— Мастер Роглио. Да благословит его Господь за то, что он вспомнил обо мне. Я ничего особенного не сделал, всего лишь приготовил лекарство для архиепископа. — Вульфстан нахмурился. — Даже точно не помню, какое именно. У меня нашлись все составляющие, кроме мандрагоры. Я ее здесь не выращиваю, видите ли. Дьявольский корень.
Он потер щетину на подбородке, мысленно погружаясь в прошлое.
— Архиепископу понадобилось обезболивающее?
В глазах Вульфстана опять вспыхнуло беспокойство.
— Я вижу, вы кое-что смыслите в ремесле. Да, мандрагора избавляет от боли.
Оуэна не удивило, что монах так нервничает. Все-таки у него недавно умерли двое больных. Но бывший капитан лучников надеялся, что лекарь не откажется рассказать то, что знает.
— Я удивлен, что вы настояли на мандрагоре. Вы ведь знаете другое средство — аконит.
Монах побледнел.
— Разумеется. Но мастер Роглио сказал, что архиепископ темпераментен и легковозбудим, аконит мог подействовать на него как горячительное. Поэтому я послал к Уилтону — у него отличный сад, где растут почти все необходимые растения, — за растертым в порошок корнем и собственноручно приготовил лекарство. Да, так все и было. И благодаря такой малости мастер Роглио все еще помнит меня.
— Я познакомился с женой мастера Уилтона, — сказал Оуэн. — Она приготовила мазь для моего глаза.
— Николасу Уилтону повезло с Люси. Она много знает.
— Не сомневаюсь. Ее мазь оказалась гораздо лучше той, что я купил в Уорвике.
— Руки у нее золотые.
— Между прочим, окно моей комнаты выходит в сад Уилтонов. А вы часто пользуетесь их услугами?
Лекарь напрягся.
— Время от времени. — Монах вернулся к работе.
Оуэн оглядел комнату. Хорошо освещенное, теплое помещение, пропахшее лекарствами, которые монах смешивал за своим столиком и хранил в горшочках и склянках, расставленных по полкам вдоль стен. Камышовая подстилка на полу была свежей и сухой. На койках вдоль противоположной стены в этот день больных не было.
— Братья аббатства отличаются здоровьем, как я вижу.
— Не больше, чем обычно. Скоро начнется весеннее кровопускание. А до того всегда затишье.
— Никому не хочется лишний раз любоваться пиявками.
Вульфстан слегка улыбнулся.
— Да вы знаток человеческой природы.
— Пришлось им стать по должности. Когда-то я был капитаном лучников. — Оуэн решился на рискованный шаг. — Рад убедиться, что зимняя эпидемия закончилась.
Красные щеки покрылись пятнами. Рука нервно разрушила насыпанную горку порошка из фиалкового корня. Серое облачко поднялось к самому лицу Вульфстана, и он расчихался, закрывшись рукавом. Обойдя стол, он уселся рядом с гостем.
— Откуда вам известно об эпидемии?
Оуэн пожал плечами.
— Вчера вечером послушал разговоры в таверне. Самый верный способ узнать, что творится в городе. Народ обсуждал две похожие смерти, случившиеся в течение только одного месяца. Одна смерть — не показатель. Просто больному пришло время умереть. Но две смерти могли означать, что затем последует третья, четвертая, десятая…
Вульфстан прикрыл глаза и потер переносицу с видом утомленного человека.
— Прошло столько времени, что уже можно не беспокоиться. — Он покачал головой. — В любом случае две смерти означают только, что пробил час этих больных. Господь в своей милости призвал обоих, когда они стали пилигримами, то есть безгрешными. Эти смерти свидетельствуют о безграничной доброте Всевышнего.
Оуэн пожал плечами.
— Я бы предположил, что кончине обоих немало способствовало путешествие на север в зимнее время. Для меня самого дорога оказалась очень трудной, а ведь я на здоровье не жалуюсь.
Свет из окошка осветил лицо монаха, покрывшееся бусинами пота.
— И это тоже правда. Первый из паломников был не в том состоянии, чтобы путешествовать. Мне кажется, он понимал, что может встретить здесь свой смертный час.
Оуэн подметил особую нотку в голосе старого монаха.
— Вы хорошо его знали?
Вульфстан склонил голову и на секунду закрыл глаза, прежде чем ответить.
— Мы сдружились, пока я его лечил.
— Во время военной службы для меня это было самым тяжелым — потерять друга, за которого отвечаешь.
Вульфстан молча уставился на противоположную стену, глаза его увлажнились.
— Кому выпало оповещать родственников? Вам? — тихо поинтересовался Оуэн.
— Это сделал бы аббат Кампиан, но пилигрим предпочел не называть своего имени.
— Он не рассказывал вам о своем доме?
— Он так долго воевал, что я даже неуверен, помнил ли он свой дом.
Оуэн кивнул.
— Я очень хорошо это понимаю.
— Для солдата вы слишком чувствительны.
— Я заработал рану, которая полностью переменила мою жизнь.
Вульфстан сочувственно взглянул на повязку.
— А тот, второй пилигрим, который умер, Фицуильям. Он тоже приехал больным?