- Че ты мелешь, - обиделся Эдик, - я же был, когда эта Наташа приезжала. Даже познакомиться хотел поближе...
- Ага, вспомнил, - согласился с ним Дед. - Это не тебя, случаем, Поняков обломал в тот раз, сказав про кулаки её мужа?
- Нет, не меня.
- А мужика её, кстати, грохнула какая-то местная банда, - продолжил Игорь. - Так что бугор сейчас, по моим рассчетам, катается, как сыр в масле - очень нужны ему попойки.
- Так-то оно так, - не мог не согласиться с ним Хопер. - Но я бы на его месте...
- Вот когда будешь на его месте, тогда и поговорим, - оборвал его Игорь, не отрывая глаз от удивительно голубого неба. - А сейчас шел бы ты куда-нибудь, погулял - не мешай любоваться природой.
Дело в том, что он только что получил письмо из дому, от матери. А в нем - записочка от соседки Аленки, в которую Игорь был влюблен ещё со школьной скамьи. Причем взаимно. Но как-то так получилось - пока он служил в армии, Аленка ждала его, ждала, а потом все же уговорила её как-то подружка сходить к одному парню на день рождения. Компания там была большая, но именинник из всех девчонок запал почему-то именно на Аленку. Ей тоже понравился Стас - веселый, общительный и обаятельный парень. И она протанцевала с именинником почти весь вечер, честно предупредив Стаса, что ждет из армии парня. В общем, дала понять, чтоб тот на большее, чем танец, не расчитывал.
Однако Стас был насколько обаятельным, настолько же упорным - упросил подружку, которая притащила к нему Алену, и та весь вечер упорно подливала ей ликера в лимонад, которым Алена цокалась с гостями...К концу вечера у неё уже двоилось в глазах, а настроение поднялось настолько, что она легко и беззаботно поддалась на уговоры все того же Стаса покататься на лодке по ночной реке. От реки пахло парным молоком, глаза стаса напротив в лодке блестели таинствено и зовуще, а его красиво вырезанные губы...Игорь был в эти минуты так далеко от нее, а эти манящие губы - совсем рядом, И все ближе, ближе...
Лишь наутро Алена с ужасом осознала, что она натворила ночью. Но было поздно - через две недели будущий Дениска дал о себе знать приступом внезапной рвоты и головокружением... Стас тут же воспользовался этим долгожданным для него моментом и предложил Алене руку, сердце...ну и все, что полагается в таких случаях.
Так Алена стала матерью и женой нелюбимого человека.
А Игорь, узнав из письма матери о прошедшей свадьбе, даже не стал заезжать после дембеля из стройбата в родной поселок - махнул на заработки в Подмосковье. И угодил прямиком в летучий строительный отряд Понякова. Романтика недалеких гор и зелень Темердинского заповедника, курорты Кисловодска и канатка Эльбруса, дремучие леса Подмосковья и достопримечательности самой столицы - все это было испытано, прощупано и перетоптано за пять лет скитаний по стройкам вместе с такими же, как он, крепкотелыми парнями и мужиками. Теперь хотелось чего-то такого, такого...
Вот оно! Долгожданное письмишко от милой ненавистной Аленки: пишет, что уже четыре года, как развелась с нелюбимым Стасом по причине полной несовместимости характеров и целей. И спрашивает совета у отвергнутого в свое время любимого Игорька: как ей быть дальше, что делать с маленьким Дениской и своею собственной судьбой.
А мать в своем послании сообщает, что Алена уже все глаза выплакала за эти четыре года, ожидая от него хотя бы маленькой весточки. И всем кобелям поселковым, мужского рода, дает от ворот поворот независимо от возраста и положения. Значит, любит до сих пор. И за эти четыре года, если уж судить по морали, полностью искупила свою вину перед ним, Игорьком. А маленький Дениска - ну так что ж - дети за родителей не в ответе.
Вот об этих-то письмах и размышлял Игорь Неделин, а попросту Дед, лежа в траве за высокой кованой оградой элитного участка.
Это что же получается - Алена развелась со Стасом ровно через год, как только родился сын...
И тут черти поднесли Эдика Хопра с его идиотскими рассуждениями - быть или не быть бугру Понякову на ужине, устроенном администрацией фирмы. Да на кой хрен, скажите, Толяну упал этот ужин, если он встретил женщину своей мечты?
И не пошел бы ты, Хопер, куда подальше со своими сомнениями в правильности выбранного бригадиром решения!
