Казалось, Вирсона застали врасплох; что ж, такое возможно. На губах молодого человека мелькнула неуверенная улыбка:
— Все, что в моих силах, дорогая. — Похоже, он был настроен держать Уэксфорда не дальше определенных границ, но в тот момент забыл о предрассудках и снобизме, пробормотав против воли: — Я хочу, чтобы Дэйзи вернулась со мною в Майфлит. Ей вообще не следовало уезжать от нас. Но она так упряма… Не могли бы вы повлиять на нее, заставить понять, что она здесь в опасности? Я не нахожу покоя ни днем ни ночью, позволю заметить. Не могу даже спать. Готов и сам здесь остаться, но боюсь, это не совсем удобно.
Дэйзи при этих словах рассмеялась, и Уэксфорд подумал, что слышит ее смех, пожалуй, впервые. Как впервые слышит из уст молодого человека подобное заявление. Не слышал даже в дни своей юности, когда мужчине и женщине, не состоявшим в браке, считалось неприличным проводить ночь под одной крышей.
Совсем неудобно, Николас, — сказала девушка. — Удобно только дома. К тому же потребуется вечность, чтобы добраться отсюда до станции. Вы этого и представить не сможете, пока на себе не испытаете. — Она говорила с нежностью, по-прежнему не выпуская его руки. На мгновение лицо ее, когда она взглянула на Николаса, озарилось радостью. — К тому же вы ведь не полицейский. — В голосе послышались дразнящие нотки. — Вы уверены, что способны меня защитить?
— Я стреляю без промаха, — заявил Вирсон, словно престарелый полковник.
— Не хотелось бы, чтобы здесь снова пошло в ход оружие, мистер Вирсон, — довольно сухо заметил Уэксфорд.
От его слов девушка вздрогнула. Лицо стало сумрачным, словно тень от тучки, набежавшей на солнце, пала и на него.
— Одна из бабушкиных знакомых пригласила меня погостить у нее в Эдинбурге на выходные. Ишбел Максэмфайр. Помните, я как-то показала ее вам, Николас? Сказала, что пригласит также свою внучку, видимо полагая этим привлечь меня! Меня попросту передернуло! Конечно же, я сказала «нет». Может, как-нибудь в другой раз, но только не теперь.
— Жаль, — сказал Уэксфорд. — Очень жаль.
— И она не единственная. Престон Литтлбери пригласил меня в Форби. «Живите сколько хотите, дорогая. Будьте милостивы». Убеждена, он и не догадывается, что у этого выражения — «будьте милостивы» — есть и второе значение. Еще зовут к себе две подруги по школе. Я становлюсь популярна. Просто звезда.
— И все эти приглашения вы отвергли?
— Мистер Уэксфорд, я намерена жить здесь, в моем собственном доме. Я уверена, что это безопасно. Неужели вы не понимаете, что если сейчас я уеду, то могу никогда не вернуться обратно?
— Нам необходимо поймать тех двоих, — твердо ответил Уэксфорд. — А это вопрос только времени.
— Чрезвычайно длительного времени. — Вирсон неторопливо отпил воды — или джина? — из бокала. — Уже скоро месяц.
— Три недели, мистер Вирсон. Еще одна мысль, которую я хотел бы обсудить с вами, Дэйзи. Когда вы вернетесь к занятиям, неважно, через две или три недели, почему не подумать о том, чтобы последний семестр провести в пансионе?
Она ответила так, словно он предложил нечто чрезвычайно странное, почти неприличное. Разделяющая ее и Вирсона пропасть в характере и вкусах, которую он всегда ощущал, исчезла. В обоих ему вдруг почудилось горькое согласие, сходство, подкрепленное общими ценностями и одинаковой культурной базой.
— Я вовсе не собираюсь возвращаться в школу. Зачем это? После того, что произошло? Едва ли в будущем помогут мне отличные оценки.
— Но разве место в университете не связано с оценками?
Вирсон метнул в Уэксфорда взгляд, оценивающий подобное заявление по меньшей мере как дерзость.
— Место в университете, — отозвалась Дэйзи, — можно и не занимать. — Она говорила как-то странно. — Я просто сделала попытку, чтобы доставить удовольствие Дэвине, а теперь… Теперь ее уже ничем не порадуешь.
— Дэйзи бросила школу, — заметил Вирсон. — Все уже решено.
Уэксфорд понял, что сейчас последует какое-то откровение. Нечто старомодное и помпезное и вместе с тем ошеломляющее, как разорвавшаяся бомба. Дэйзи только что дала согласие стать моей женой. Но откровения не последовало. Вирсон сделал еще глоток.
— Я побуду еще, дорогая, если позволите, — сказал он. — Дадите мне перекусить или поедем куда-нибудь пообедать?
— Да этот дом просто забит едой, — легко проговорила девушка. — Как прежде. Бренда все утро что-то стряпала — сейчас, когда в доме осталась я одна, она просто не знает, чем еще занять себя.
— Вы заметно повеселели, — сумел выдавить из себя Уэксфорд, когда она провожала его к выходу.
— Да, я начинаю выкарабкиваться. — Нет, дело, похоже, не только в этом. Он не мог освободиться от мысли, что время от времени Дэйзи намеренно пытается вернуть ощущение прежней боли, просто приличия ради. Но боль выходила искусственной. Естественным же было счастье. Словно в нежданном приступе вины, она добавила: — В какой-то степени мне никогда о том не забыть. Полностью никогда не избавиться.
— В любом случае, не сейчас.
— В другом месте будет еще хуже.
— И все же мне бы хотелось, чтобы вы еще раз все взвесили. И возможность отъезда, и решение оставить школу… и университет. Хотя последнее не мое дело.
