- А ребятам? - Валентина Захаровна оглядела лежавших вповалку гостей. - У них ведь тоже в голове колокольный звон стоит, а во рту, как в конюшне, - лошадь переночевала. Им тоже надо.
С этим Свист, компанейский парень, согласился. Тем более народ начал продирать глаза - Наталья, Лановский, Курганов... И все потянулись к бутылке. Через несколько секунд она была пуста.
А душа жаждала, ох как жаждала хмельного зелья! И не только зелья, а и воли, музыки, красивых слов, сигаретного дыма, ласки. Тосковала душа.
Некоторое время они соображали, где бы достать денег. Вывернули карманы - пусто. Не на что купить горючее. А без горючего известно что происходит с самолетом - он хлопает на землю. Выручила Валентина Захаровна, широкая душа, добрейшая женщина. Ей и самой выпить до смерти хотелось. Она вдруг махнула рукой, решительно сказала:
- Ладно, ребята... Продадим обеденный стол-книжку и... и палас-дорожку. Стол все равно в квартире - лишняя мебель, пообедать можно и на подоконнике, а палас... Это вообще роскошь. Для "новых русских". Но только мы не "новые русские"!
Под восторженное "Ура!" выволокли стол с дорожкой и потащили к ближайшей торговой точке - коммерческому киоску. Там без особых хлопот обменяли на две бутылки водки и пачку сигарет "Родопи". Когда, довольные, шли обратно, Лановский заметил, что на скамеечке в сквере сидит размякший, довольно улыбающийся (такая улыбка бывает только у пьяных людей), хорошо одетый господин. Лановский толкнул Свиста локтем в бок:
- У этого козла есть денежки!
- Откуда знаешь?
- Определил по роже и оттопыренному карману пиджака. Одет вишь как? На тыщу долларов, точно.
- Что предлагаешь?
- Пригласим его, а там видно будет. Разберемся. Не может быть, чтобы он с нами не поделился своим богатством.
- Приглашай!
Так они прихватили расслабившегося Сашу Винокурова - полировщика АО "Научприбор". Привели его в дом, а там даже выпить не налили - самим было мало, прямо с порога начали избивать. Били чем попало. Сдернули с него пиджак, вывернули карманы, достали деньги. Собственно, денег было всего ничего - на три, максимум четыре бутылки водки (смотря, где ее покупать и какого качества). Котоновый пиджак, как боевую добычу, забрал Свист, свой пиджак отдал Курганову, а кургановский драный пиджачишко, словно бы с огородного пугала снятый, натянули на Винокурова. Тот был еще жив, хрипел надсадно, как сутки назад хрипела Татьяна Алексашина. Туфли Винокурова роскошные, с широкими модными рантами - взял Лановский. На деньги Винокурова купили водки.
Первой свалилась Валентина Захаровна, слабенькая она была: все-таки сорок шесть - это сорок шесть лет, а не восемнадцать, как дочке ее, Наталье. Приняла Валентина Захаровна еще полстакана и улеглась на диван почивать. Уже лежа, махнула рукой:
- Продолжайте без меня!
Проснулась она от шума. Свист и Лановский решили добить Винокурова очень уж тот мешал им своим хрипом. Противно, когда так хрипит человек. Свит нашел кусок двухжильного провода в белой пластиковой оболочке длиною 219 сантиметров, накинули Винокурову на шею и каждый потащил свой конец на себя. Но и это не подействовало: Саша Винокуров не хотел умирать.
Тогда Свист вспомнил о заточке. Заточка была сделана из электрода, заострена на манер шила и насажена на деревянную рукоятку. Бил, бил заточкой - бесполезно: Саша Винокуров продолжал хрипеть. Разъярившись, Свист схватил обычный кухонный нож с черным пластмассовым черенком и всадил его Винокурову в шею. Лишь после этого молодецкого удара тот перестал хрипеть.
- Наконец-то! - сплюнул под ноги Свист и скомандовал Лановскому: Давай оттащим его в ванную. Пусть отдохнет там.
И только сейчас он увидел, что Валентина Захаровна, приподнявшись на диване, с нескрываемым ужасом смотрит на него.
- Ты чего наделал? - сиплым шепотом спросила Валентина Захаровна.
Свист не ответил, отволок вместе с Лановским труп Винокурова в ванную комнату - нож у того по-прежнему торчал из шеи, - вернулся и внимательно посмотрел на Валентину Захаровну. Рядом с ним оказалась Наташка. Она словно бы почувствовала, о чем думает Свист, усмехнулась:
- Мать хоть и сильно пьяная, а все-все соображает, имей в виду. Может заявить в милицию. Так что думай, малый, думай...
Свист снова взялся за провод в белой изоляции и накинул его на шею Валентине Захаровне.
- Не надо! - заплакала та.
- Надо! - жестко произнес Свист и затянул провод. Потом нанес Валентине Захаровне три сильных удара ножом в шею. Он уже почувствовал вкус к убийству.
Труп Валентины Захаровны также затащили в ванную и бросили сверху на труп Саши Винокурова.
За окном было уже темно. Все устали. Пора было ложиться спать. Наступала очередная пьяная ночь.
А в лесопосадке тем временем нашли тело Татьяны Алексашиной. Район-то жилой, народ постоянно ходит, движение здесь, как на ином проспекте, - хоть регулировщика выставляй. Единственно, машины только не ездят, а все остальное "имеет место быть"...