И Эдик пошел, обидевшись на Деда. А тот, уставя глаза в небо, продолжал прислушиваться к своему сердцу - как оно, бедное, бьется по прочтении этих двух листочков, вырванных из простой школьной тетрадки в клеточку. И по всему выходило - неровно бьется сердце, не забыло ещё тех нежных объятий и горячих поцелуев, которыми одаривала его хозяина Аленка, провожая его в армию.
Игорь с высоты своего создавшегося положения считал Хопра бабником и пустобрехом. Каковым тот, по сути, и являлся. Ну натура у человека такая не обойти стороной понравившуюся женщину, подарив ей частичку своей любвеобильной души. От чистого сердца, на долгую добрую память...Сейчас у Эдика скребли на душе кошки. И вовсе не оттого, что Дед отказался разделить с ним цигарку на двоих - эти кошки начали скрести душу с того самого дня, ещё четыре года назад, когда они всей бригадой рванули на желтом микробусе из аула Архыз, оставив в нем новехонький свежепостроенный дом, счастливого старого Аслана и...донельзя зареванную Фатьму - его новую молодую жену. Да, постарался Хопер в ту последнюю ночь их пребывания в ауле, выполняя обещание, данное старому Аслану - сотворить ему маленького наследника рода. так постарался, как никогда до этого в своей недолгой распутной жизни. И никогда после...А виной всему этому была отчасти сама Фатьма: она подговорила старика на эту аферу с Хопром, а потом, ночью, вытворяла с ним такое, будто близился конец света и они больше никогда не встретятся. У Эдика тогда искры из глаз сыпались: шестнадцать лет, нетронутая ещё девчонка - да где ж она нахваталась всей этой Камасутры? Фатьма одновременно плакала, стонала и смеялась. Падала, обессилевшая, в высохшее, прянопахнущее сено, сложенное про запас под навесом за домом, зарывалась в него всем телом. А через несколько минут, плача и смеясь, снова прижималась к Эдику горячим стройным телом, и все повторядлось сначала... Влюбилась в него девчушка, по самые уши, ещё тогда, когда он снимал её с коня - сразу и бесповоротно.
Эдик тогда тоже словно сошел с ума - покорно подчинялся всем её ласкам и прихотям, словно был моложе Фатьмы лет на десять, а не наоборот. И целовал, и шептал нежные бессвязные слова, котрые потом не мог вспомнить, сколько ни пытался.
И все же уехал, вместе со всеми, оставив Фатьму в одиночестве за домом - она не захотела выйти попрощаться. Заплаканную, нашедшую и тут же потерявшую свою первую и, наверное, последнюю настоящую любовь.
Уехал и забыл?
Ну нет! Хотелось иногда забыть, да. Повторяя про себя, как заклинание, как табу:" Фатьма чужая жена, она не для меня"...
А сердце тут же кричало в ответ:" Но ребенок-то твой! Но любит она тебя!"
И душа тут же приоткрывала свой уголок воспоминаний - извивающееся в неистовстве тело Фатьмы, её широко раскрытый в немом крике рот, слезы, губы, смех...и разлука. Кто сказал:"Была без радости любовь, разлука будет без печали"? Черта с два - без радости! Этот умник её испытывал - настоящую любовь? А её последствия в разлуке?
Эдик выпросил у Понякова пластинку с номером телефона, которую Аслан на прощанье подарил бригадиру и звонил, звонил в это Архыз...Мобильник ему охотно ссужал Афанасьич, благо он последнее время был все время на сдаточном объекте. Но взамен взял фотографию Эдика: "Чтобы, если потеряешь трубу, было по ком объявлять розыск". А проклятый микрокомпьютер упрямо высвечивал каждый раз на своем зеленом табло:"Абонент не отвечает".
Что там случилось? Что с его сыном - Эдик был почему-то уверен, что после той ночи с Фатьмой у неё будет непременно мальчик.
И бригадир нужен был сейчас ему, как воздух. Потому что он один знает тайну рождения наследника Аслана. Один из всей бригады - остальные просто поднимут его на смех. Потому что не знают любви, на которую наложен всеобщий запрет.
Ошибался Хопер, ох, как ошибался.
Потому что в это же самое время в прорабском вагончике на грубосколоченной лавке сидели, крепко обнявшись, ещё две родственные души: Любашка-крановщица и Санька Васин - Васяся. И целовались взахлеб, и тоже шептали друг дружке всякие бессвязные, ничего не значащие в данный момент слова...Наконец Васяся потерял над собой контроль окончательно. И тотчас же Любашка резко оттолкнула его и, вскочив с лавки, сердито ухватила один из веников, валявшихся на полу прорабской.
