В золотых лучах хрустальным блеском играли снежинки, густо сыпавшиеся с неба на мерзлую землю. Крупные белые кристаллы обильно покрыли черный асфальт трассы, голые стволы деревьев, опоры электропередачи и густо лепились на лобовое стекло нашей машины. Пришлось включить «дворники».
— «Мороз и солнце, день чудесный», — хорошо поставленным баритоном продекламировал Картунов. И заявил: — Приедем в Москву, улажу все дела в МВД и на неделю закачусь в какой-нибудь частный пансионат, чтобы все было по высшему разряду: сауна, шашлыки и длинноногие грудасты блондинки.
— А вот я — нет, — проговорил упавшим голосом Андрей, — приеду домой, приму горячую ванну, потом откушаю граммов триста водочки — и спать. Как-никак завтра на службу. Несмотря на всеобщий бардак, там у нас флотский порядок.
Навстречу нам из-за поворота выползала гигантская гусеница многотонных трейлеров. Тупомордые «Вольво» тянули длиннющие трехмостовые прицепы, затянутые темно-синей прорезиненной тканью, обклеенной рекламными плакатами западных фирм.
— Слава богу, я человек свободный, — проговорил я, наблюдая за тем, как мы стремительно сближаемся с автогусеницей, — никаких дел мне улаживать не надо, погоны тоже на плечи не давят. Так что сегодня хватаю Натаху и заваливаюсь с ней в сауну. Шутка ли, столько времени без женщины.
Наконец мы сошлись с головной машиной встречной полосы. Обдавая струями сизого дыма выхлопных газов шведские многотонные монстры проносились мимо нас.
— Подъезжаем к Кольцевой, — сообщил Картунов.
Моя сигарета догорела до фильтра, и я повернулся к дверце, чтобы сунуть окурок в пепельницу, как тут же услышал:
— Еханый бабай!.. — Что обозначает это мудреное восточное ругательство, я понял, едва повернулся к трассе.
Из-за хвоста колонны трейлеров на нашу полосу выскочили два «Мицубиси-Паджеро» и, подобно двум торпедам устремились на нас.
Реакция Акулова была мгновенной (вот что значит классный гонщик). Он рванул руль вправо так резко, что грозный «Шевроле» развернуло боком к атакующим нас «Мицубиси» и еще протащило вперед метров сорок благодаря силе инерции. Совершить полный разворот на сто восемьдесят у нас уже не было времени. Выправив руль, Андрей вдавил до упора педаль газа, «Блейзер» выпрыгнул на обочину и, разбрасывая комья мерзлой земли, рванул в сторону припорошенного снегом вала. Тут нам вслед дружно ударили с десяток автоматов.
— Ложись! — успел крикнуть я, сползая вниз, Картунов тут же нырнул на пол, а Андрюха лишь втянул голову в плечи.
Несколько пуль ударили в обшивку багажника, но их смертоносную энергию погасили титановые плиты, установленные Акуловым для безопасности перевозимых канистр с бензином. Еще одна, пробив пленку, повешенную вместо заднего стекла, свистнув возле моего уха, продырявила потолок.
С натужным ревом наш «Шевроле» вылетел на вал, перед нами уже открылась великолепная панорама перепаханного поля, припорошенного первым снегом в погожий солнечный день, как с грохотом взорвались пробитые баллоны задних колес — слишком близко были наши преследователи.
На чвакающих простреленных покрышках мы съехали вниз к полю и застряли в первой же борозде. Теперь наш стальной конь был бесполезной грудой дорогого американского металла. Сейчас наступал мой черед, то, ради чего Андрей взял меня в компаньоны, деля гонорар пополам. Наступил час бойцового пса — мое время.
Схватив левой рукой цевье автомата, я правой закрыл дверцу, вывалился наружу. Пока глазами оценивал обстановку, руки рефлекторно перевели оружие в боевую готовность.
На вершине вала появилась черная задранная морда «Мицубиси» наших преследователей. Вскинув автомат, я дал короткую очередь. Мои пули точно прошили передние колеса «Паджеро», машина на мгновение замерла, а затем скатилась назад, как подбитый танк из военной хроники.
У нас было несколько секунд передышки. За моей спиной, прижимаясь к еще горячему капоту машины, с табельным «макаровым» в руках сидел Андрей.
Распахнув заднюю дверцу, я вытащил наружу Картунова, Он был бледен как смерть и, по-моему, близок к инфаркту.