Милиция незамедлительно начала прочесывание окрестностей, поиск свидетелей - а вдруг кто-то что-то видел? Город ведь не тайга, где свидетелем преступления может стать только зверь.
Вскоре был найден серый силикатный кирпич. Окровяненный, с отпечатками пальцев Свиста и Курганова. Немного времени понадобилось и на то, чтобы вычислить пьяную квартиру...
Все участники многодневной попойки были задержаны, все, кроме Свиста. Тот, словно бы что-то почувствовав - недаром у него за плечами была лагерная школа, - поднялся утром и ушел. Уходя, пригрозил Наталье Петрачковой:
- Если кому-нибудь хоть словечко, хоть полсловечка,- он показал ей заточку, - я тебя этим делом исковыряю, как решето. Понятно?
Через несколько часов Свиста искала уже вся орловская милиция. Но тот словно сквозь землю провалился. А ушел он к своей приятельнице Лене Манохиной, устроился к ней под теплый бочок и из квартиры решил носа не высовывать до тех пор, пока все не утихнет или хотя бы не прояснятся все обстоятельства событий, которые ему были хорошо известны. Но одно дело известны ему, и совсем другое дело - милиции.
Задержал его лишь через полтора месяца И. Галюткин, - бывший работник колонии, в которой Свист еще совсем недавно отбывал срок. Ныне же Галюткин работал в милицейском СОБРе и, как всякий оперативник, имел при себе ориентировку насчет Свиста. Свиста он знал как облупленного. И вдруг он встречает Свиста едва ли не в центре города, на многолюдной улице Тургенева.
- Стой, Свист! - закричал Галюткин. - Стой, стрелять буду!
Но, когда кругом народ, особо не постреляешь. Свист нырнул в толпу и чуть было не растворился в ней, но ему не повезло - на пути у него оказался еще один сотрудник милиции - И. Глюбин. Он и сбил бегущего Свиста с ног...
Ни психологи, ни писатели, ни философы, ни правоведы не могут понять: в чем причина такого страшного всплеска кухонной жестокости? В том, что общество разбилось ныне на два сословия - на очень богатых и очень бедных? В яростной зависти бедных к кучке богатых и эта зависть рождает отрицательные эмоции? Или причина в чем-то еще? Ведь Свист убил на пару с Олегом Лановским ни в чем не повинного парня, который и слова-то худого ему не сказал, убил только за то, что тот был одет лучше его, а в кармане, по предположению Лановского, имел деньги. Валентина Захаровна Петрачкова была убита лишь за то, что не вовремя проснулась. Татьяна Алексашина - что слишком быстро опьянела...
Ни Свист, ни Лановский, ни Стебаков по кличке Портной, который проходил по этому делу вскользь, хотя имя его в "подсудных" восьми эпизодах уголовного дела упоминалось несколько раз, ни Курганов не родились безжалостными убийцами - они таковыми сделались. У убитой Алексашиной осталось четверо детей, трое из них сейчас находятся в детдоме города Мценска. У Саши Винокурова остался двухлетний сынишка...
Единственное общее, что имелось у всех этих людей (не хочется их даже людьми называть), - они были все, как один, вспыльчивы и малоразвиты. Особенно Свист и Портной. Настолько малоразвиты, что их запросто можно считать дебилами. Но это еще не дает права поднимать руку на человека. Плюс ко всему - все алкоголики.
Приговор по делу Свиста и Ко несколько удивил меня. Сам Свист, попавший в разряд рецидивистов, был приговорен к высшей мере, взял, как на охоте, весь заряд "дроби" на себя. Лановский пошел по статье "за укрывательство" и получил всего три года. Стебаков - также три года (с отсрочкой), а вот фамилий Натальи Петрачковой и Курганова я в приговоре не встретил вообще.
Может, я их просмотрел? Дело-то ведь толстое, том в руке не удержать... Вряд ли.
Тогда в чем причина?
Леди О'Кей Мценского уезда
Мценск - город маленький, тихий. С рыбной медлительной речкой, на которой лихо клюет жирная плотва; с железнодорожной станцией, где поезда останавливаются ровно настолько, чтобы дать сигнал отправления; с шумными базарчиками, рыбой и еще чем-то очень вкусным - то ли свежими коврижками, то ли пивком, то ли горячим хлебом.
Базары в таких городах - это нечто вроде ИТАР-ТАСС - информационного телеграфного агентства, которое круглосуточно отстукивает всякие новости.
Сюда, на милый городской базарчик, стекаются бабки со всего города. В тот день их, кажется, было больше обычного. И все друг другу на ухо - по секрету: "Шу-шу-шу-шу!"
Даже оперативные работники местной милиции, привыкшие разгуливать по городу в штатской одежде, на что уж невозмутимые, и те встревожились: это чего же так засуетились местные "божьи одуванчики"?
Новость распространилась по городу Мценску в мгновение ока. Более того - о ней на следующий день узнали в городе Орле, хотя Орел расположен от Мценска совсем не близко. И завертелась, и закрутилась машина...
Мы все иронически относимся к брюзжанию разных старушек, с небывалым упрямством утверждающих, что раньше молодежь была - во, на пять! Настоящая, словом, а сейчас... Сейчас это люди без руля и ветрил, без чести и совести, без особых мозгов в голове, без чувства долга и локтя, без уважения и даже вообще без сердца. В общем, не молодежь, а сплошные недостатки. Вот раньше была молодежь!