- Счас как врежу по кумполу - сразу в себя придешь. Тебе что было насчет этого сказано - только после свадьбы.
- Да я помру до этой свадьбы - от переизбытка чувств, - со слезой в голосе возопил Васяся. - Я тебе ещё неделю назад сделал предложение...
- И я его приняла, ты что, не помнишь? Однако свадьба будет только после того, как получим квартиры - ни днем раньше, - решительно отрезала Любаша. - И брачная ночь, кстати, тоже. В своей шикарной кровати, размечталась она, - при свечах...А не по-кобелиному - на какой-то обшарпанной лавке. И не проси больше до этого самого дня, вот что получишь, - скрутила она маленькую кокетливую фигу из своих музыкальных пальчиков, так и не огрубевших от рукоятей башенного крана.
- Ну ладно, - сдался, наконец, Васяся, постепенно приходя в себя. Тогда обещай, что возьмешь меня сегодня на кран: я тоже хочу разделить с тобой славу последней бадьи.
- Не подлизывайся, - топнула ножкой Любаша. - Целоваться ты хочешь там, на высоте, а не делить со мной какую-то сомнительную славу. Так и быть, возьму как практиканта, - сжалилась она, наконец, видя по лицу Саньки - разгадала его намерения целиком и полностью. - Кое-чему я тебя уже научила, ещё неделька-полторы, и можно оформлять самостоятельный допуск. Понятно?
Повеселевший Васяся отчаянно закивал - не дурак, мол.
- А целоваться можешь, сколько влезет, - неожиданно рассмеялась Любаша, - во время перерывов. Мне самой интересно, как это выглядит поцелуй на двадцатиметровой высоте. Но - не более того! - поводила она пальчиком у носа Саньки.
- Я женюсь на тебе, Любашка, - Васяся обнял её и нежно поцеловал. - И прямо из загса потащу на этот твой чертов кран. - И тогда ты узнаешь, что такое любовь на двадцатиметровой высоте...
Солнце уже садилось за горизонт, когда у кованых ворот остановилась Черная "Волга" и из неё вылез Кирилл Алексеевич Софонов собственной персоной. Вслед за ним из машины появился высокий парень с белесыми пасмами волос, отдельными прядями свисавших на крутой лоб. Увидев их, Афанасьич сразу как-то стушевался и отошел в тень огромного дерева, растущего неподалеку от новостройки.
- Внимание, товарищи! - во все горло закричал Софонов, зайдя на территорию объекта. - Я хочу вас собрать на пять минут для важного сообщения.
Строители дружно и недовольно загудели - все отлично знали эти Софоновские "пятиминутки", длившиеся по полтора-два часа.
- А короче нельзя? - выкрикнул Соколок с лоджии, на раме которой поравлял покосившийся шпингалет.
- Хотя бы ради праздника, - просительно сложил руки на груди Шумейко.
- А чего ж, можно и короче, - благодушно согласился Кирилл Алексеевич. После ночи, проведенной в баре "Шоу-герл", в нем наметились кое-какие подвижки: посветлело лицо, взгляд потерял настороженность и беспощадность к врагам коммунизма и Отечества, а походка стала...крылатой, что ли. В общем, он как-будто сбросил за одну ночь с десяток - другой лет. - Можно и короче, - повторил он. - Сейчас сюда подойдет тентованая фура со столами, едой, напитками и прочим. Так что просьба не расходиться - администрация в лице шефа предприятия устраивает для вас грандиозный банкет по случаю пятилетней годовщины со дня организования фирмы. Ну и, естественно, обмоем сдаточный объект.
И он отчаянно захлопал в ладоши. Его поддержал лишь Владик - рабочие бригады Понякова насторожено ожидали продолжения речи. Продолжения не последовало. И тогда вперед выступил Виктор Иванович Шумейко.
- А после банкета ничего не намечается?
- Намечается, а как же, охотно ответил Софонов и радушно улыбнулся сиарейшине бригады. - Грандиозный фейерверк намечается... Простите, я что-то не то сказал?
- Когда намечается раздача ордеров? - спокойно спросил его Шумейко.
- Какая раздача? - растерялся Софонов. - Ах да, вы, наверное, по поводу обещанных по контракту квартир?