— Это деньги? На них можно что-нибудь купить?
— Можно — в Америке, — ответил Берден. И тут же поправил себя: — Их можно использовать практически всюду, должен сказать. И в нашей стране, и в Европе. В магазинах их принимают. Или же можно пойти с ними в банк и обменять на стерлинги. — И пояснил еще раз: — На фунты стерлингов.
— Так почему же Энди их не потратил?
Берден колебался, спросить их о веревке или нет, но все же пришлось решиться. К его немалому облегчению, похоже, никто из них не усмотрел жуткой связи между вопросом и случившимся. Конечно, они знали, как погиб их сын, но упоминание о веревке не ассоциировалось с картиной повешения. Нет, никакой веревки у них нет, и у Энди, они уверены, тоже не было. Терри Гриффин снова вернулся к теме денег, к долларовым трофеям. Раз возникнув в сознании, эта тема заслонила собой все прочее.
— Так эти купюры, что, вы сказали, можно обменять на фунты, они принадлежат Энди?
— Мы нашли их в его комнате.
— Значит, теперь они наши, ведь так? Хоть какое-то возмещение.
— Ох, Терри, — выдохнула жена.
Он не обратил на нее никакого внимания.
— Сколько, вы говорили, они стоят?
— Фунтов сорок-пятьдесят.
Терри Гриффин задумался.
— И когда мы сможем их получить? — спросил он.
Он сам поднял трубку телефона.
— Ганнер Джонс.
Может, Берден ослышался? Может, он сказал Гуннар? Гуннар — шведское имя, однако его вполне мог носить и англичанин, если, скажем, мать его родом из Швеции. Берден учился в школе с неким Ларсом, таким же бриттом, как он сам, так почему бы кому-то и не быть Гуннаром? Ну хорошо, пусть он сказал Ганнер[15] — это могло быть и прозвище, полученное им во время службы в артиллерийских частях.
— Мне бы хотелось встретиться с вами, мистер Джонс. Сегодня ближе к вечеру, вам удобно? Часов в шесть.
— Приезжайте когда хотите. Я буду на месте.
Он не спросил о причине визита, не упомянул ни Тэнкред-хаус, ни дочь. Берден почувствовал легкое замешательство. Пустых поездок он не любил.
— Вы отец мисс Дэвины Джонс?
— По крайней мере, так утверждала ее мать. В таких вопросах мы вынуждены доверяться женщине, ведь правда?
Обсуждение этого вопроса в планы Бердена не входило. Он подтвердил, что будет у Джонса в шесть. Повинуясь порыву, он открыл словарь, с которым никогда надолго не разлучался Уэксфорд, на слове «ганнер», и обнаружил, что оно может означать «оружейник». Оружейник?
Уэксфорд позвонил в Эдинбург.
Максэмфайр — имя редкое даже для шотландцев, а потому он втайне надеялся, что единственная его обладательница, обозначенная в эдинбургском телефонном справочнике, непременно окажется приятельницей Дэвины Флори. Он не ошибся.
— Полиция Кингсмаркхэма? Чем же могу быть вам полезна?
— Миссис Максэмфайр, я знаю, что в августе прошлого года у вас останавливались мисс Флори, мистер Копленд, а также миссис Джонс с Дэйзи, когда приезжали на Эдинбургский фестиваль.
— Да нет же, с чего вы взяли? Дэвина терпеть не могла у кого-то останавливаться. Они все устроились в отеле, а когда заболела Наоми, у нее и вправду был страшный грипп, я предложила ей переехать ко мне. Согласитесь, это отвратительно — заболеть в отеле, пусть даже таком роскошном, как «Каледониэн». Однако Наоми отказалась — видно, боялась меня заразить. Дэвина с Харви заглядывали ко мне постоянно, это понятно, и мы все вместе посмотрели массу интересного на фестивале. А вот бедняжку Наоми, боюсь, вообще не видели.
— Мисс Флори принимала участие в книжной ярмарке?
