, как Лизл с ним обедает. Интересно, как он относится к ее связи с Лосмарой?
Уилл Райерсон не стал вскрывать конверт. Он и так знал, что в нем. Бросил письмо на кухонный стол и принялся мерить шагами центральную комнату дома, который снимал последние три года. Крошечный особнячок был сырым и старым, построенным на бетонных плитах, что не мешало термитам обосноваться в стенах. Он мог поклясться, что ночами, лежа без сна в безмолвной тьме, слышит, как они чавкают. Дом стоит на большом лесистом участке среди плотной заросли дубов. Ему даже выходить не надо, чтобы узнать, что начинается осень, - град желудей по крыше возвещает о приближении холодов.
Ничего здесь Уиллу не принадлежит, кроме еды, белья и "Макинтоша" на столе в столовой. Дом сдавался меблированным. Даже декорированным, если можно так выразиться. Прежний жилец держал лавочку у дороги, специализируясь на торговле расписным бархатом. По словам владельца дома, он разорился и однажды ночью исчез, оставив после себя некоторое имущество. Хозяин со знанием дела выбрал несколько работ для себя, а остальные развешал в маленьком доме, буквально закрыв стены сплошь. Куда бы ни поворачивался Уилл, кругом были ярды темного бархата, переливающиеся ярчайшими красками - желтые львы, оранжево-полосатые тигры, клоуны с печальными глазами, белые жеребцы, разинувшие в ржании алые пасти, и множество идеализированных портретов доброго старого Элвиса - позднего Элвиса, в блестках, с высокими воротниками, в белоснежных костюмах короля рок-н-ролла.
Когда Уилл только что въехал, эта коллекция немало его раздражала, но за несколько лет он с ней свыкся. А потом обнаружил, что одна-две работы нравятся ему все больше и больше. Это его обеспокоило.
Он опять взял конверт и, не открывая, посмотрел на него.
Вечеринка.
Лизл почти ни о чем другом не говорит в эти дни. И не перестает приставать к нему, уговаривает прийти. Она видит тут солидный шанс свести их вместе с Рафом Лосмарой. Раф, Раф, Раф. Уилл устал о нем слушать. Отчасти ему очень хочется встретиться с человеком, который, полностью, без остатка завладел сердцем Лизл. Ему любопытно, что представляет собой мужчина - тем более молодой, - сумевший добиться такой привязанности от столь интеллектуальной женщины. А отчасти он очень боится встречи, боится увидеть, что Раф Лосмара - колосс на глиняных ногах.
Чего тянуть? Он надорвал конверт.
Так и есть. После всех его отказов она упорствует и все равно приглашает его. Праздничная вечеринка, с восьми и до неопределенного часа, в субботу накануне Рождества. В кооперативе Рафа на Парквью.