— Думаю, что да. Лучше всего вам быть среди друзей, с людьми, которые оставят вас одну, когда вы того захотите.
— Да.
— Вы не могли бы ответить на несколько вопросов относительно миссис Гарланд?
— Джоан?
Этого, по крайней мере, она не ожидала. Вытерев глаза, Дэйзи удивленно посмотрела на него.
Уэксфорд решил не говорить ей о своих опасениях. Дэйзи вполне можно сказать, что Джоан Гарланд куда-то уехала, но не о том, что ее считают «пропавшей» и предполагают, что она мертва. Тщательно подбирая слова, он объяснил, что они не могут ее найти.
— Я плохо ее знаю, — сказала Дэйзи. — Дэвине она не очень нравилась. Она считала, что Джоан не вполне нашего круга.
Уэксфорд удивился, он вспомнил слова Бренды Гаррисон, и его удивление не ускользнуло от Дэйзи.
— О, дело не в снобизме. Дэвина не имела в виду классовые различия. Просто, — здесь она понизила голос, — она и их-то не очень жаловала, — и большим пальцем она указала на дверь. — Она говорила, что у нее нет времени на людей скучных или ординарных. Люди должны иметь характер, жизненную силу, индивидуальность. Понимаете, среди ее знакомых не было обыкновенных людей, за исключением тех, кто работал на нее, она и для меня того же желала. Она говорила, что хочет, чтобы меня окружали только лучшие. На маму она махнула рукой, но и Джоан ей тоже не нравилась, никогда не нравилась. Я помню, как она однажды сказала, что Джоан затягивает маму в "болото посредственности».
— Но ваша мама не обращала на это внимания? — Уэксфорд заметил, что сейчас Дэйзи говорила о матери и бабке спокойно, голос ее не дрожал и не слышалось в нем ноток отчаяния. Когда она вспоминала о прошлом, горе ее как бы отступало. — Ей было все равно?
— Вы должны понимать, что бедная мама принадлежала как раз к самым ординарным людям, которых так не любила Дэвина. Не знаю, почему так получилось, думаю, что-то генетическое. — Голос ее окреп, хриплость исчезла, и Уэксфорд чувствовал, что тема ей небезразлична. Говоря об этих людях, она забывала, что скорбит о них. — Можно было подумать, что мамины родители самые обыкновенные люди, а не такие, как Дэвина. Но как ни странно, и Харви тоже был отчасти таким же. Дэвина много рассказывала о своих мужьях, первом и втором, говорила, какие это были интересные, любопытные люди, и все-таки я удивлялась. Харви никогда много не разговаривал, он был очень спокойным человеком. Нет, не столько спокойным, сколько пассивным. Легким, как он выражался. Он делал то, что ему велела Дэвина. — Уэксфорду показалось, что в глазах ее вспыхнула искорка. — Или старался делать. Он был скучным, думаю, я всегда это понимала.
— И мама продолжала дружить с Джоан Гарланд, несмотря на неодобрительное к этому отношение вашей бабушки?
— О, Дэвина всю жизнь как бы подшучивала над мамой и не одобряла ее. Мама понимала: что бы она ни делала, все будет не так, поэтому поступала так, как ей нравилось. Она даже перестала возражать, когда Дэвина подсмеивалась над ней. А работа в магазине ее вполне устраивала. Возможно, вы не знаете — хотя откуда вы можете знать? — что много лет мама хотела стать художником. Еще с детства я помню, как она рисовала, а Дэвина заходила к ней в студию и критиковала. Мне даже запомнилась одна фраза, которую она сказала. Тогда я не поняла, что она означает. Она сказала: «Наоми, не знаю, к какой школе ты принадлежишь, но думаю, то, что у тебя получается, можно назвать кубизмом в стиле прерафаэлитов».
Дэвина хотела, чтобы во мне было все то, чего не было у мамы. Может быть, она также хотела, чтобы я смогла добиться того, чего и ей не удалось. Но вам это неинтересно. Мама любила салон, ей нравилось самой зарабатывать и нравилось, как она говорила, «быть такой, какой хочется».
Уэксфорд не мог не заметить, что слезы в глазах Дэйзи исчезли, разговор пошел ей на пользу, и он отнюдь не был уверен, что одиночество, по ее словам, в данный момент для нее лучше всего.
— Сколько времени они работали вместе?
— Мама и Джоан? Около четырех лет. Но они всю жизнь дружили, еще до того, как я родилась. У Джоан был магазин на Куин-стрит, и мама впервые начала работать именно там, а потом, когда построили торговый центр, она перевела салон туда. Так вы сказали, она уехала? Она не планировала уезжать. Помню, как мама сказала в тот день, про себя я называю его тот день, так вот мама сказала, что в пятницу она хочет взять выходной, а Джоан сказала «нет», потому что должен прийти налоговый инспектор и ей нужно будет вместе с ним проверять документы, я имею в виду Джоан. На это уйдет много времени, и маме надо быть с клиентами, они не говорили «покупатели».
— Ваша мама звонила Джоан и оставила на автоответчике сообщение, в котором просила приехать не раньше восьми тридцати.
— Наверное, — равнодушно отозвалась Дэйзи. — Она часто просила, но ничего от этого не менялось.
— Джоан не звонила вечером?
