Мы прошли в зал Великой Отечественной, снова фотографии, муляжи образцов оружия, которое выпускали местные мастерские. В центре этого зала лежала большая книга в красно-черном бархате.
— Книга Памяти, — сообщила мне служащая музея, — в нее внесены все участники войны, ушедшие из нашего города. Все, кто ушел и не вернулся.
Отсюда мы вышли в последний зал. Это было огромное помещение, по-видимому, при прошлом хозяине здесь размещался танцевальный зал. Высокие потолки с люстрами из хрусталя, трехметровые окна с видом на большой сад. Экспозиция этого зала рассказывала о периоде с послевоенного времени до наших дней. Все то же: фотографии, картины, третьесортные экспонаты. Но в центре зала я увидел то, ради чего стоило потратить час на обход этого музея, — на огромном столе-постаменте стоял макет города Хребет-Уральский.
Приблизившись к макету, я удивленно спросил у служительницы музея:
— Это что, ваш город?
— Да, — с гордостью произнесла женщина, потом, спохватившись, спросила: — А вы не местный?
— Да, в служебной командировке, — нарочито громко сказал я, как бы подтверждая подозрения следящих за мной, что я заезжий ревизор. Филер едва не попался мне на глаза, тоже сунувшись сюда, но все же успел отпрянуть. Теперь можно было поговорить со старушкой на интересующую тему.
— И что, на этом макете все улицы города? — спросил я с ноткой явного недоверия.
— Конечно. Вот смотрите, — костлявый палец уперся в квадрат с колоннами по бокам, стоящий позади памятника Ленину. — Это наш горсовет, или, по-новому, мэрия. Вот здание музея, — палец ткнулся в макет купеческого особняка, — вот вокзал, вот кинотеатр «Ударник», а вот кинотеатр «Восход», милиция, банк, гостиница «Урал».
Старушка, как ясновидящая, куда-то тыкала пальцем и сразу же произносила название объекта.
Я посмотрел на макет — в общем, так мне описывал город Акулов, в центре города гора, на горе церковь. Южная сторона у горы густо заселена, тут и железная дорога, и ремонтное депо, и фабрика. Соответственно здесь же и основная масса магазинов и жилых домов. А вот северная…
Макетов домов здесь было намного меньше, и по размерам было видно, что это особняки.
— А здесь что? — спросил я, перебив женщину, она, увлеченная рассказом, даже не заметив моей бестактности, проговорила: — В тридцатые годы, когда было решено создать зверосовхоз, заложили поселок Красная Нива для работников этого хозяйства. — Костлявый палец указал немного в сторону от продолговатых макетов. Но меня не интересовали труженики пушной промышленности.
— А вот здесь была небольшая деревня Латовка. — Она наконец указала на интересующий меня район. — Ее жителей переселили в Красную Ниву. А вместо деревни тогдашний председатель райисполкома обещал построить санаторий для отдыха трудящихся. Места там действительно хорошие: сосновый лес, песчаник, бьет из почвы минеральный источник. И он, председатель, почти сдержал свое слово…
— Что значит почти?
— Он построил в этом районе себе дачу, которая шестьдесят лет стояла в одиночестве. Только в начале девяностых годов здесь стали строить себе резиденции, как сейчас говорят, «новые русские». Хотя какие они новые — бывший директор ВАЗа, а вот здесь нынешний. Директор зверосовхоза, директор ювелирной, вот…
Я слушал перечисление должностей владельцев местных вилл — даже странно как-то для такого небольшого городка, целый престижный район. Сколько здесь особняков, не меньше трех десятков. Ровненько стоят, в ряд по шесть, через каждые две усадьбы разделяющая дорога. Ровные квадраты участков, прямые линии улиц. Все четко, под линеечку, как в Европе. Зато с другой стороны, где сам город, дома и улицы расположены кое-как.