Вынув из кармана куртки хрохминский «наган», я протянул его Андрею, потом указал рукой вправо — там раскинулась небольшая лесополоса, видимо, служившая для снегозадержания. Деревья были тонкими, но другого прикрытия все равно не было.
— Бери Картунова и дуй туда, — я указал на лесополосу, — пару километров пробежите, там вал закончится, выберетесь на трассу и дуйте в Москву. Я их здесь придержу.
— А потом? — проговорил Андрей, сам понимая, что спрашивает глупость. Разве можно предугадать результат драки, особенно такой.
На вершине холма появилось несколько «зондеркомандовцев» в черных дутых куртках и вязаных шапках, с автоматами на изготовку. Короткая очередь из моего «АК» подняла несколько фонтанчиков земли у их ног, заставив противника ретироваться.
— Ну, давай же, — сказал я, подталкивая Картунова к Андрею.
Схватив вице-мэра за руку, Акулов гигантскими прыжками поволок его в сторону лесополосы. Через несколько секунд они скрылись за ближайшим кустом.
Повернувшись к колее, оставленной нашим вездеходом, я подумал: «Пожалуй, Вадиму Григорьевичу прохладно будет бежать в пуловере, но это лучше, чем в его ярко-красной куртке…» Докончить свою мысль я не успел, по машине ударила автоматная очередь. Об обшивку машины тупо застучали пули, будто кто-то невидимый забивал гвозди в консервную банку. Со звоном посыпались разбитые стекла.
Перекатом я ушел от защиты багажника к капоту. Еще один перекат — и вот из-за левой фары просматриваю вал: где же автоматчик? Ага… вот он, торчит лишь набалдашник автоматного компенсатора да нарост мушки. Видно, стрелок опытный, натасканный не на стрельбище ментовском, а на настоящей войне. Ну, да и мы не лыком шиты. Упираю приклад автомата в плечо, беру прицел под срез, чуть ниже черной рогульки компенсатора, и плавно жму на курок. Автомат привычно дернулся, из затвора веером сыпануло несколько гильз. На вершине вала взвились мелкие фонтанчики мер злой земли и первого снега. Автоматный огонь прекратился, но с другой стороны появились двое автоматчиков, пришлось дать еще одну очередь поверх голов, храбрецы нырнули обратно под защиту земляного вала.
Но долго это продолжаться не могло, слишком близко наш «Шевроле», обойдут меня мальчишки в черных вязаных шапочках, и их автоматы сделают из меня решето. Нет, позицию надо менять.
Я огляделся, бежать вслед за Андрюхой и Картуновым глупо, могу на своих плечах привести охотников. С левой стороны тоже есть чахлые насаждения, но надеяться на их защиту нечего, только будут мешать бегу… За моей спиной раскинулись десятки километров перепаханного пространства. Здесь уж точно буду как затравленный заяц на охоте, не попадут с первого раза — положат с десятого. Вполне выполнимая задача даже для слепою. Хотя метрах в ста пятидесяти над буграми вспаханной земли торчит могильным склепом бетонный куб. То ли колодец газопровода, то ли вход в тоннель телефонной связи или оросительной системы, не разбираюсь в строительных объектах народного хозяйства, но… Громада куба — великолепное укрытие, из-за него меня будет достать намного труднее, чем из-за «Шевроле». Чтобы обойти, ребятам придется растянуться цепочкой и выйти на равнину поля, очень неприятная процедура. К тому же не может этот бой затянуться до бесконечности, все-таки Москва рядом. Хоть наши люди и привыкли к бандитским разборкам с автоматной стрельбой, но не до такой же степени. Авось кто-то из проезжающих и «настучит» куда надо, а потому нужно продержаться.
Снова из-за вала показалась черная вязаная шапочка, проверяют, на месте ли мы. Чтобы не огорчать преследователей (все-таки люди тащились за нами от самого Урала), вскидываю автомат и стреляю. Звонко звучит одиночный выстрел вместо короткой очереди… Баста, патроны кончились, вот и ответ — бежать к бетонному кубу или не бежать? Единственный выход — бежать.
Положив уже не нужный «Калашников» на бампер машины, вытаскиваю из-за пояса «стечкин», большим пальцем ставлю предохранитель на автоматический огонь, делаю несколько глубоких вдохов, наполняя легкие кислородом, отрываю корпус от уже нагревшейся подо мной земли. Пока не опомнились, надо бежать. Рывок, бежать по пахоте — это вам не по беговой дорожке стадиона. Ковыляю, перелезаю из одной борозды в другую, голова набок, чтобы видеть, что за спиной творится.
