Артем Боровик сошел с дистанции. Но не по своей воле и не из-за профессиональной слабости. Тем более - не по возрасту.
Я знал Артема неплохо, но не настолько хорошо, чтобы, как многие сейчас, называть его своим другом (или себя - его). Он, кстати, был настолько легким в жизни и общении человеком, что многие могли даже искренне принимать приятельские отношения с ним за дружбу.
Мы работали в разных, почти не пересекающихся журналистских слоях. На мой вкус, его издания были слишком массовыми не только по тиражу, но и по стилю. К тому же Артем по каким-то, мне не известным, причинам никогда не появлялся на тусовках, где собирались главные редакторы. Никогда.
Артем, несмотря на свой общительный характер, был, как мне кажется, одиноким волком в журналистике - качество, возможно, приобретенное в годы репортерства.
И сам холдинг "Совершенно секретно", созданный им, стоит в общей системе российских СМИ как-то отдельно, лишь в последние месяцы сблизившись с определенной политической группой.
Была ли это самодостаточность или, что почти одно и то же, но не совсем, независимость, не знаю. Эту тему мы с ним не обсуждали.
То, что я знаю точно: в нем лично не было той остервенелости, которая свойственна многим апологетам так называемой расследовательской журналистики, часто оборачивающейся прямо противоположным.
Он был добр, очень обязателен и доброжелателен. Во всяком случае, я его с другой стороны не знал. Всегда был готов помочь.
Не знаю, как другим, но мне кажется, что Артема невозможно было не любить.
Если у него были враги, то даже они не могли бы, по-моему, избежать его обаяния.
Безусловно, Артем был классным главным редактором, одним из лучших в новом поколении, создававшим свои газеты и другие издания своими руками, а не получив их в наследство (с логотипами, славой и читателями) от других. И великим репортером - одна из самых трудных, хотя и очень распространенных профессий в журналистике.
Я никогда не работал с ним вместе, чтобы говорить об этом более конкретно, а лишь читал его репортажи и очерки. Это класс, который не приобретешь без таланта, даже воспитываясь в семье выдающегося журналиста.
Создать почти с нуля медиа-холдинг, даже при умении общаться с людьми, очень трудно, почти невозможно. Тут нужно нечто большее, чем просто блестящие организаторские способности.
Словом, Артем Боровик тоже классический тип выдающегося главного редактора, но только не шестидесятнического, а нового, постперестроечного типа. И в этом качестве, а не только из-за своей преждевременной смерти, он тоже вошел, несмотря на свой возраст, в историю русской журналистики XX века ещё при жизни. В том числе и своими текстами, что редко бывает среди главных редакторов. Ведь в принципе это разные профессии - журналист и главный редактор. Во всяком случае, на высшем уровне.
Такие, как Артем Боровик, ломают в общем-то верное правило, что незаменимых нет.
Что же до его преждевременной смерти... Она, конечно же, несправедлива даже на фоне того, что смерть редко когда бывает справедлива.
Но блестящая жизнь, если даже она коротка, не снимая трагизм и невозвратность потери, особенно для семьи и друзей, для меня в том числе, по крайней мере позволяет восхищаться тем, что такие люди, как Артем Боровик, появляются и работают в журналистике. А следовательно, все рассуждения о "второй древнейшей" справедливы лишь до определенной степени.
Валерий ТУР
ОН НЕ БОЯЛСЯ ШТОРМА
Как-то недавно совсем (о боже!.. давно-то как, давно!..) я шел по улице - в гости к Генриху Боровику: взять у него интервью по случаю предстоящего его, Генриха, 70-летия. Была зима?.. Да, точно - зима; будто сейчас я вижу ярко-карамельный снег у неоновых витрин и черных эдгаровских птиц на запорошенных деревьях. Было холодно, и хотелось думать и говорить о лете. О будущем?.. Или - о прошлом?.. Тогда это казалось не важным.
