Алевтина Клементьева слыла в округе бабенкой бедовой и пропащей. По словам соседей, она с малолетства путалась с жульем, позорила добропорядочных родителей и своим недостойным поведением в немалой степени способствовала их преждевременной кончине. Однако в воровской среде Алевтину уважали. Долгие годы была она верной подругой Васьки Бадайского, грозы поездов и вокзалов, главаря городских майданщиков. Доброе отношение Бадайского, верность ему и воровскому промыслу создали Алевтине немалый авторитет. Она стала «ворвайкой», то есть женщиной, уважаемой «вольным братством». В отличие от многих легкомысленных девиц из уголовной среды, Алевтина терпеливо ждала Бадайского из заключений, не принимала от его дружков подарков и чтила воровские законы.
В 1913-м ее посадили за пособничество краже, но и в тюрьме Ляля-Кремень, как ее теперь называли, заимела вес и влияние. На «казенке» [44] она быстро сделалась «хазаршей» [45] и, по обычаю, собирала «влазное» [46], держала «общий котел» [47] и наблюдала за порядком в камере.
В 1921-м Бадайского застрелили во время разборки с «гастролерами». Ляля осталась совсем одна. Родители уже год как умерли, братья жили своими семьями. От отца и матери Ляле достался ветхий домик рядом с депо и небольшое хозяйство. Впрочем, ходить за скотиной она не хотела, да и не была приучена. Ляля занялась скупкой краденого, приторговывала марафетом и давала приют добрым приятелям покойного Бадайского.
Вечером в среду, 18 июня в домике Ляли собралась веселая компания – достославный ширмач Николька-Тыхтун, Варя с Зиной – веселые разбитные девицы, и молодые налетчики – Филька Музыкант с другом, Володькой Заварзиным, по кличке Умник.
Непревзойденный мастер карманных краж Тыхтун, получивший свое прозвище за способность бегать со скоростью хорошего автомобиля [48], и хозяйка дома Ляля представляли старшее поколение жуликов. Им уже исполнилось по тридцать, и поэтому среди беззаботной молодежи они старались выглядеть достойно. Вчерашний детдомовец Володька Заварзин, двадцатилетний главарь банды налетчиков, имел на почтенную Лялю-Кремень весьма серьезные виды. Опытная, рассудительная и по-своему привлекательная, Ляля была ему по вкусу. Уже почти три месяца Заварзин добивался любви авторитетной ворвайки. Она же, строго следуя Закону, встречалась с Умником только в присутствии посторонних. Вот и сегодня Володьке пришлось захватить для компании ближайшего подручного Фильку Музыканта с девицами. Последние считали это за честь. Как и многие мещаночки, Варя и Зина томились от скуки и безделья: учеба требовала недоступного им умственного напряжения, а работы биржа не давала. В компании с Филькой можно было беззаботно отдохнуть, да и получить легкие денежки на духи или новые туфли.
Веселье разгоралось. Собранный усилиями мужчин стол ломился от закусок и всевозможной выпивки. Тыхтун усердно наполнял рюмки девушек и подбивал их на скабрезный разговор. Хозяйка дома с улыбочкой наблюдала за его стараниями.
– Боек ты нынче, Колюня! – наконец не выдержала Ляля. – Небось, после фартового дельца душа-то взыграла?
– Твоя правда, Ляля, – кивнул Тыхтун.
– Знаем-знаем, – крикнул Филька. – Весь город талдычит, как ты ловко бегунки сдал [49].
– Ну-ка, колись без понтов, раз уж всем ведомо, – подхватила Ляля.
– А что? Мне понтоваться нет резону, пойду на полную [50], – самодовольно улыбнулся Тыхтун. – Есть в городе один жавер [51], пыженый-препыженый [52], важный, что твоя водокачка. Профессором он служит, в университете фраерам фуфло толкает [53], в общем, фусан безвредный [54]…Так вот, были у него бегунки рыжие, «Буре» 96-й пробы [55], весьма всем известные, потому как дарственную надпись тому фусану на них накрапали [56]. Позавчерась, значит, пошел наш фусан по улице лавировать [57], так, без дела шалавится себе, по витринам лупетками [58] рыскает. Подкатил я к нему втихую, снял бегунки, тувиль [59] прихватил, ну и – ходу!
