Что с тобой, Мегрэ? Ты не спишь?
Было, наверно, около трех часов ночи, а Мегрэ все еще продолжал ворочаться с боку на бок в своей постели, весь в испарине, хотя открыты были оба окна спальни, выходивших на бульвар Ришар Ленуар. Несколько раз он уже начинал засыпать, но едва только дыхание жены рядом с ним становилось глубоким и ровным, как он снова, против собственной воли, принимался думать опять и опять об этом Трамбле, о своем бедняке, как он теперь про себя называл его.
Тут что-то было не так, ускользало, как в несообразном сне. И Мегрэ опять возвращался к исходному пункту. Половина девятого утра. В квартирке на улице Де- Дам Морис Трамбле кончает одеваться. Тут же рядом унылая мадам Трамбле - теперь Мегрэ уже знал, что ее зовут Жюльеттой, то есть самым неподходящим для нее именем, - итак, тут же рядом унылая Жюльетта в бигуди, со взглядом великомученицы, пытается утихомирить расшумевшихся детей, но в результате гвалт становится еще громче.
"Он не выносил шума, господин комиссар..."
Почему именно эта деталь поразила Мегрэ сильней всего остального, что он там услышал? Почему в полусонном забытьи память его возвращалась к ней снова и снова? Не выносить шума - и жить на улице Де-Дам, многолюдной, бойкой и тесной, да еще с пятью детьми, которые только и делают, что задирают друг друга, и с этой Жюльеттой, которая не знает, как их унять...
"Он одевается... Хорошо, дальше... Бреется - через день, по словам Жюльетты. Выпивает чашку кофе с молоком и съедает два рогалика... Выходит на улицу, идет к бульвару Батиньоль и на станции Вильер садится в метро..."
Всю вторую половину дня после посещения фирмы "Куврэр и Бельшас" Мегрэ просидел у себя в кабинете, занимаясь текущими делами. В это время вечерние газеты по просьбе полиции уже печатали на первых полосах портреты Мориса Трамбле.
А бригадир Люка тем временем отправился в отель "Эксельсиор", захватив с собой фотографии всех рецидивистов и уголовников, чья внешность хоть сколько-нибудь подходила под описание примет мнимого Жозефа Дамбуа, точнее говоря убийцы.
Рассматривая фотографии, хозяин отеля, выходец из Оверни, отрицательно качал головой:
- Я, правда, мало видел его, но, по-моему, он не из таких.
Бригадиру пришлось проявить немало терпения, прежде чем он наконец выяснил: хозяин хотел сказать, что постоялец с пневматическим ружьем отнюдь не был похож на преступника, внешность у него была самая безобидная.
- Когда он пришел и спросил номер на неделю, я подумал, что эго какой-нибудь ночной сторож...
Человек неприметной внешности. Средних лет. Да и мало кто его видел, потому что он возвращался к себе только на ночь, а утром уходил.
- Были у него с собой какие-нибудь вещи?
- Маленький чемоданчик, знаете, как у футболистов. И еще усы. По словам хозяина - рыжие. По словам ночного швейцара - седоватые. Правда, он видел их при другом освещении.
- Одет он был плохо. Нет, не то чтобы грязно, но весь он был какой-то потертый. Я с него потребовал плату за всю неделю вперед. Бумажник у него тоже был потрепанный, а денег и вовсе мало...
Показания горничной пятого этажа:
- Я его ни разу не видела, потому что убирала его номер поздно утром, после 42- го и 43-го, но, уж можете мне поверить, издали видать было, что живет холостяк...
Люка перетряхнул в этом номере каждую вещь, тщательно, метр за метром, обследовал всю комнату. На подушке он обнаружил три волоска: два с головы и один из усов. Нашел на эмалированном туалете почти пустой флакончик из-под одеколона, а на камине - старую расческу, в которой не хватало половины зубьев.
