— Молчит. Но если что-то начнется, будет знать. Мимо него никак не пройдет. А ты говоришь, зачем Вобла... Вот затем и Вобла. Завербовали дурака, денег посулили, пусть служит.
— А нам не удалось ни одного духа завербовать.
— Потому и войну проиграли, — усмехнулся Петрович и направился к дому. И походка его тоже была усталой и какой-то безнадежной.
— Солдаты войны не проигрывают. Войны проигрывают полководцы, — сказал ему вслед Афганец.
— Утешайтесь, — обернулся с улыбкой Петрович. — А духов вам завербовать не удалось. А нам удается.
— Это не духи, это дерьмо.
— Лишь бы пользу приносило, — уже с крыльца крикнул Петрович.
— Каждый так думает, пока не поскользнется на этом самом дерьме!
— Смотри, куда ступаешь, — донеслись с веранды еле слышные слова Петровича.
«Вот и смотрю», — уже про себя пробормотал Афганец, да так и остался сидеть, прислонившись спиной к яблоне и запрокинув голову. Потом оттолкнулся от шершавого ствола, встал, прошелся по саду, осмотревшись по сторонам, вынул из какой-то щели в одежде непривычной формы нож — видимо, ножны были закреплены на бедре. Нож был достаточно длинный, сантиметров пятнадцать. Сорвав листок с яблони, он разрезал его пополам с торца. Нож прошел сквозь листок легко, не зацепившись ни за одно волоконце. Еще раз опасливо оглянувшись, Афганец снова спрятал нож, раздвинув штанину на бедре. Разрез он снова затянул вшитой «молнией». Похоже, о том, что у него есть это оружие, не знали даже самые близкие приятели.
— Так-то оно лучше, — пробормотал он. — Так-то оно спокойнее. Солдаты все-таки войн не проигрывают. А вы, умники, думайте. — И он направился к раскладушке, стоявшей под яблоней, в играющей солнечными зайчиками тени.
Когда на следующее утро Пафнутьев шел по коридору к своему кабинету, то невольно обратил внимание на нескольких человек, стоявших в углу у маленького столика. Они и в самом деле обращали на себя внимание — была в их облике какая-то независимость, может быть, даже вызов. Обычные посетители прокуратуры так себя не ведут. Когда Пафнутьев подошел к своей двери, один из них отделился и направился к нему.
— Здравствуйте, Павел Николаевич, — сказал подошедший и почтительно остановился в двух шагах.
— Здравствуйте. — Пафнутьев посмотрел ему в лицо и понял, что он никогда до этого с этим человеком не встречался. Это уже хорошо, подумал Пафнутьев и, справившись наконец с дверным замком, шагнул в кабинет. Но зацепился пиджаком за ручку двери, пошатнулся и взмахнув рукой, невзначай оперся на незнакомца. И сразу догадался, что у того под мышкой спрятано что-то твердое, что-то выступающее. Нечто такое, что всем показывать нежелательно.
— Да, вы правы, — улыбнулся незнакомец. — Это пистолет. Я могу войти?
— Входите, если мне это ничем не угрожает.
— А если угрожает?
— Тогда лучше не входить.
— Нет, я все-таки войду.
Пафнутьев бросил на стоячую вешалку кепку, пиджак повесил на спинку жесткого кресла. После этого плотно уселся, положил руки на полированную поверхность стола и поднял голову.
— Присаживайтесь.
— Спасибо.
Человек, который так решительно вошел к нему, Пафнутьеву понравился. Не было в нем мелочной суеты, какой-то недостойной значительности или игры в значительность, он нисколько не смутился, когда Пафнутьев нащупал пистолет у него под мышкой. Во всем его поведении было спокойствие и твердое знание, чего он хочет. Такое настроение Пафнутьев чувствовал сразу.
— Меня зовут Сергей Семенович, — сказал незнакомец.
— Очень приятно. Один вопрос — вас действительно так зовут?
— Хм... Ну вы даете, Павел Николаевич... Нет, меня зовут иначе, немного иначе...
— Семен Сергеевич?
— Да.
— Слушаю вас внимательно, Семен Сергеевич.
— Первый раз в прокуратуре, — растерянно проговорил гость. Не знаю, с чего начать.
— Ну, раз тропинку к нам протоптали, теперь будете здесь чаще.
— Что вы имеете в виду?
— Да ладно! — махнул рукой Пафнутьев. — Что там у вас? Выкладывайте. Уж и пошутить нельзя, в самом деле! Какие-то вы все немного испуганные.
— Кто все?
— Посетители.
— А... Значит, так. — Сергей Семенович или Семен Сергеевич вздохнул, посмотрел на Пафнутьева. — Значит, так, Павел Николаевич... Наших ребят три дня назад расстреляли в джипе. Слышали?
— Так это ваших ребят, значит... И что же?
— С нами поступили плохо. Мы этого не заслужили. Работали не совсем законно, но без крови. Вели себя пристойно.
— Я, конечно, понимаю условность такого определения.
— И я его понимаю. Вам, Павел Николаевич, мы работы не давали. Согласны?
— Руки не доходили! — рассмеялся Пафнутьев.
— Мы не возникали, Павел Николаевич, — настойчиво повторил гость. — И не намерены были делать это в будущем.
— А теперь? Какие ваши намерения теперь?
— У вас нет выбора.
— Хотите начать отстрел?
— А что остается?
Пафнутьев некоторое время молча рассматривал необычного гостя. Упитанный, гладко выбритый, грамотно, коротко постриженный, одет тоже неплохо — светлый костюм, белая рубашка, галстук песочного цвета и, естественно, рукоятка пистолета под мышкой. Отличительные признаки... Шрам над правой бровью... Наколка в виде кольца на правом безымянном пальце, — этих подробностей Пафнутьев просто не мог не заметить. Зачем он пришел? Сообщить о том, что начинает отстрел конкурентов? Но зачем об этом знать ему, начальнику следственного отдела? Просят поддержки? Но ведь мы не можем отстреливать бандитов, мы обязаны их брать живьем...
— Вы хотите объединиться со мной в борьбе с этими беспредельщиками?
— После того как нам нанесли столь чувствительный удар, мы можем и не задумываться о средствах, — ответил гость. — Согласны?