К вечеру вся округа знала, что ушли бегунки знаменитые, поминай как звали. Наутро Ромка-Ветошь, поддужный мой, бает, что, мол, некий гешефтмахер кредитный [60] желает купить эти самые фартовые бегунки. Делец тот – круглый андрот [61], декча [62] ботвой набита под завязку.
Натумкал я его обзетить [63]. Послал Ветоша к барыгам купить схожий товар. Притаранил Ромка бегунки в самый цвет [64] – те же «Буре», только рыжие сверху, а внутри – рондоль [65]. Понеслись мы к Карпычу, ну, граверу. Старый хорек слепил надпись в ажуре, не отличишь. Прихилял [66] я к гешефтмахеру, говорю: вот, мол, дядя, бегунки! Зекнул [67] фраер опилочный, дарственную прочел. Все верно: «Профессору Бессонову к юбилею». Дал, скотц [68], полцены, да и на том спасибо. А законные бегунки [69] мы нынче блатокаину смыли [70]. Так что в союзе с пенезами андрота они, почитай, за новые пошли.
Компания залилась смехом.
– Нажил ты себе лашлу [71], – заключила Ляля.
– Плевать, – отмахнулся Тыхтун. – Не достанет.
– А он очень кредитный, твой андрот? – спросил Филька. – Барахла-то на бате много [72]?
– Довольно, – кивнул Тыхтун. – Однако ж, и псары там – что твой телок, да и брешут во всю Ивановскую.
– Филя! – Володька-Умник предостерегающе стрельнул глазами в сторону девушек. – Нам и без того форсу [73] хватает.
– Законно, – перехватив взгляд Заварзина, бросил Тыхтун и обратился к Вале и Зине: – Давайте-ка, милашки, я покажу вам один хитрый пасьянс!
Он освободил место на столе и вытащил колоду карт. Филька подсел к расхлябанному пианино. Еще до революции он успел получить домашнее воспитание, потому неплохо освоил инструмент. Музыкант уже взял «для разогреву» несколько аккордов, как во дворе залаял сторожевой пес.
– Свои, – успокоила гостей Ляля. – Мой Бишка на легавых по-особенному брехать приучен.
Она поднялась и пошла отворять.
Через минуту в горницу входил Климка-Чиж, начинающий пятнадцатилетний карманник.
– Привет вольной шараге! [74] – снимая картуз, воскликнул непрошеный визитер.
– Чего завалился-то, босяк? [75] – сурово справилась Ляля. – Не место тебе здесь.
– Извиняйте, почтенная Ляля Захар-на, – поклонился Чиж. – Дельце у меня…
– Тебе кто нафокал [76], бажбан [77], что мы тут? – подпрыгнул со стула Тыхтун.
– …Персона очень важная, от Гимназиста, счас заскочит, просил предупредить, – выдохнул Чиж.
Ляля перемигнулась с Тыхтуном и подтолкнула Чижа к двери:
– Ладно уж, шкондыляй отсюда. И поднатужься мою хазовку засоптить [78].
Она проводила посыльного и вернулась к гостям.
– Кому насвистели про ангишвану? [79] – строго спросила Ляля.
Девицы испуганно молчали, молодые налетчики забожились «варнацкой честью» [80], что никому о вечеринке не рассказывали.
– Я Блестящему трекнул, – объяснил Тыхтун. – Он – мой законный киней [81], ссученному не ляпнет.
– Блестящий не ляпнет, – согласилась Ляля. – Выходит, свой на огонек бежит.
Она посмотрела на девиц:
– Ну, а вы что зашухерились, будто урны? [82] Не в клюкве пред патлатым жметесь [83]. Филя, держи мазу, слабай забавам на пьендросе! [84]
– Момент! – весело кивнул Музыкант и ударил по клавишам. – Эх, пошли работнички да по ступенькам! [85] – Он кивнул Вале и Зине: – Что лабухнуть [86] прикажете, принцессочки?
– Веселенькое! – пискнула Валя.
– Веселенькое? Разудаленькое?.. А вот хотя бы прямо в цвет:
Филька проглотил рюмку портвейна и готов был продолжить, как в оконце вновь постучали. Ляля вышла встречать гостя.
Послышался ее удивленный возглас, и вскоре перед компанией предстал улыбающийся Фрол.
– У-у, знатный варнат! [89] – протянул он.