— Здесь живет начальник милиции, а здесь вице-мэр, рядом с ним председатель коопторга…
Услышав «вице-мэр», я взглянул на указанный особняк, потом на название улицы. Под светло-зелеными магистралями улиц названия были написаны черной пастой. Перед особняком нашего клиента писалось: «Улица Володарского». Так, этот вопрос мы выяснили, теперь главное — «соскочить с базара», чтобы старушка не догадалась, что меня на самом деле интересовало.
— Как вы понимаете, не зря этот район в народе прозвали Царское Село, — продолжая указывать на особняки мироедов, сказал мой личный гид.
— Ну, Царскими Селами никого не удивишь, — безразлично проговорил я. И тут же ткнул в центр макета: — А это что за гора?
— Это «Караульный курган». Название носит еще со времен освоения Урала. Первопроходцы-казаки селились на горе, обживали эти районы, во время нападения кочевников укрывались на вершине за частоколом. Когда Урал стал более густонаселенным, жители спустились к подножию горы, а на вершине поставили часовню, которая впоследствии стала храмом Николы Угодника, покровителя мореплавателей и путешественников.
— Значит, это древняя церковь? — спросил я с заинтересованным видом.
— Нет, нынешнему храму немногим более восьмидесяти. Он был построен перед самой революцией. Потом долгие годы был закрыт, а на колокольне располагался пост наблюдения пожарной охраны. Два года назад здание вернули церкви. В общем-то с исторической стороны там нет ничего интересного. Зато какая панорама открывается, просто загляденье. Обязательно побывайте на Караульном кургане.
— Непременно, — пообещал я. Все пока складывалось весьма удачно. Удалось отыскать нужный адрес, обнаружить слежку и даже контролировать своих филеров. А женщина-гид, она ничего не поняла? Как там у Штирлица — «запоминается последняя фраза»? Если мои «топтуны» или их хозяева поинтересуются, о чем я спрашивал, — скажет, что я интересовался историей города. Ни о чем конкретном не спрашивал.
Прощаясь со служащей музея, я приложился губами к ее сухонькой ручке. Веки женщины дрогнули, бабуля меня спросила:
— Сами вы откуда будете?
— Сам из Москвы, — честно сказал я.
Я стоял на автобусной остановке и смотрел на Караульный курган, на его вершине виднелась церковь с высоченной колокольней. Шарообразный купол золотом играл в лучах выглянувшего солнца.
«А ведь действительно, — подумал я, глядя на башни колокольни, — лучшего места для поста пожарной охраны и не найти».
Судя по направлению дороги, автобус должен двигаться к кургану. Что ж, подожду автобуса.
На остановке я стоял один-одинешенек, люди, проходившие мимо, были похожи на филеров. Вряд ли мои преследователи догадались, что я не тот, за кого меня приняли. Скорее всего идет перегруппировка сил, готовится либо новое действующее лицо, либо кто-то из старых «перетасованных». А то, что никого нет на остановке, подтверждает мысль, что мои преследователи на машине. Из чего можно сделать вывод: слежка не пущена на самотек, ее контролирует кто-то из офицеров. Кто? Колодин, Лигостаев или, может, это разработка прокуратуры, следователя Варгина? Интересно бы взглянуть на этого Пинкертона хоть одним глазком…
В церкви было холодно, как в мертвецкой, в полумраке мерцающих язычков свечей слышался приятный баритон, затягивающий «Отче наш», здесь пахло топленым воском и лампадным маслом. Войдя в храм, я сдернул с головы свою вязаную шапочку и, посмотрев, как крестятся прихожане, тоже перекрестился. Вот незадача, вроде и крещеный, и детей друзей крестил, а как креститься, каждый раз забываю.
Купив тоненькую темно-коричневую свечку, я подошел к иконе Георгия Победоносца. Это был наиболее подходящий святой. Во-первых, его икона стояла в стороне от входа, так что мой «хвост» не сможет зайти в храм, не засветившись передо мной. А во-вторых, в будущем мероприятии нам очень не помешает помощь такого святого, бороться предстоит если не с драконом, то, по крайней мере, с местной многоголовой гидрой.
