Вторая часть
Мне снился сон. Снилось мне, что я влетаю в воронку, сотканную из звезд, и мне стало так хорошо и радостно, что я захлебнулся от счастья. Воронка плавно превратилась в длинную звездную трубу, по которой я и летел неизвестно сколько.
Меня выбросило в место, похожее на ранее посещаемый мной астрал. Только везде наблюдалось непонятное для меня, но какое-то упорядоченное движение небольших облачков. Присмотревшись к ближайшему, я обратил внимание, что от него куда-то вниз уходит тончайшая нитка. Это напомнило мне воздушный шарик, надутый гелием, взлетевший в небо и удерживаемый за нитку. Недолго полюбовавшись открывшимся зрелищем, я подлетел к шарику и ножом-переростком, который создал по уже привычке, прицелился в самую середину образования. Разрубить его до конца у меня не получилось, но я все равно начал тянуть из него энергию, как было уже не раз до этого, в астрале.
Тут что-то пошло не так. Вместо простой чистой энергии я втянул в себя все это образование. Мне показалось, что я услышал человеческий крик, но даже подумать об этом толком не успел. Меня с безумной скоростью потянуло вниз и с силой впечатало во что-то, как в стену.
Очнулся я резко. Первой моей мыслью было: «неужели не получилось, и меня успели откачать?». Это все, о чём я успел подумать, потому что накатила боль. Она была всепоглощающей, я вырубился.
Не знаю, сколько по времени продолжалось мое забытье. Очнулся я, плавая в непрерывных волнах боли. Голова разламывалась на части. Попытался открыть глаза и снова потерял сознание.
Такой калейдоскоп моего состояния продолжался вечность. Не могу с уверенностью сказать, сколько раз я приходил в себя и тут же терял сознание. Потом состояние сменилось на бред. Было ощущение, что я проживаю жизнь мальчишки. Поймал себя на мысли, что думать начал на странном языке, похожем на старославянский. В какой-то момент пришло осознание, что я переродился. И, наверное, из-за моей выходки с разрубанием и поглощением облачка, попал я в молодого пацана. После этого осознания сразу все встало на своё место, и у меня начало получаться, как говорится, раскладывать все по полочкам. Надо сказать, что после перерождения я полностью сохранил память о предыдущей жизни. Бонусом получилось просмотреть все прожитые годы парня. Мёд, съеденный перед смертью, реально помог.
В какой-то момент, увлекшись освоением или осознанием памяти пацана, я не заметил, что почти пропала терзающая меня боль, к которой я даже начал привыкать. От понимания этого изменения, мой организм решил очнуться, и я пришел в себя. Очнувшись, почувствовал я себя неважно. Все тело от того, что долго лежало или может быть, из-за моего в него подселения, было как деревянное. Появилось ощущение, что как будто всё оно затекло. Из горла вырвался непроизвольный стон. Тут же передо мной появилось лицо миловидной женщины с непередаваемыми эмоциями, читаемыми в её глазах. Тут было все: и безграничная материнская любовь, и затаенный страх за сына. Не описать и не рассказать все то, что выражали эти глаза. И самое главное, что я реально воспринимал ее своей родной матерью на каком-то инстинктивном уровне. Вся моя сущность тянулась к ней как к самому родному человеку на свете. Это не передать словами, у меня непроизвольно из глаз полились слезы. Никогда ни до, ни после я не переживал такую бурю эмоций. Не могу сказать, что со мной происходило в тот момент.
Мама развила вокруг меня бурную деятельность. Она обнимала меня, что-то спрашивала и не дожидаясь ответа, тут же поила каким-то приятным на вкус напитком. А я лежал, наблюдал за этой суетой, плакал и был счастлив. Продолжалось это недолго, потому что я просто уснул. Нет, не потерял сознание как раньше, а уснул здоровым крепким сном без сновидений. Проснулся я в прямом смысле этого слова другим человеком.
Я не знаю, как это произошло, но воспринимал я себя Иваном Ильичом с прикольной, по моему мнению, фамилией Лихой. Ощущал я себя отроком четырнадцати лет от роду, родившимся в одна тысяча шестьсот шестьдесят восьмом году от рождества Христова. В селе под названием Забытое, расположенном недалеко от бывшего Печенгского монастыря. Это для понимания, недалеко от современного Мурманска, где-то сто шестьдесят километров от него. Село, в котором я родился и вырос, расположилось на берегу реки Печенги, практически на ее слиянии с морем и было довольно большим. Насчитывало оно больше шестидесяти дворов с населением порядка пятисот человек. Народ, проживающий в селе, занимался в основном рыбным промыслом и немного банальным грабежом подданных шведского короля. Надо сказать, что в округе очень мало населенных пунктов с русским населением. В основном в близлежащих деревеньках проживали саамы, или по-другому, финны.
