Я никогда не встречался с еврейским поэтом Абрамом Суцкевером, но маленький томик его стихов, переведенных на испанский, всегда со мной, где бы я ни был.
Я восхищаюсь теми, кто сопротивляется, теми, кто сделал из глагола «сопротивляться» собственные плоть, пот и кровь, и кто доказал без кривляний, что можно жить, и жить стоя, причем даже в самый худший из моментов.
Абрам Суцкевер родился в один из дней июля 1913 года в Сморгони, небольшой деревушке в окрестностях Вильны, столицы Литвы. Научился называть маленькие чудеса своего детства на идише и по-литовски, и незадолго до того, как ему исполнилось семь лет — наконец еврей и приговорен к дороге — его родители должны были переехать в сибирский город Омск, и там он встретился с киргизским — единственным языком, годящимся для описания меланхолической природы Сибири.
Бескрайнее небо, волчий вой, ветер, тундра, березовые рощи и его отец, вырывающий ноты из ностальгической скрипки — все это стало источником первых стихов Суцкевера, и жизнь, ожидавшая юного поэта, не была устлана розами.
В девятилетнем возрасте, после смерти отца, он вернулся в Вильну, которая, как и все восточноевропейские города со значительным еврейским присутствием, была центром культурного сияния. Эйнштейн и Фрейд часто посещали этот город, именовавшийся в те годы «балтийским Иерусалимом», для того чтобы прочитать лекции и развить свои теории. Издавалось множество литературных, научных и политических журналов. Влияние этической мысли просвещенной Вильны пересекало границы, и длилось это пока рык нацистской бестии и немецкое вторжение в Польшу не положили начало Второй Мировой войне.
написал Суцкевер и вскоре испытал первые последствия кораблекрушения; немцы оккупировали Литву и евреи были согнаны в гетто.
Первая ночь в гетто это первая ночь в могиле / потом привыкаешь, написал Суцкевер, тем не менее в его стихах не было ни слова смирения, речь в них шла о необходимости сопротивляться, чтобы выйти из могилы.
Через два года в гетто Вильны, на рассвете, нацисты отобрали людей, членов великой человеческой семьи, которые в этот день должны были умереть. Среди них оказался и Абрам Суцкевер, и ему пришлось рыть яму, в которую рухнет собственное тело.
Лопаты и мотыги вонзались и вырывали куски земли, размягченной дождями, не встречая большего сопротивления, чем щебенка, какая-нибудь кость или кусок корня. Неожиданно, мотыга, которая была в руках у Абрама Суцкевера, рассекла надвое червя, и поэт с удивлением увидел, что обе его половинки продолжали двигаться…
Абрам Суцкевер пережил тот расстрел. Раненый, он упал в яму вместе со своими мертвыми товарищами, его зарыли и оттуда он продолжил сопротивляться.
Сопротивлялся его рассудок и он был сильнее страха и боли. Сопротивлялся его ум и он был сильнее ярости. Сопротивлялась его любовь к жизни, и в ней он нашел необходимую энергию, чтобы выйти из смерти, подпольно жить в гетто и организовать колонну бойцов, которые под командованием поэта начали вооруженное сопротивление в странах Балтики.
Пережившие холокауст не смогут забыть послания надежды, которые несмотря на весь окружавший кошмар, Суцкевер рассылал им по гетто Центральной Европы и даже до самих лагерей смерти. Особенно помнят они одно из них, удивительный гимн сопротивления, который назывался «Тайный Город». В нем Суцкевер описывает жизнь десяти человек — еврейский кворум, чтобы вместе молиться, — которые выжили в полном мраке канализации. У них не было пищи, но один из них берется за соблюдение кошерной нормы. Они были полураздеты, но другой берется за проведение одежды в порядок. Одна беременная берется за организацию игр и воспитания детей. У них нет врача, но один из них дает советы и утешения. Слепой берется за охрану, ибо мир мрака — его мир. Раввин, едва одетый в священный пергамент, берет на себя обязанности сапожника. Молодой парень становится лидером группы и организует месть. Учитель ведет дневник-хронику, чтобы сохранить память, и поэт берется за то, чтобы его товарищи помнили, что в мире существует красота.
В 1943 году поэту исполняется тридцать лет, и он становится одним из главных лидеров антинацистского сопротивления. Его известность пересекает границы, и после нескольких неудавшихся попыток, советский военный самолет пересекает линию фронта и приземляется во вражеском тылу, чтобы перевезти его в Москву.
Там его ждут Илья Эренбург и Борис Пастернак. Перед еврейским антифашистским комитетом он рассказывает о восстаниях в гетто Варшавы и Вильны и просит трех вещей, которые, может быть, спасут множество жизней — решения, оружия и солидарности.
Интеллектуалы приглашают его остаться в СССР, поэты восхищены его поэзией, ему даже предлагают Сталинскую премию, но Абрам Суцкевер отказывается от всего и решает, что его место — в сопротивлении.
Когда закончилась война, Суцкевер стал одним из ключевых свидетелей на Нюренбергском суде над нацистскими главарями и потом, избегая всяческого излишнего протагонизма, в 1947 году, на борту корабля, именуемого «Родина», он прибыл в Палестину — где каждый камень это мой дед — накануне рождения Государства Израиль.
Я никогда не встречался с еврейским поэтом Абрамом Суцкевером, но он научил меня тому, что мы, мечтатели, должны превратиться в солдат. Я знаю, что скоро ему исполнится восемьдесят восемь лет, и наверняка он возмутится, если кто-то напомнит ему о его почтенном возрасте, потому что
Я никогда не встречался с ним, но его стихи и его пример всегда со мной и необходимы мне, как хлеб и вино.