Время шло, а в храм после меня никто не заходил. От холода болело правое ухо; стальная дужка антенны наушника, служившая еще и крючком для поддержания динамика в моей ушной раковине, замерзла и огнем жгла кожу. Но выйти на двор, чтобы надеть шапку, я не мог. Нельзя было давать «топтунам» преимущества в слежке за мной. Если они думают, что я ревизор, то долго без присмотра меня не оставят, мало ли какой вопрос и кому я могу задать.
Действительно, прошла еще минута, и в дверном проходе появилась щуплая фигура моего первого преследователя, забулдыги. Но в этот раз вместо стеганой фуфайки на нем была приличная куртка (по-моему, этот лапсердак я еще недавно видел на внештатнике). Мужичонка, как и положено в церкви, был без головного убора, ладонью он пригладил сальные редкие волосы и, немного пройдя вперед, встал возле одной из икон.
Кажется, я прилично задубел в этой церкви. Еще раз перекрестившись, повернулся и направился к выходу, боковым зрением уловив замешательство забулдыги (бедный мужичонка, и нужны ему эти переодевания и погони).
Выйдя во двор, я первым делом натянул на голову шапку, чтобы хоть как-то согреть задубевшее ухо. Вытащил из кармана пачку сигарет, достал одну. Ветер здесь, на холме, очень сильный. Я зашел за угол церкви, со стороны могло показаться, что закурить. Нет, мне захотелось взглянуть на Царское Село с высоты. Так сказать, сориентироваться на местности.
Действительно, здесь был затишек, да и поселок «новых русских» как на ладони. Достав из кармана позолоченную «Зиппо» и отодвинув щелчком пальца крышку, крутанул колесико, высек желтый язычок пламени, прикурил.
Поселок, в отличие от города, был построен не только добротно и планомерно, но и с учетом местности. Холмы и овраги на окраине Царского Села облагорожены, рядом с особняками и виллами создана парковая зона, которую дополняет сосновый лес. Ну чем не маленькая Швейцария!
План-макет в краеведческом музее полностью соответствовал плану застройки этого поселка. Прямо глаз радовался при виде блестящих черепичных крыш, ажурных мансард и стеклянных оранжерей на плоских крышах. Убранные дворы и аккуратно подстриженные живые изгороди, разделяющие между собой усадьбы. Цивилизация.
Напротив особняка нашего клиента стояла круглая башня, выложенная из огнеупорного кирпича (никак, трубу котельной разобрали). Невысокая башенка, метра три в высоту, вершину ее венчала стеклянная будка, в таких сидят гаишники на оживленных улицах Москвы. А для чего здесь?
Возле башни стоял угловатый уродец — желто-синий милицейский «уазик». Вот открылась дверца в башне, оттуда вышел милиционер в темно-фиолетовой теплой куртке, форменной шапке. Поддерживая на плече ремень короткоствольного «АКСУ», он сел в машину. «УАЗ» двинулся медленно по периметру «Царского Села». Я машинально засек время на циферблате «трофейного» «Ролекса».
Неожиданно из-за угла церкви выскочил забулдыга, на этот раз я увидел, кроме куртки с чужого плеча, еще одну новую деталь гардероба. На голове пьяницы была вязаная шапочка, вернее, не шапочка, а шерстяной подшлемник, в которых щеголяли бойцы в Чечне. Едва не столкнувшись со мной лоб в лоб, мужчина задрал полы куртки и схватился за брюки.
— Ты че, — возмутился я, — ссать под храм — грех большой.
— Да я не собирался. — Мужичок опустил полы куртки.
— А че тогда?
— Да вот, — замялся филер, не зная, что придумать. Но, увидев у меня сигарету в зубах, оскалился: — Хотел у тебя стрельнуть курить.
— А это пожалуйста, — милостиво улыбнулся я, доставая пачку из кармана, и протянул ему. — Травись на здоровье.