Вот и все. Небогатый улов. И тем не менее в лаборатории сумели кое-что выяснить. По мнению экспертов, в течение нескольких часов исследовавших расческу и волосы, преступнику было от сорока шести до сорока восьми лет. Он был рыжеволос, но уже начинал седеть и лысеть. Имел флегматический характер и страдал болезнью печени.
Однако не об этом думал Мегрэ, ворочаясь в своей постели.
"Он одевается, завтракает, берет шляпу и выходит на улицу... Он идет к метро на бульваре Батиньоль..."
Но, разумеется, вовсе не для того, чтобы ехать на улицу Сантье, в контору фирмы "Куврэр и Бельшас", где уже семь лет ни одна живая душа его не видела, а куда-то совсем в другое место...
Почему Мегрэ полагал, что в то время, когда Трамбле еще служил у "Куврэра и Бельшаса", ему удобно было ездить в метро? Очень просто. Линия Порт-де-Шампре - Пре-Сен-Жерве прямая, без пересадок. Трамбле выходил непосредственно на улице Сантье.
И тут Мегрэ вдруг вспомнил, что дочка Трамбле, Франсина, которую он видел сегодня мельком и не успел как следует разглядеть, уже около года работает в магазине стандартных цен на улице Реомюр. Улица Реомюр идет под прямым углом к улице Сантье. Это на той же линии метро.
- Ты не спишь? - спросила мадам Мегрэ.
- Мне нужно выяснить одну вещь, - ответил он, - может быть, ты знаешь... Очевидно, все магазины стандартных цен принадлежат одному и тому же тресту и работают по единому расписанию. Ты ведь как-то ходила в такой магазин на авеню Республики...
- Что же тебя интересует?
- В котором часу они открываются?
- В девять...
- Ты это точно знаешь?
Ответ доставил ему, по-видимому, такое удовольствие, что, прежде чем наконец уснуть, он замурлыкал себе под нос какую-то песенку.
- А мать ничего не сказала?
Было четверть десятого утра, и Мегрэ сидел у себя в кабинете, слушая только что вернувшегося Люка, еще не успевшего снять соломенной шляпы.
- Я объяснил ей, что вам нужны какие-то дополнительные сведения, но что вы не хотите докучать ей в такую тяжелую минуту и поэтому сочли более уместным побеспокоить дочь.
- А что дочка?
- Мы приехали на автобусе, как вы велели. Мне кажется, она немножко нервничает. Все пыталась узнать, зачем вы ее вызываете.
- Скажи, пусть войдет.
- Там с вами хочет поговорить еще какой-то пожилой господин.
- После... Вели подождать... А кто он?
- Какой-то торговец с Луврской набережной... Он хочет вам что-то сообщить, и притом непременно лично...
Парило так же, как и накануне. Над Сеной серебрилось лучистое марево, окутывая легкой дымкой вереницы плывущих судов.
Франсина вошла, одетая в строгий темно-синий костюм и белую полотняную блузку. Очень миловидная, очень молоденькая девушка. Белокурые локоны, красиво оттененные кокетливой красной шляпкой, высокая, четко обрисованная грудь. Со вчерашнего дня у Франсины, должно быть, еще не было времени купить себе траурное платье.
- Садитесь, мадемуазель... Если вам жарко, я охотно разрешаю вам снять жакет...
Над верхней губкой у нее выступили бисеринки пота.
- Вчера ваша матушка сказала мне, что вы работаете продавщицей в магазине стандартных цен на улице Реомюр... Если не ошибаюсь, это тот магазин, что у Севастопольского бульвара, налево, не так ли?
- Да, мосье...
Губы у нее задрожали, и Мегрэ показалось, что она хочет ему что-то сказать, но не может решиться.
- Магазин открывается в девять часов утра, не правда ли? И он расположен неподалеку от улицы Сантье, куда ваш отец как это считалось - ездил каждое утро на работу. Вы, наверно, нередко проделывали этот путь вместе...