Она ушла на кухню, и слышно было, как она бранит детей все тем же нудным, монотонным голосом.
- Еще четверть часа, и я сошел бы с ума, - со вздохом проговорил Мегрэ, подходя к окошку глотнуть свежего воздуха.
Трудно объяснить почему, но только во всем существе этой женщины, возможно совсем не плохой, было что-то удручающе унылое, что-то такое, отчего меркнул, становился угрюмым и серым даже солнечный свет, лившийся в окно. Сама жизнь делалась в ее присутствии такой тусклой, такой никчемной и монотонной, что невольно хотелось спросить себя, неужели улица со всем своим движением, солнцем, красками, звуками и запахами была еще здесь, рядом, как говорится - только руку протянуть.
- Бедняга!..
Не потому, что он умер, но потому, что жил!
- Кстати, как его звали?
- Трамбле... Морис Трамбле... Сорок восемь лет... Жена сказала, что он служил кассиром в какой-то торговой фирме на улице Сантье... Вот... Я записал: "Куврэр и Бельшас, басонная торговля..."
И ко всему еще басонная торговля - шнуры, позумент и прочее для гробов и катафалков!
- Знаете-ли, - рассказывал полицейский комиссар, сначала я подумал, что это она его убила... Не разобрался спросонок, меня ведь с постели подняли, я только- только уснул... А тут такое творилось... Дети говорят все разом, она на них кричит, чтобы замолчали, повторяет мне по двадцать раз одно и то же - примерно то самое, что и вам рассказывала, - я и решил, что она либо придурковатая, либо и вовсе сумасшедшая. А тут еще мой бригадир вздумал ее допрашивать, "на пушку" взять хотел. Он ей: "Я вас не об этом спрашиваю, я вас спрашиваю, почему вы его убили?" А она ему: "Почему?.. Да чем же это было мне его убивать?"
На лестнице соседи собрались... Здешний врач скоро принесет мне свое заключение. Он меня надоумил: утверждает, что выстрел был произведен на расстоянии и что стреляли, несомненно, из какого-то окна напротив... Я и послал своих ребят в отель "Эксельсиор".
Коротенький припев все вертится и вертится в голове у Мегрэ:
"Бедняков не убивают..."
Тем более бедняков, которые сидят в нижнем белье на краю супружеской кровати и скребут свои натруженные подошвы!
- И вы что-нибудь обнаружили там, в доме напротив?
Мегрэ внимательно осматривал окна отеля "Эксельсиор", впрочем, вернее было бы назвать его не отелем, а меблированными комнатами. Черная под мрамор табличка оповещала: "Номера на месяц, на неделю и на сутки. Горячая и холодная вода".
Бедность была и здесь. Но точно так же, как в доме, где жили Трамбле, как и в их квартире, это была не та бедность, которая может служить подходящим фоном для драмы. Бедность была здесь благопристойная, прилично и чистенько причесанная под скромный достаток.
- Я начал осмотр с четвертого этажа, все постояльцы уже лежали в постелях. Пришлось моим ребятам их побеспокоить. Представляете, какой поднялся шум. Хозяин разбушевался, грозил, что будет жаловаться. Тут мне пришла мысль заглянуть на пятый. И там, как раз напротив нашего с вами заветного, так сказать, окошечка, я обнаружил комнату, в которой никого не было, хотя она вот уже целую неделю числится за неким Жозефом Дамбуа. Я допросил швейцара, дежурившего ночью, и он вспомнил, что незадолго до полуночи выпустил из отеля какого-то человека, но кто это был, он не знает...
Мегрэ наконец решился открыть дверь в спальню, где у изножия кровати, головой на коврике, ногами на голом полу все еще лежало тело убитого.
- Пуля, видимо, попала в сердце, и смерть наступила почти мгновенно... Я полагаю, лучше будет дождаться нашего судебного врача: надо, чтобы пулю извлек он. С минуты на минуту он должен прибыть вместе с господами из прокуратуры...
- В одиннадцать часов... - рассеянно проговорил Мегрэ. Было четверть одиннадцатого. На улице, как и прежде, торговались у тележек хозяйки, в знойном воздухе стоял нежный аромат фруктов и зелени...
"Бедняков..."
- Карманы вы у него обыскали?
Обыскал, ясно и так - на столе беспорядочной грудой лежала мужская одежда, между тем как, по словам жены, Трамбле аккуратно сложил на ночь все свои вещи.
- Здесь все... Кошелек... Сигареты... Зажигалка... Ключи... Бумажник - в нем сотня франков и фотографии детей...
- Что соседи?
