— Здравствуйте, Виктор Михеевич, чем могу служить? — голос был в меру вежлив, но холоден.
— Послушай, Крот, скажи мне как художник художнику, ты жить хочешь?
— А что случилось? Проблемы какие, а, майор? Ты только скажи! — растаял холодок в вальяжном, барственном голосе, и ясно прорезалась в нем угодливая блатная нотка.
— А то случилось, пес ты поганый, что, если через полчаса мои жена и дочь не будут дома, я тебя, урода, по стенке размажу! Тебя, козла, потом закрасить легче будет, чем соскребать лезвием! — Не выдержав, майор сорвался на крик.
Бурливший в крови адреналин словно молотами бил в виски и не в первой уже свежести сердце.
— Погоди, майор! Погоди! — запаниковал обладатель барственного голоса. — Бля буду, не въеду, о чем базар! Не брал я твою тёл… ну, жену, в смысле. У меня башня пока ещё не… — Крот задумался, осекшись на полуслове. — Я, кажется, знаю, кто брал, — задумчиво протянул он. — Точняк! Слышь, Михеич, у Хмуры твои бабы!
— Почему так думаешь?
— Так ведь как два пальца… Ты же ему козу громовскую с черножопым не отдал! Так?
— Так.
— Ну и вот. А ты в курсе, что Гром этот самый Борову на десятое число день независимости объявил… от жизни. Боров, он хоть и хорохорится, однако обосрался совсем, окопался у себя за городом, людей везде понатыкал. Ждет. Он твоих и забрал. Точняк! Так что жди звонка, меняй громовскую телку и «черного» на жену с дочкой и не бери в голову. Хмура, он хоть и козел, но слово держит.
— Крот, прикажи ему!
— Дохлый номер, майор! Не послушает он! Уж если Хмура обхезался, то ему никто не указ! И меня, и тебя завалит, глазом не моргнет!
— Ладно, я тебе перезвоню. Бывай!
— До свидания, Виктор Михеевич. Если что, всегда рад помочь. Людишки, там… бабки, «стволы».
Окончив разговор с Кротовым, майор прошелся по комнате и, подойдя к окну, прижался разгорячённым лбом к холодному стеклу.
— Тамара… Надюша… Тамара… — шептал он и всё вглядывался в укрывший город туман, словно пытался разглядеть лица своих близких. — Тамара!
А Тамара Всильевна тоже равнодушно смотрела в туман и только слегка морщилась, когда мощный поршень, раздвигающий её тугие ягодицы, проникал особенно глубоко.
Холодный металл грязного капота «шестёрки», к которому прижимала её безжалостная рука насильника, леденил обнаженную грудь.
Иногда женщина переводила взгляд на находившееся прямо перед её лицом лобовое стекло, за которым ритмично дергались задранные к потолку тонкие ножки дочери…
Сначала Тамара Васильевна пробовала кричать и сопротивляться, но, когда молодой бандит приставил нож к шейке Нади, она сдалась.
А потом начался ад… Борясь с подступающей рвотой, она старательно заглатывала остро пахнущий ее же фекалиями член угрюмого. Она видела, как молодой бандит жадно разглядывает еще по-детски угловатое, но уже сформировавшееся обнаженное тело Нади.
— Первый раз деру ментовскую дочку! — заржал он и, раздвинув ноги девочки, впился горящим взглядом в покрытую светлым пушком промежность Нади. Гусь дрожащими пальцами торопливо расстегнул ремень и потянул вниз серые форменные брюки.
Однако тут с ним произошел конфуз. Видимо, под воздействием наркотика мужское достоинство Гуся выглядело совсем недостойно, сморщенным комочком пряталось внизу его живота.
Зарычав от злобы и разочарования, Гусь с силой вогнал три сложенных вместе пальца в лоно девочки, отчего сразу же показалась кровь.
Надя пронзительно вскрикнула, а Гусь, урча, стал облизывать свои окровавленные пальцы. Его плоть напряглась, закаменела, и он, захрипев, вогнал член в сочащиеся розовой влагой нежные гениталии.
Надя не кричала больше. Она только попискивала тихонько, как больной котенок, и умоляюще смотрела на мать огромными, полными слез глазами.
— Мой муж убьет вас. Обоих. Вы оба уже мертвы! — равнодушно сказала Тамара Васильевна, сплёвывая на снег горьковатую сперму угрюмого.
— Молчи, сука! — крикнул бандит и изо всей силы ударил её по лицу, отчего женщина сразу же провалилась в радужный туман, несущий ей блаженное избавление от кошмара.
После разговора с майором Крот крепко задумался. Назревающий конфликт между Рулевым и Хмурой устраивал его при любом исходе.