Семья у меня довольно большая. Помимо родителей, еще есть три младших брата и совсем крошечная сестра. Братьям было по десять, восемь и шесть лет, а сестренке чуть больше годика. Звали братьев Петр, Федор и Кирилл, а сестренку — Екатерина. Отца зовут Илья Иванович, а мать Анастасия Фроловна. Еще с нами жил, по моим воспоминаниям, очень вредный дед, отец моего бати, Иван Корнеевич. Я почему-то, вспоминая его, ощущал какое-то опасение. Дед принимал самое непосредственное участие в моем воспитании.
Вся моя прошлая жизнь воспринималась мной не как прожитое, а как просмотренный фильм. В тоже время, было четкое понимание, что это было на самом деле. Очень захотелось в туалет, поэтому с трудом встав, я потихоньку потопал, сильно хромая, в сторону выхода из дома. По телу разливалась непонятная сильная слабость. Такое состояние бывает после болезни, когда организм тратит все доступные ресурсы на борьбу с ней. С трудом переступив невысокий порог, я вышел на улицу и автоматически перекрестился на выглядывающую из-за домов церковь. Тут же подбежал трущийся неподалеку Петька, и подставив свое худое плечо, помог дойти до сортира. К своим четырнадцати годам я был довольно высоким парнем, где-то метр семьдесят пять. Даже догнал в росте отца, поэтому возвышался над братом на целую голову и старался сильно на него не опираться. Сделав свои дела, я добрался с помощью Петьки до скамейки, которая стояла рядом с домом. Уселся, прикрыв глаза и подставив под ласковые лучи солнца свою моську, задумался.
А подумать реально было над чем. Система с моей смертью осталась в том мире. Отклика, сколько ни пытался достучаться, не получил. С магией создателей тоже засада. Магическими силами в этом теле я не одарен. Попробовал и взаимодействие с привязанным к душе пространственным хранилищем. Вот оно, по ощущениям, было на месте, но открыть и что-то вытащить из него не получалось. Было такое чувство, будто что-то мешает, или сил пробиться к нему не хватает, до конца не разобрался. На попытку что-то изобразить с помощью псионики, только разболелась голова и мне реально стало плохо. Немного переждав приступ головной боли, потихоньку добрался до своей постели, улегся и сразу уснул.
Мое выздоровление затянулось на две недели. За это время увидел всех своих родственников и в полной мере насладился заботой и любовью, которой они меня окружили. С каждым прожитым здесь днем я все больше и больше воспринимал новую для меня жизнь как уже реально свою. Немного окрепнув, начал потихоньку вникать в хозяйство моей семьи. Сказать, что живем плохо, нельзя. Но и изобилием здесь не пахло. Хозяйство состояло из лошади по имени Ласка с маленьким жеребенком, коровы Зорьки с теленком, трех десятков кур во главе с важным крикливым петухом и Шарика, жизнерадостного пса непонятной породы, похожей на лайку. Шарик представлял из себя довольно большой комок густой шерсти. Ни разу за две недели не слышал его лая.
Было у семьи и своё довольно приличное поле, где по большей части росла рожь. Небольшой кусок поля плетеным забором отгорожен под огород. На этом небольшом огороде росли всевозможные овощи: лук, морковка, репа. Основной рацион питания состоял из всевозможных каш, репы и рыбы. Вот ассортимент рыбы был реально большим. Разбавляло это небольшое изобилие некоторое количество молочных продуктов, которые в большей части попадали на стол детям помладше. Изучая всевозможный инструмент, используемый в хозяйстве, обратил внимание на практически полное отсутствие изделий из металла. Вообще, за все время видел всего несколько металлических вещей. Два ножа, один у матери, второй у отца, серп, топор, копье с широким наконечником и гордость отца, фитильное ружье огромного калибра и страшно неудобное. Вот, собственно и всё, что смог обнаружить из железного. Еще семье принадлежал на паях с дальними родственниками по маминой линии, корабль. Самый что ни на есть настоящий коч. Если кто не знает, то коч — это поморский корабль, палубное судно с округленными бортами, длиной около девяти метров, ходившее как под парусами, так и на веслах.