— Верно. Она выступила с сообщением о том, как работает над автобиографией, и о тех трудностях, которые при этом возникают, а также приняла участие в писательском «круглом столе». Речь шла о чем-то вроде многогранной писательской сущности, то есть о возможности создавать как романы, так и эссе, путевые заметки и прочее. Я была и на выступлении, и на «круглом столе», и должна сказать, все это очень интересно…
Уэксфорду удалось остановить поток воспоминаний, улучив момент для следующего вопроса:
— Дэйзи тоже была с вами?
В ответ собеседница лишь рассмеялась, по-девичьи легко и мелодично.
— Не думаю, что Дэйзи привлекал фестиваль. Она, правда, пообещала бабушке, что будет на выступлении, но так и не показалась. Эта девочка настолько очаровательна и непринужденна, что ей все прощается.
Именно эти слова Уэксфорд и хотел от нее услышать — или убедил себя в том, что хотел.
— Понятное дело, она повсюду появлялась со своим поклонником. Я лично видела его только однажды, в день их отъезда, в субботу. Помахала им вслед, когда они уезжали.
— Николас Вирсон, — напомнил Уэксфорд.
— Совершенно верно. Дэвина как-то упомянула имя Николас.
— Он был на похоронах.
— Правда? Я была настолько расстроена, что ничего не помню. Это все, о чем вы хотели меня расспросить?
— О чем хотел, я еще и не начинал спрашивать, миссис Максэмфайр. Хочу попросить вас о любезности. — Так ли? Или о великом жертвоприношении с его стороны? — Дэйзи хорошо бы держаться подальше отсюда по целому ряду причин, в которые мне не хотелось бы вдаваться. Я хотел спросить, не пригласите ли вы ее погостить у вас? Хотя бы на неделю, — он заколебался, — или две. Как вы думаете, это возможно?
— Да она не поедет!
— Почему? Я уверен, вы ей нравитесь. Уверен, что она с удовольствием поживет у человека, который знал ее бабушку, с которым можно поговорить о ней. Эдинбург — красивый, интересный город. Кстати, как у вас с погодой?
В ответ он опять услышал милое хихиканье.
— Боюсь, льет как из ведра. Но я, конечно же, приглашу Дэйзи. С радостью повидаюсь с ней — просто мне самой это и в голову не приходило.
Подчас недостатки системы оказываются весомее разумных доводов, как, например, в случае создания на месте происшествия следственной комнаты. Преимущество последнего решения уже в том, что всегда собственными глазами видишь, кто туда приезжает.
Этим утром Уэксфорд не заметил ни автомобиля Вирсона, обычно поджидавшего хозяина между бассейном и парадным входом, ни автомобилей обитателей усадьбы; зато появился небольшой «фиат», принадлежность которого Уэксфорд определить не смог. Он безусловно видел его раньше, но у кого?
На этот раз важно не пропустить заблаговременно открытых дверей и отъезд посетителей. С другой стороны, что мешает ему потянуть за веревочку дверного звонка, получить разрешение и нанести третий, или какой он по счету, визит тет-а-тет? Последнее соображение пришлось Уэксфорду не по душе. Какое он имеет право вмешиваться в ее жизнь, лишать уединения, препятствовать ее желанию вести свободную, пусть отшельническую жизнь?
Куини, персидская кошечка, пристроилась на бордюре бассейна, не отрывая глаз от зеркальной водной поверхности. От этого занятия ее лишь на мгновение отвлекла собственная лапка: приподняв ее, кошка принялась созерцать пушистые серые подушечки на внутренней стороне, словно решая, годятся ли они как инструмент для ловли. И тут же снова застыла в позе сфинкса, подвернув под себя обе лапки и уставив неподвижный взор на воду и резвящихся в ней рыбок.
Уэксфорд прошел задами мимо конюшен, обошел дом и проследовал к террасе. Он испытывал смутные терзания, что злоупотребляет гостеприимством, но она ведь знает об их присутствии, знает и не возражает. Пока он здесь — она в надежных руках, в безопасности. Он оглядел дом с тыла, впервые обнаружив, что этой части георгианская отделка не коснулась. Задняя часть дома во многом сохранилась в прежнем виде, как было задумано веке в семнадцатом: наполовину обнажившиеся деревянные конструкции, верхние окна с рейками.