Разговором о лете и начали мы беседу с Генрихом Аверьяновичем веселым, приветливым, чуть возбужденным предстоящими торжествами. Вспоминали лето, давно прошедшее: Крым, Коктебель. "Мы пришли тогда в Лягушачью бухту, что под Карадагом, и обустроились где кому удобнее. Генрих, Юлик Семенов и я забрались на скалу, вырастающую из моря неподалеку от берега. Артем плавал вокруг этой скалы в ластах и маске, жены наши и дочери Генриха и Юлиана уселись на гальке у самого прибоя. Было тихо. Молчали... Потом Генрих сказал: "Вот это и есть настоящее счастье. И мы сидим, и дети здесь, и самые любимые женщины на свете. Если в жизни наберется таких мгновений хоть двадцать - значит, жизнь удалась..."
Так начиналось мое интервью с Боровиком-старшим. Интервью в престижном и ярком журнале.
Разве умеем мы смотреть вперед? Разве думали тогда, что какая-то древняя рыба уже отыскала на дне, уже проглотила, уже несет в себе проклятый перстень Поликрата?!
Но вернемся из того прекрасного далека в недавний зимний вечер. С Генрихом мы беседовали долго, отключив, чтобы не мешал, телефон. Беседовали вдвоем. Но как бы некто третий присутствовал при нашем разговоре. Артем. Большая его фотография висела на стене. Но, право же, не в ней, не в фотографии было дело. О чем бы мы ни заговаривали, Генрих непременно мыслью своей возвращался к сыну.
Вот рассказывает без пяти минут юбиляр о том, как с женой своей, Галей, снимал он крошечную комнатку в коммунальной квартире. Посмеивается: забавная была комнатенка - метров шесть в вышину; её бы набок положить стало бы куда просторнее!.. И добавляет, улыбнувшись вдруг: "Там родились у нас дочь Марина и Темка..."
Я спрашиваю: "А тебе много в жизни приходилось врать? Ведь все-таки ты у нас волк-международник, а, Генрих?" - "Нет, - отвечает он твердо. Ошибаться в оценках, наверное, приходилось... выбирать слова, умалчивать о чем-то, наступать себе на язык. Но чтобы именно врать, искажать факты извини!" И снова добрасывает мысль: "Я и Артему всегда говорю: если не можешь написать правды - лучше не пиши вообще! Промолчи, но не лги!"
"А работать с Артемом приходится много?" - спрашиваю.
"К сожалению, нет. Он ведь у нас очень занятой человек, Темка! И знаешь, мне жаль иногда, что столько времени тратит он на дела организационные: на холдинг свой, на телевидение... Ему бы писать и писать".
( Тот разговор шел у нас, естественно, в настоящем времени. Сегодня, к несчастью, приходится пользоваться прошедшим. Грустная грамматика!)
Да, действительно, жаль. Артем ведь был (был, был, был...) человеком чрезвычайно талантливым. У него был прекрасный писательский дар, чувство слова, что не так уж и часто дается современным журналистам, его сверстникам. Припомню один лишь пример. В одном из ранних его очерков тормознула меня фраза: "Вошел сержант - худой и костлявый, как велосипед". Да, такими фразами можно наслаждаться, пробовать их на зуб, на ощупь.
Мой покойный друг Юлиан Семенов (Юлька, Юлианчик, Юльчик) говорил: "Погоди, он ещё такие книги напишет... обзавидуемся!"
О, Лягушачья бухта!.. О, юноша в ластах и маске, будто бы летящий над каменным дном!.. Ихтиандр!
Всегда ли жизнь дает нам возможность "погодить"?.. А потом был юбилей Генриха Аверьяновича. Короткая встреча с Артемом - в суете, в "здрассте!", "как покиваете?", "о, какие люди!":
- Что-то редко встречаемся. Быт заел?
- Заел, проклятый.
- А надо бы повидаться... поговорить...
- Надо бы! Так ты звони, звони!
Не созвонились. И нет уже того номера, по которому можно было бы связаться - ни прямого, ни через секретаря. Оборван провод, "мобильник" ТУДА не добивает. И не придется "обзавидоваться" книгам, которые непременно должен был бы написать Артем Боровик. Но напоследок хочется добавить вот что...