За время своей болезни я выяснил причину, по которой заболел. Оказывается, в совсем юном возрасте я сломал ногу. Кость после перелома неправильно срослась, вследствие чего у меня появилась сильная хромота. Все в селе, за исключением родных, звали меня не иначе как хромой. Из-за ноги, отец меня не брал с собой в море на вылов и заготовку рыбы. И надо же было такому случиться, что в первый же выход в море, после долгих уговоров, нога подвела, и я умудрился вывалиться за борт. Подняли на коч меня быстро, благо плаваю как рыба, но из-за ледяной воды, бултыхаясь в море, сильно промерз и заболел. Вот и результат, как случилось так, что встретил душу пацана, в непонятном пространстве, я не знаю. Думаю, что он просто умирал, когда я с ним и сросся. Плохо то, что доступа к пространственному хранилищу нет, так бы я быстро вылечил ногу. Ну, ничего, и так буду справляться. Думаю, что с тем количеством знаний, вбитых мне в голову икином, я здесь не пропаду. Тем более, что, будучи строителем, я несколько раз выезжал в эти края, в городок Мончегорск. Строили мы там административное здание для металлургического комбината. Поэтому на Кольском полуострове можно добыть руду для выплавки металла.
Тут, наверное, надо рассказать еще об одной вещи. Почему-то только сейчас задумался о времени моего попадания в этот мир. Дело в том, что сейчас, по имеющимся у меня сведениям, у руля государства Российского находится царица Софья. А я точно знаю, что подвинет ее с престола царь, Петр первый. Конечно, из меня историк тот еще, но в какой-то книге, я читал, что поморы при Петре первом попали, как и остальное большинство простых вольных людей, в так называемую крепость. Стали крепостными невольными людьми. Очень уж мне не нравится такой расклад, но что-то решить сейчас, в силу своего возраста, я не смогу. Буду только надеяться, что какое-то время до грядущих событий у меня есть. Тем более что любые новости доходят до нашего края с большущей задержкой.
Когда почувствовал себя более или менее, начал задумываться, чем я в данный момент могу быть полезен для своей семьи. В голову ничего не приходило, сложно что-либо сделать без инструментов. Поэтому определил для себя в приоритет добычу где- нибудь, или на крайний случай, изготовление хоть чего-нибудь, с чем можно работать. Во время обеда, глядя на рыбу, пришла мысль, что можно разнообразить стол дичью. Мне же никто не мешает заняться охотой, крупного зверя я не потяну, но всякую пернатую и мелкую дичь с помощью силков поймать реально. И еще надо поспрошать старшее поколение, насчет охотничьего оружия. Сомневаюсь я, что они охотятся с помощью неудобного фитильного ружья. Оказалось, не охотятся вообще, но охотничий лук в семье нашелся. Правда принадлежал он деду и выпросить его оказалось просто нереально. На какие я только уговоры не шел, никак. Плюнул на это дело, пусть дальше лежит, а я как-нибудь обойдусь. Плохо, что сейчас весна, время для охоты неподходящее, но делать нечего, все равно буду охотиться.
В процессе подготовки столкнулся с проблемой отсутствия материала для силков, с грустью вспоминал свой трос. Он, кстати лежит себе спокойно в пространственном кармане. И такое меня зло взяло на бестолкового деда, что аж задохнулся от возмущения, и ощутил в руке тяжесть только что вспоминаемого троса. Это как, проверил доступ к карману, нет не появился, и как я его тогда достал? У меня там и несколько арбалетов лежит, может как- нибудь получится достать? Как я только ни пыжился, и что только не придумывал, чтобы достать хоть что-то. Никак не помогла ни злость, ни сосредоточенность. Но все равно я и тросу рад, теперь разгуляюсь.
Сегодня второй раз за время моей болезни вернулся из промысла мой отец. Команда коча занималась разделкой пойманной рыбы, километрах в двадцати от села. Там оборудовано специальное место для этого с довольно приличным пирсом и несколькими обширными складами. Была там организована и охрана, которую осуществляли сельчане, не ходившие на промысел. Сделано это было из-за вони, которая сопровождала подобную деятельность. Так вот, я обратил внимание, что рыба, засоленная в бочках, вся потрошенная. И на мой вопрос, а где икра, отец пожал плечами и ответил, что выбросили. Охренеть, кто бы знал, как я соскучился по бутербродам с красной икрой. А они просто выбросили. Я ничего не стал говорить, даже помогать в выгрузке коча перестал. Просто отошел далеко в сторону, сел на камешек на берегу реки, что бы спокойно подумать и вдруг ощутил в своей руке тяжесть моего спиннинга. Это кто же решает за меня, что мне можно из кармана достать, а что нет? И такое меня взяло зло, что даже контролировать себя получалось с трудом. Потом во мне начала появляться уже знакомая холодная волна ярости, все сметающая на своем пути. Как-то сразу появился доступ в пространственное хранилище, мозги начали работать упорядочено. И буквально через мгновение я полностью успокоился. Получается, что характеристики системы, в той или иной мере, остались со мной. Ну, а с получением доступа к хранилищу, теперь заживем.