— Нет, никто не звонил. Джоан не стала бы звонить, чтобы сказать, что приедет позже. По-моему, она не смогла бы приехать позже, даже если бы захотела. У таких сверхпунктуальных людей это просто не получается, они ничего не могут с собой поделать.
Уэксфорд наблюдал за ней. Щеки ее слегка порозовели. Она обнаружила проницательность, ее интересовали люди, их поступки, поведение. Интересно, о чем она разговаривает с Вирсонами, когда они остаются одни, за едой, по вечерам? Что у них общего? И, словно читая его мысли, Дэйзи сказала:
— Джойс, миссис Вирсон, занимается похоронами. Сегодня приходили какие-то люди. Думаю, она с вами поговорит. Мы можем устроить похороны, как вы думаете?
— Да-да, конечно.
— Я не знала. Мне казалось, что для тех, кого убили, все как-то по-другому. Я не думала о похоронах, пока Джойс не заговорила. У нас появилась тема для разговора. Нелегко общаться с людьми, если единственное, о чем можно говорить, это то, чего следовало бы избегать.
— Хорошо, что вы можете говорить об этом со мной.
— Да.
Она попыталась улыбнуться.
— Понимаете, у меня больше нет семьи. У Харви не было родственников, только брат, который умер четыре года назад. Дэвина была… «маленькая негодница большого семейства», но и остальных тоже почти никого не осталось. Кто-то должен все организовать, а сама я не знаю как. Но я скажу, как мне хочется, чтобы прошла служба, и я пойду на похороны, я пойду.
— Никто от вас этого не требует.
— Думаю, здесь вы неправы, — задумчиво проговорила Дэйзи. — Вы кого-нибудь поймали? Я хочу сказать, у вас есть какие-то подозрения относительно того, кто… кто это сделал?
— Хотел бы спросить вас вот о чем. Вы уверены, что дали мне точное описание человека, которого видели?
От возмущения она сморщила лоб, и темные брови сошлись на переносице.
— Почему вы спрашиваете? Конечно, уверена. Могу повторить снова, если хотите.
— Нет, Дэйзи, в этом нет необходимости. Сейчас я оставлю вас, но думаю, что мне еще придется поговорить с вами.
Она отвернулась и повела плечами, как ребенок, который стесняется.
— Мне хочется, чтобы был кто-то, хоть кто-то, кому я могла бы излить душу. Я так одинока. О, если бы хоть кому-то я могла рассказать…
Он удержался от соблазна сказать «этим человеком могу быть я». Он все понимал. Она назвала его старым, имея в виду его мудрость. Вместо этого он ответил, может быть, чуть беспечнее, чем следовало:
— Вы сегодня много говорите о сердце и душе, Дэйзи.
— Потому что, — она повернулась к нему, — он хотел убить меня в сердце. Он целился в сердце, ведь так?
— Вы не должны думать об этом. И вам могут помочь. Не мне советовать вам, я не специалист, но, может быть, вам стоит поговорить с компетентным человеком? Как вы думаете?
— Нет, не нужно! — Она произнесла это с презрением и очень решительно. Уэксфорд вспомнил, как один психотерапевт, с которым ему довелось разговаривать во время следствия, рассказывал, что если человек отказывается от консультации, считая, что не нуждается в ней, то это верный признак, что она ему необходима. — Мне нужен кто-то, кто бы… любил меня, а такого человека нет.
— До свидания, — мягко сказал Уэксфорд, протягивая руку. У нее есть Вирсон. Уэксфорд был уверен, что он любит ее и готов это доказать. Перспектива, правда, приводила в уныние. Она пожала ему руку, и рукопожатие было сильным. Оно говорило ему, как отчаянно она нуждается в помощи, как просит ее. — До следующей встречи.
— Извините, что я так раскисла, — тихо произнесла Дэйзи.
Не то чтобы Джойс Вирсон все время стояла в коридоре, но Уэксфорд подозревал, что она была поблизости. Она тут же появилась из комнаты, видимо, гостиной, куда до этого его не приглашали. Высокая, крупная, лет шестидесяти или чуть меньше, она отличалась от большинства женщин тем, что все в ней было намного больше: она была значительно выше и шире в кости, нос, рот и вообще лицо были крупнее, седые вьющиеся волосы пышной шапкой закрывали голову, руки под стать мужчине, наверняка размер перчаток не меньше девятого. Резкий властный голос представительницы высшего класса прекрасно подходил к ее внешности.
— Извините, я просто хотела спросить, это довольно деликатный вопрос: мы можем начать заниматься э-э-э… похоронами?
— Разумеется. Здесь нет проблем.
— О, прекрасно. Ведь это необходимо, не так ли? Все мы смертны. Бедняжка Дэйзи, у нее какие-то безумные идеи, но ничего не поделаешь, конечно, кто бы мог подумать! По поводу похорон я связалась с миссис Гаррисон, экономкой Тэнкред-хауса. Мне кажется, будет уместно, если мы подключим ее, как вы думаете? Я планировала среду или четверг на следующей неделе.
Уэксфорд ответил, что все разумно. Он задумался над тем, как сложится жизнь Дэйзи. Потребуется ли опекун до того, как ей исполнится восемнадцать? И когда она станет совершеннолетней?