Говорят, талант - это уменье человека оказаться в нужное время на нужном месте. Артем этим даром обладал сполна. Он пришел в журналистику, когда старый журналистский стиль цепенел, издыхал. Очерки-описания, красивые статьи-эссе. И даже не стиль менялся, а само предназначение журналистики. Не словоплетия требовала от неё эпоха, а действия, поступка. Новая журналистика должна была уже не просто описывать общество, а баламутить, двигать его. Распахивать закрытые доселе двери. Называть имена, прежде не подлежащие упоминанию. И - не указывать пальчиком, а крепко бить кулаком! Оттого, наверное, и стали величать её "четвертой властью". Дело это оказалось трудное, не всем по плечу, смертельно опасное.
Высокие волны поднимало и иногда вовремя сказанное слово. Тяжелые волны!.. Но Ихтиандр никогда не боялся шторма..
Морт зукерман (издатель (США)
Я верил в него
Артем Боровик и я стали коллегами и друзьями много лет назад, когда он начал писать для американского еженедельника "U.S. News & World Report", который я издаю. Я ничего не знал о России и русской культуре, а он говорил по-английски достаточно хорошо, чтобы восполнить этот пробел в моих знаниях. Глядя, как он работает, я понял, что он необычайно умен, у него широкие взгляды и он способен объективно отобразить увиденное. В результате мы решили, что было бы неплохо организовать уникальный журналистский эксперимент: Артем и какой-нибудь американский журналист совершили бы путешествие сначала по СССР, а затем по США. И каждый написал бы о том, что он увидел. Увидел глазами человека, выросшего в совершенно ином мире, воспитанного в иных культурных традициях. Как же интересны оказались их взгляды! Как по-разному они все воспринимали и в то же время как много у них было общего!
Объективность, целостность и широта взглядов - вот что делало его профессиональную жизнь отображением его личных качеств: блестящий ум, уравновешенность, широта души - все это вместе составляло образ профессионала и человека. И когда несколько лет назад наши пути вновь пересеклись, я был счастлив присоединиться к Артему в качестве партнера и коллеги в одном из его проектов в России. Я не говорил по-русски, и он мог бы поставить на обложку газеты что угодно, да хоть рецепт щей - все равно бы я ничего не понял. Но я доверял его решениям, верил в него, ценил его душевную теплоту, его чувство юмора, его дружбу. Мне будет не хватать моего друга и коллеги, как, несомненно, и всем вам.
Владимир ЧЕРНОВ
Мы так на него рассчитывали
Смерть - чрезвычайно подлая штука. Артем не должен был умереть. Он не имел права умирать. Мы так на него рассчитывали.
В 1987 году он пришел в "Огонек" Коротича и работал в одной комнате с двумя другими обозревателями, такими же, как он, мальчишками, которых Виталий Коротич собирался сделать журналистскими звездами. Мальчишек звали Володя Яковлев (будущий создатель империи "Коммерсантъ") и Дима Бирюков (ныне президент издательского дома "Семь дней").
Артем Боровик первым из них стал звездой. Он был необычайно одарен, жаден до впечатлений, называл это "здоровой жаждой происшествий" и обладал колоссальной пробивной силой, благодаря которой оказывался в таких местах, какие и не снились смирной советской журналистике. Он изобрел неожиданный для того времени метод фиксировать происходящие вокруг события, он не выключал диктофон, записывая все подряд, он присылал в Москву мешки пленок, от расшифровки которых стонали редакционные стенографистки, но в результате мы получали фантастические по точности, достоверности и силе впечатлений репортажи. Написал очень рискованную по откровенности книгу афганских репортажей. Стал вести телевизионную передачу. Он был в те годы популярен настолько, что буквально каждый его шаг фиксировали телевизионщики. Огоньковцы помнят, как он обычно появлялся в редакции, все прилипали к окнам, потому что зрелище было замечательное: по улице шествовал на работу Тема Боровик, а перед ним, пятясь, снимал его продвижение очередной человек с камерой.