- Аня, ты знаешь, что Викиного папу убили? Ты же ее подруга?
- Была подруга. Но я предала ее, предала! Я не
знала, что Владимир Сергеевич умер.
- А как же ты ее предала?
- Я не хотела, не хотела! Это он, он! - Лицо девушки болезненно исказилось, она тревожно огляделась по сторонам.
- Да кто же он? - Сима запуталась, она еще
раз поразилась бесконечному терпению психиатров, часами беседующих
с больными.
- Мне нельзя о нем говорить, он запрещает,
зашептала девушка. - Искушал меня: попробуй, попробуй, тебе
понравится, ты должна все познать! Заставил меня быть Одиллией! Но
я же Одетта! Это же предательство! Украл мою душу, разбил ее среди
звезд на осколки... Кто я теперь?! Тело, только тело. - Аня
посмотрела на свои руки и продемонстрировала их Симе, как бы
ища у нее подтверждения своих слов.
- Как его зовут? - спросила Сима по существу.
От Аниных излияний ей казалось, что она сама сходит с ума.
- Его? - Девушка непонимающе посмотрела на Симу.
меня, если я скажу! Но я сама не хочу жить, не хочу жить! - закричала Аня. - Я все равно покончу с собой! Не лучше ли сразу? Я скажу, скажу вам его имя! Ты меня не остановишь! - зло крикнула она кому-то невидимому, которого слышала только она. - Убей меня, убей! Ты убил меня уже, когда рассеял в космосе мою душу! - Аня внезапно жалобно попросила кого-то: - Ну верни, верни мне ее! Мне плохо, я больше ничего не чувствую! Я же любила тебя! - Выслушав понятный только ей ответ, она закричала: - Тогда я всем скажу твое имя! Все узнают, как тебя зовут! Сима напряглась, стараясь ничего не упустить, когда девушка назовет имя. - Его зовут Сатана! Его зовут Люцифер! Его зовут Вельзевул! * * * - Люцифер, Одетта, Одиллия - вот тебе и свидетель! Полный дурдом! - ворчала Сима, выруливая со стоянки. Шрус предательски захрустел. Когда-нибудь развалится. Сима прицепила панель магнитолы и включила любимую Уитни Хьюстон. Из кармана куртки вылетела карточка. Ованесян Владимир Эмильевич, телефон рабочий, телефон домашний. И приписка: "Жду". "I wanna run to you. I wanna run to you!" подпела Сима, словно отвечая шустрому доктору. ГЛАВА 18 В субботу Сима проснулась с ощущением, что она что-то не сделала. Такое чувство бывает, когда вскакиваешь ночью и тебе кажется, что надо куда-то бежать, что-то вспомнить. Как правило, после этого поворачиваешься на другой бок и засыпаешь, счастливый, потому что, оказывается, никуда не надо бежать. Но Сима вспомнила: она должна позвонить Вере Артемовой. Она вынула руку из-под одеяла и тут же спрятала обратно: открытая на ночь форточка превратила комнату в промышленный холодильник типа тех, где на крючьях висят обледеневшие туши. От таких ассоциаций ей стало еще холоднее. Часы показывали девять. Она задумалась, проснулась мать или нет. Если позвать и разбудить ее, можно нарваться на разнос в стиле: "Всю неделю вкалываю, из кожи вон лезу, с ног падаю, а ты меня поднимаешь ни свет ни заря!" В комнату бесшумно проник Гоша и прыгнул на одеяло. Вообще-то Сима не любила, когда коты залезали к ней в постель, но тут она схватила теплого и пушистого кота и, несмотря на его сопротивление, уволокла его под одеяло с намерениями использовать вместо грелки. Коту это не слишком понравилось, но он стерпел. Вообще в отличие от его матери Дымки Гоша был зависим, послушен и консервативен как органик. Так говорила Марина Алексеевна, подразумевая результат неудачного падения Гоши с балкона, случившегося в раннем возрасте. Даже коту Марина Алексеевна умудрялась поставить психиатрический диагноз. Сима приподняла краешек одеяла и спросила у высунувшего голову кота: - Гош, мама уже встала? - Ей показалось, что кот кивнул. Тогда она закричала на всю квартиру: - Мама! Мам! Марина Алексеевна вошла, выдыхая дым первой утренней сигареты. Слава богу, она ее не разбудила! - Мам, закрой окошко! - жалобно попросила Сима, а то я вылезти не могу. - Сейчас. - Марина Алексеевна закрыла форточку. - Поднимайся, чайник уже кипит. Мать была настроена миролюбиво, и это обрадовало Симу. Нет ничего ужасней ее утреннего плохого настроения. Сима нашла свою записную книжку и набрала номер Веры Сергеевны. Выслушав длинные гудки, она позвонила Снегиреву. Как раз его она и разбудила. Он невнятно буркнул, что компьютер еще не починили, и бросил трубку. И куда можно пойти в девять утра в субботу? На сумасшедшую спортсменку, которые, несмотря на погоду и время года, бегают по утрам, Вера Сергеевна похожа не была. Кое-как умывшись, вот еще, умываться в выходной день, Сима, облаченная в смешную клоунскую пижаму-комбинезон, которая была антиэротична, но невероятно уютна, уселась на кухне и схватила в руки горячую чашку. - Зубы чистила? - строго спросила Марина Алексеевна, зная нелюбовь дочери к субботним гигиеническим процедурам. - А как же! - Сима оскалила зубы, как на приеме у невропатолога. - Сырку дай! Марина Алексеевна подвинула к ней тонко нарезанный дырчатый сыр, масло, колбасу. Сима неудовлетворенно оглянулась по сторонам, схватила большую булку и разрезала ее вдоль на три части. Затем она старательно и щедро намазала каждый ломоть маслом и сделала огромный сложный слоеный бутерброд с сыром и колбасой. И вонзила в это великолепные молодые здоровые зубы.