– Так это ты, Федя, тубан учинил? [90] – покачал головой Тыхтун.
– Ну, послал собачку [91] срисовать, чем на вашей малине пахнет, – пожал плечами Фрол.
Он подошел к каждому мужчине и подал руку [92]. Здороваясь с Тыхтуном, Федька кивнул на карты:
– Талан на майдан [93], Коля! Никак с бабами в стирке мечешь? [94] Стареешь, кореш.
– Баловство, – поморщился Тыхтун.
Компания дружно рассмеялась.
– Прошу к столу, Феденька, – хлопотала вокруг Фрола Ляля. – Притомился, небось, с дороги-то?
– А кто тебе набаял, что я с дороги? – сощурился Фрол.
– Как же, почитай, с месяц ни слуху, ни духу. Видать, в кочевку подался.
– Каждый свой интерес имеет, – принимая из рук Ляли стопку водки, проговорил Федька. – Мне по душе дороги дальние, людишки новые. Что в городе-то творится?
– Жихтарим помаленьку, плывет лодочка блатная, – отозвался Тыхтун. – Вот только Ленька Басманчик сгорел, повязали его легавые.
– Допрыгался, значит? – нахмурился Фрол.
– Фраера трекают, будто он поначалу в допре парился [95], а потом его на гепеушную кучумку [96] перевезли.
– Неужто сычи чертовы [97] сами не управились? – поднял брови Федька.
– Так они нам рапортов не пишут! – рассмеялся Володька.
– И без рапортов ясно: падлу чекисты готовят, – ухмыльнулся Фрол. – Иначе к чему Басмана к себе тягать? Не того полету он птица.
– Как сказать, – не согласилась Ляля. – Паренек он деловой.
– Может, и так, – пожал плечами Федька. – Да только с его «делами» у легашей запарки-то не будет: любил Басман пофорсить, тузом покорячиться [98]. Чего фараонам мудрить? Сыч накрапает исповедь, и – поволокут пред светлы очи патриарха [99].
– Да будет уж тебе, Федя! – скривилась Ляля.
– В натуре, хватит тащить нищего по мосту [100], – согласился Фрол. – Пора и подгорчить [101].
После того как все выпили и закусили, Фрол вышел с хозяйкой на кухню.
– Нужда мне с Умником потрекать. Дозволишь? – спросил он.
– Законно, Федя. Обожди, я его кликну.
Попыхивая папироской и, по своему обыкновению, небрежно развалясь на стуле, Фрол с минуту разглядывал Заварзина. Володька напряженно уставился в пол, не смея начать разговор прежде прославленного налетчика. До сегодняшнего вечера Умник видел Федора лишь однажды, да и то мельком. Заварзина удивила способность Фрола быть внешне расслабленным и вместе с тем сохранять готовность к действиям.
– Баяли мне, что ты хорош в деле, Володя, – наконец нарушил молчание Фрол.
– Пустое, – смутился Заварзин. – Нам до ваших не достать.
– И все ж молва о тебе идет добрая. По сердцу слава-то, а? – усмехнулся Федька. – Работенка есть фартовая.
– Для меня? – округлил глаза Володька.
– В натуре. Ты – парень на катушках [102], не кукливый, Закон чтишь. Да и орава [103] твоя под стать, на характер взять трудно [104].
– А что за фидуция? [105]
– Грант. Кассу будем брать. Каждый из твоих архаровцев получит по двадцать косых [106]. По две задатку. Ваша забота – прикрыть нас с улицы.
– Алмазно! [107] – запальчиво воскликнул Володька, но тут же осекся. – Енгин [108] большой?
– Приличный. Потумкай, пошепчись с поддужными. И будь на фонаре [109], я тебя сам отыщу, – заключил Фрол.
Казенка (жарг.) – в царские времена – общее название мест лишения свободы (тюрьмы, каторга, ссылка).
Хазарша (хазар, жарг.) – лицо, занимающее главенствующее положение в камере.
Влазное (жарг.) – сумма, которую был обязан внести новичок в тюремную общину. Не имевшие денег должны были определенное время отрабатывать влазное путем выполнения работ по поддержанию в камере чистоты. Для бродяг сумма устанавливалась чисто символическая, при отсутствии средств они освобождались от отработки.
Общий котел (жарг.) – воровская касса, коллективная собственность воров.