Пот градом бежит по лицу, волосы намокли, прыгаю, как сайгак, по пахоте, под ногами хрустит снег.
На вершине вала появился черный силуэт. Я вскинул «стечкин», нажал на курок, пистолет дернулся, выбрасывая короткую очередь. Но силуэт не исчез, более того, рядом с первым появились еще несколько человек. Вот теперь начнется настоящая охота.
Туб-б — прозвучал глухой одиночный выстрел. Нет, это не автомат, винтовка или пистолет, но что-то знакомое.
В десяти метрах передо мной поднялся черный куст взрыва, комья мерзлой земли и стальные осколки гранаты меня не достают. Успеваю выругаться: из подствольника лупят. Делаю гигантский прыжок в направлении еще дымящейся воронки — «два снаряда в одну воронку не попадают», за спиной гремит новый взрыв. Падаю в теплую рыхлую землю, воняющую кислятиной сгоревшей взрывчатки. Совсем рядом гремит еще один взрыв, осколки проходят надо мной. Черт, неплохо стреляют.
Отрываю голову от дна воронки. До спасительного бетонного куба метров сорок, но теперь он мне уже не кажется таким надежным укрытием. Все-таки гранаты — это не автоматные пули, да и славные советские изобретатели приспособили подствольный гранатомет для стрельбы навесом, то есть без особого труда можно достать меня из-за бетонной защиты. Но теперь выбора не было, прыжком отрываюсь от земли и бегу по кратчайшей прямой к припорошенной снегом бетонной громадине. Сигаю через борозды, как кенгуру. Еще один взрыв где-то за спиной. Надо уйти в сторону, но уже слишком близко спасение. Налегаю изо всех сил…
Нового выстрела из гранатомета я не слышал, лишь над головой что-то прошелестело, и уже через секунду под моими ногами грянул взрыв. Огненная волна окатила меня, жуткая боль пронзила все тело. Глаза затянула розовая пелена, которая тут же стала густым туманом. Через еще не плотную пелену я увидел стремительно надвигающуюся черную землю…
Боль сковала мое тело, пальцы царапали мерзлую землю, а в угасающем мозгу мелькнула мысль: «Что же вы делаете, суки. Я ж вас жалел, а вы…»
Сознание померкло.
Я вроде бы все вспомнил, амнезии у меня нет. Теперь неплохо бы вспомнить кое-что из юриспруденции. Итак, перестрелка, чем это может для меня закончиться? У меня есть лицензия частного детектива, разрешение на оружие и соответственно право на самооборону. В перестрелке пострадал лишь я, то есть вменить превышение обороны не получится. Это плюс, а минус?
Возле продырявленного «Шевроле» «Калашников» с моими отпечатками пальцев, на руках «стечкин» со спиленным номером. В лучшем случае мне можно инкриминировать ношение огнестрельного оружия, в худшем… Интересно, что висит на этих двух стволах? А то ведь могут сделать из меня второго Солоника.
Охраны в палате не было, можно было предположить: либо я безнадежен, либо охрана за дверью, в этом случае меня должны были приковать наручниками к кровати.
Я попробовал пошевелить руками. Левая рука послушно свалилась с кровати, правая, забинтованная в броню гипса, лишь слегка приподнялась. Но, кроме тяжести шины и перевязочных материалов, ее ничего не держало. Впрочем, зачем приковывать руки, если левая нога на вытяжке.
Незначительные физические упражнения оказались для меня чрезмерными, обессилев, я провалился в забытье…
Очнувшись, я увидел белоснежное расплывчатое существо, которое копошилось возле меня. Постепенно мои глаза адаптировались к свету, и можно было разглядеть девушку в коротком беленьком халатике, поправлявшую мою подушку. Потом она достала откуда-то из-под меня градусник, взглянула на него и наклонилась к тумбочке, халатик задрался, и моему взору предстали две круглые ягодицы в белоснежных трусиках.
Я протяжно вздохнул. Через секунду на меня смотрело курносое лицо с большими карими глазами, маленьким ртом и озорной рыжей челкой на лбу.
— Сейчас вас доктор посмотрит. — Она, как снежная буря, метнулась вон из палаты.
Мой лечащий врач оказался молодым человеком спортивного телосложения, в очках с золотой оправой и бородкой. Он пощупал мой пульс, измерил давление, затем внимательно рассмотрел зрачки, задал несколько вопросов, что-то записал в тетрадку. Теперь наступила моя очередь задавать вопросы.
— Как мои дела, доктор?