Смерть мента очень порадовала бы Крота. Были у него на то свои причины.
Опять же, Боров был прекрасным специалистом, и без него Крот был, как без рук. Но лучше остаться без рук, чем без головы. Хмура взял себе слишком большую власть и, при случае, мог сильно потеснить Крота, а то и вывести из игры совсем.
Нельзя не признать, что план Борова имел шансы на успех. Если бы ему удалось обменять жену и дочку майора на Ольгу Громову, то Гром сам бы пришел к нему и нарисовал себе на лбу крестик.
И в то же время, похитив родных Рулева, Хмура очень рисковал. Он не знал, какой опасный хищник скрывается за безобидной внешностью начальника городской милиции. А вот Крот знал. Знал и боялся.
На маленькой арене, именуемой городом, кружили в смертельном танце два монстра, и в его, Крота, силах было столкнуть их, заставить вцепиться друг другу в глотку.
А где-то рядом затаился во тьме Гром, еще более безжалостный и опасный, чем эти двое. Беда, беда… Эх!
Но был у Федора Петровича один козырь. Даже не козырь, а козырище, туз козырной масти, вокруг которого крутилась вся игра. Это он, Крот» подослал к молодому менту Ивану Крутову морщинистого человечка со сладкой зеленой пачечкой. Это он, Крот, знал, где теперь прячет майор девку, которая так нужна была всем: и Хмуре, и Рулеву, и Грому.
Бандит некоторое время колебался: отнять у майора Ольгу было все равно что пытаться вытащить у тигра из пасти кусок мяса.
Но девушка была для него единственным надёжным прикрытием от надвигавшейся бури. А тут ещё Крот некстати вспомнил длинные Ольгины ноги, её высокую грудь. От этого воспоминания сладко заныло внизу живота. Вспотевшими пальцами Федор Петрович набрал номер одного из своих бригадиров.
Утром десятого ноября старший лейтенант Осин заступил на дежурство. В этот ранний час здание городского отделения милиции было почти пустым. Под его сводами гулко отдавались голоса невыспавшихся ментов.
Осин проверял журнал приема-сдачи дежурств, благосклонно прислушиваясь к сытому урчанию своего желудка, переваривающего вкусный обильный завтрак, приготовленный хохотушкой Верочкой, на которой лейтенант был женат вот уже без малого год. Молодая жена была мастерицей не только в вопросах кулинарии. Вспомнив предшествующие завтраку утренние часы, когда прикосновения особенно нежны, а объятия особенно жарки, лейтенант почувствовал, как губы его сами собой расплываются в блаженную улыбку.
С этой глуповатой улыбкой на лице он повернулся к входной двери, услышав чьи-то шаги, и увидел смотрящий прямо ему в лицо ствол автомата. Ствол, потёртый от частого употребления, местами выщербленный и от этого особенно страшный, сулил смерть.
С трудом оторвав взгляд от гипнотизирующего чёрного отверстия, Осин поднял глаза выше и наткнулся взглядом на чёрные холодные глаза, глядящие из прорезей маски.
— Лежать, — негромко и совсем не страшно сказал человек в маске и дёрнул «стволом» вниз.
Лейтенант Осин потянулся было к висевшей на поясе кобуре, но вспомнил, что пистолет все еще лежит в сейфе. Вспомнил он Верочкин вкусный завтрак, неудобным бумажным комом ворочавшийся теперь в его животе. Вспомнил ее быстрый, теплый язычок, так хорошо знающий укромные уголки лейтенантского тела, и послушно сполз со стула, неудобно раскорячившись на истоптанном полу.
— Всё обыскали, нет их нигде, — запыхавшись, прошептал Ваха на ухо командиру группы, задумался на минуту и вдруг сильно пнул под ребра скорчившегося на полу Осина. — Гдэ они?! Гавары! Убью! — с акцентом закричал Ваха, склонившись над поверженным лейтенантом.
Осин тоскливым взглядом окинул помещение дежурки, запертую изнутри входную дверь в отделение, обрезанные телефонные провода и своих сослуживцев, пыльными кулями валявшихся по углам. Над каждым возвышался затянутый в черный камуфляж боевик.
— Да кто они-то? Кто вам нужен?! Толком говори, чурка нерусская! — в тоске закричал он и сейчас же снова получил десантным ботинком под дых.
— Девушка где? Ольга Громова? И человек наш, что с ней был. Где они сейчас? — нетерпеливо переспросил командир…
— Так бы сразу и сказали, — болезненно поморщился Осин, потирая ноющую от удара грудь. — Нет их здесь. Майор вчера вечером увёз их куда-то.