На воровском жаргоне тех лет «тыхтун» – автомобиль.
«Сдать бегунки» (жарг.) – продать часы.
«Идти на полную» (жарг.) – рассказать все без утайки.
Жавер (жарг.) – мужчина.
«Пыженый-препыженый» (жарг.) – «богатый-пребогатый».
«Толкать фуфло» (жарг.) – говорить ерунду.
Фусан (жарг.) – обычный, добрый человек.
96-я проба – наивысшее количественное содержание золота в изделиях царской России (примерно соответствует современной 958-й пробе золота).
Накрапать (жарг.) – написать, нацарапать.
Лавировать (жарг.) – ходить, смотреть по сторонам.
Лупетки (жарг.) – глаза.
Тувиль (жарг.) – бумажник, кошелек.
Кредитный гешефтмахер (жарг.) – богатый коммерсант, нэпман.
Андрот (жарг.) – дурак.
Декча (жарг.) – голова.
Обзетить (жарг.) – обмануть.
«В цвет» (жарг.) – «в самый раз»; «то, что надо»; «в самую точку».
Рондоль (жарг.) – подделка.
Прихилять, хилять (жарг.) – прийти, идти.
Зекнуть (жарг.) – посмотреть, поглядеть.
Скотц (жарг.) – жадина.
«Законные бегунки» (жарг.) – настоящие (не поддельные) часы.
«Смыть (что-либо) блатокаину» (жарг.) – продать что-либо скупщику краденого.
Лашла (жарг.) – враг.
«Барахла-то на бате много?» (жарг.) – «добра-то в доме много?»
Форс (жарг.) – здесь: деньги, достаток.
Шарага (жарг.) – компания.
В разговорной форме «босяк» – бедняк; на воровском жаргоне – молодой вор.
Нафокать (от жарг. «фокать») – доносить.
Бажбан (жарг.) – болван, недотепа.
«… поднатужься мою хазовку засоптить» (жарг.) – «постарайся забыть дорогу в мой дом».
Ангишвана (жарг.) – общее название вечеринки, пьянки.
Клятва «варнацкой честью» («варнацкое слово на варнацкую честь») – торжественное обещание по тому или иному поводу. Позднее – «век воли не видать».
Киней (жарг.) – друг.
Урна (жарг.) – монашка.
«Не в клюкве пред патлатым жметесь» (жарг.) – «не в церкви пред попом стоите».
«Филя, держи мазу, слабай забавам на пьендросе!» (жарг.) – «Филя, поухаживай, сыграй девушкам на пианино!»
«…пошли работнички да по ступенькам!» (жарг.) – «побежали пальчики да по клавишам».
Лабухнуть (жарг.) – сыграть. От «лабух» – тапер, музыкант.
Выдра (жарг.) – особый вид отмычки.
Халат (жарг.) – пальто, шинель.
Варнат (жарг.) – вечеринка с приглашением девушек.
Тубан (жарг.) – паника.
Собачка (жарг.) – молодой, неопытный вор.
По уголовному обычаю, авторитет первым подавал руку.
«Талан на майдан» (жарг.) – приветствие играющим в карты, обозначавшее пожелание удачи.
Метать в стирке (жарг.) – играть в карты.
Париться в допре (жарг.) – сидеть в следственном изоляторе.
Кучумка (жарг.) – тюрьма. Здесь: внутренняя тюрьма ГПУ.
Сычи чертовы» (жарг.) – следователи Угро.
«Пофорсить, тузом покорячиться» (жарг.) – покрасоваться, сорить деньгами, вести себя вызывающе.
«Сыч накрапает исповедь, и – поволокут пред светлы очи патриарха» (жарг.) – «следователь напишет признание, и – поведут к председателю народного суда».
Тащить нищего по мосту (жарг.) – ныть, наводить тоску.
Подгорчить (жарг.) – выпить.
На катушках (жарг.) – бойкий, сноровистый.
Орава (жарг.) – банда, группа, шайка.
Взять на характер (жарг.) – запугать.
Фидуция (жарг.) – план преступления.
Косая (жарг.) – 1000 рублей.
«Алмазно!» (жарг.) – «Здорово! Отлично!»
Енгин (жарг.) – опасность.
Быть на фонаре (жарг.) – ждать, быть готовым к чему-либо.