- Мои ребята опросили всех в доме... Трамбле живут в этой квартире двадцать шесть лет... Когда появились дети, они заняли еще две комнаты... Собственно, о них и сказать нечего... Обыкновенная, размеренная жизнь... Никаких особенных событий... Каждый год, в отпуск, ездят на две недели в Канталь, к Трамбле на родину... У них никто не бывает, если не считать редких визитов сестры мадам Трамбле. Обе женщины - урожденные Лапуант и тоже родом из Канталя... Трамбле выходил из дому каждый день в одно и то же время. На работу ездил в метро, со станции Вильер... В половине первого возвращался, через час уезжал обратно и приезжал вечером, в половине седьмого...
- Чушь какая-то! - проговорил Мегрэ. Восклицание вырвалось у него почти безотчетно. Действительно чушь. Преступление, в котором не было никакого видимого смысла.
Ничего не украли... Даже не пытались украсть... И все же это не было случайное убийство. Отнюдь. Его тщательно подготовили: пришлось снять комнату в отеле напротив, раздобыть пистолет, возможно, даже пневматическое ружье...
Тут действовал кто-то не случайный. И не ради какого-то там бедняги идут на такое дело... Да, но ведь Трамбле был именно из тех бедняг, о которых говорят: какой-то там...
- Вы не подождете людей из прокуратуры?
- Я непременно вернусь до того, как они уедут. Останьтесь, пожалуйста, чтобы ознакомить их с делом...
За стеной снова шумно завозились, догадаться было нетрудно: мадам Трамбле, урожденная Лапуант, воевала со своими детьми.
- Кстати, сколько их у нее?
- Пятеро... Три сына и две дочки... Один сынишка этой зимой заболел плевритом, и сейчас он в деревне у родителей Трамбле... Ему скоро четырнадцать...
- Идем, Люка?
Мегрэ сейчас отнюдь не улыбалась перспектива увидеть снова мадам Трамбле и услышать унылое: "Такое могло случиться только со мной".
Он тяжело спустился по лестнице мимо открывавшихся одна за другой дверей, позади которых слышался быстрый шепот. Он хотел зайти к угольщику выпить вина, но в лавчонке было полно любопытных, ожидавших прибытия чиновников прокуратуры, и Мегрэ предпочел дойти до улицы Батиньоль, где о ночной драме ничего не знали.
- Что ты будешь пить?
- Займись-ка этим типом из отеля "Эксельсиор"... Ты, разумеется, найдешь там не очень-то много, потому что обделать такое дельце, как он его обделал, это... Эй, такси!..
Тем хуже для бухгалтерии. Было слишком жарко, чтобы париться в метро или стоять на углу в ожидании автобуса
- Встретимся на улице Де-Дам... А нет, так после обеда на набережной...
Бедняков не убивают, черт побери! А если уж убивают, так не по одиночке, а целыми партиями, устраивают войну или мятеж. Если же бедняку случается кончить жизнь самоубийством, то вряд ли он станет добывать для этого пневматическое ружье и уж конечно не застрелится в ту минуту, когда сидит на постели и чешет пятки.
Будь Трамбле не уроженцем какого-то там Канталя, носи он звучное иностранное имя, можно было бы еще заподозрить его в принадлежности к некой неведомой тайной организации его соотечественников...
Да и не был он похож на тех, кого убивают. Лицо не такое, вот в чем загвоздка! Это-то и озадачивало. А вся обстановка? Эта квартира, жена, пятеро детей, муж в нижнем белье, "ф-р-р-ф-р-р", с каким пролетела пуля...
Верх такси был откинут, и Мегрэ курил свою трубку, время от времени пожимая плечами. В какое-то мгновение мысли его обратились к мадам Мегрэ. "Бедняжка!" - скажет она и при этом непременно вздохнет. Когда умирает мужчина, женщина всегда сочувствует женщине.
- Нет, номера я не знаю... Да, улица Сантье.. "Куврэр и Бельшас"... Наверно, что-нибудь солидное. Этакий почтенный торговый дом, рождения тысяча восемьсот какого-нибудь года...
Он не понимал, и это злило его. Злило потому, что он не терпел непонятного... Улица Сантье была забита людьми и машинами. Притормозив, шофер заговорил с прохожим, чтобы узнать об адресе, и в эту минуту Мегрэ увидел на фасаде одного из домов выведенные красивыми золотыми буквами слова: "Куврэр и Бельшас".
- Подождите меня. Я недолго.
Собственно, он не знал, надолго ли, но жара совсем разморила его. Да и как было не разморить, когда почти все его товарищи по работе и даже все инспектора были в отпуске и когда сегодня с утра он рассчитывал поблаженствовать на досуге у себя в кабинете!