Ответный порыв Дэйзи его поразил. Они были уже у выхода, у распахнутой двери, и он собрался было шагнуть за порог, как девушка внезапно обвила его руками за шею и поцеловала. Поцелуи, жаркие и крепкие, пришлись на обе щеки. Он на мгновение ощутил прикосновение ее тела, источающего восторг и радость.
Уэксфорд решительно высвободился из объятий.
— Сделайте одолжение, — сказал он, как когда-то давно говаривал дочерям, обычно без толку, — доставьте мне удовольствие, поступив так, как я прошу.
Фонтан все так же бил неустанными струйками, и все так же плескались в мелких волнах декоративные рыбки.
— То есть мы утверждаем, что машина, которой воспользовались преступники, уехала, а возможно, и приехала лесом? Это был джип, может, «лендровер», что-то в этом духе, рассчитанный специально на бездорожье, и водитель знал этот лес как свои пять пальцев.
— Энди Гриффин знал его, это точно, — сказал Уэксфорд. — И его отец тоже, может, даже лучше всех. И Гэббитас знает лес отлично, и Кен Гаррисон, но этот похуже. Погибшие тоже прекрасно в нем ориентировались, а значит, вполне допустимо, что лес исхожен и Джоан Гарланд, и членами ее семьи.
— Ганнер Джонс сказал, что едва ли отыщет в нем дорогу. Зачем заводить об этом разговор? Только если внутренне ты уверен в обратном. Я его ни о чем не спрашивал, на то была его воля — выдать мне подобную информацию. Речь шла о том, кто проехал через лес, а не прошел сквозь него пешком; если допустить, что вы движетесь по интуиции или по компасу, рано или поздно вы попадаете на дорогу. Тот парень должен быть здорово натренирован, чтобы проехать на такой громаде по лесу в темноте, не зажигая огней, кроме габаритных, а то и вовсе без них.
— А второй шел перед машиной с фонарем, — сухо добавил Уэксфорд, — как на заре автомобильной эры.
— Что ж, может, и так. Это трудно представить, Редж, но что мы имеем взамен? Каким образом они разминулись с Биб Мью или Гэббитасом, почему не встретили их, если ехали по шоссе на Помфред-Монакорум?.. Разве что Гэббитас был одним из них — тем, вторым.
— А что вы думаете о мопеде? Не могли они проехать через лес на мопеде Энди Гриффина?
— Но Дэйзи отличила бы шум приближающегося мопеда от шума автомобиля. Не могу что-то вообразить себе Гэббитаса, оседлавшего заднее сиденье мопеда Энди. Мы держим в уме, надеюсь, что у Гэббитаса нет алиби на вторую половину дня и вечер одиннадцатого марта.
— Знаете, Майк, последнее время с алиби происходит нечто странное. Установить надежное алиби становится все труднее. С одной стороны, преступникам стало сложнее, с другой — в чем-то и легче. Думаю, дело все в том, что люди изолированы друг от друга. С одной стороны, их стало больше, но они все чаще и чаще предпочитают уединение.
Взгляд Бердена постепенно начал подергиваться пеленой, стекленеть, как всегда, стоило Уэксфорду завести свою «философию». С годами Уэксфорд научился остро подмечать подобные перемены, а поскольку ничего ценного, имеющего отношение к делу, добавить не мог, то оборвал себя на полуслове, пожелав напарнику спокойной ночи. Однако по дороге домой все продолжал размышлять об алиби и о том, что подозреваемым все реже удается подтвердить на деле клятвенные заверения.
Во времена спада и высокой безработицы мужчины стали реже выбираться в забегаловки. Кинотеатры пустовали, бесславно проиграв схватку за публику телевидению. В Кингсмаркхэме единственный кинотеатр закрыли лет пять назад. Почему-то стало больше одиноких людей, ведущих холостяцкую жизнь. Дети, вырастая, все реже остаются с родителями. По вечерам, а уж тем паче ночью, улицы Кингсмаркхэма, Стоуэртона и Помфреда пустеют, ни автомобиля, ни случайного прохожего, разве что промчится тяжелый грузовик, за рулем которого опять же водитель-одиночка. Одинокие мужчины и одинокие женщины, забившись в свои крошечные одиночные квартирки или комнатки, в одиночку проводят вечера у телевизоров.
Чего ж удивляться, как сложно установить точное местопребывание почти каждого, кто так или иначе связан с тем самым мартовским вечером. Кто подтвердит показания Гэббитаса, Ганнера Джонса или пусть даже Биб Мью? Кто может точно сказать, где были Кен Гаррисон, Джон Чоуни или Терри Гриффин, разве только, в двух последних случаях, их жены? Но свидетельские показания жен не учитываются. Все они были дома или на пути к дому, одни или с женами.
Исчезновение — слово довольно сильное; Ганнер Джонс просто отсутствовал. Звонок в магазин спортивного снаряжения на Холлоуэй-роуд подтвердил, что Ганнер взял несколько дней отпуска и уехал, не сказав куда, как частенько случалось. Уэксфорд видел в том некое совпадение. Джоан Гарланд владела магазином и куда-то исчезла. Ганнер, хорошо ее знавший и даже переписывавшийся с нею, тоже владел магазином и тоже «частенько куда-то исчезал». И еще одно совпадение, которое можно признать потрясающим, словно пронзило Уэксфорда: Ганнер Джонс продавал спортивное снаряжение, а Джоан Гарланд переоборудовала комнату в доме под гимнастический зал, набив ее этим самым снаряжением.
Могли они исчезнуть вместе и если так, то зачем?
Владельцы таверны «Радужная форель», что в Плаксэм-он-Дарте, горели желанием поделиться с сержантом Вайном всем, что знали о мистере Дж. Г. Джонсе. Да, он частенько к ним захаживал, когда гостевал по соседству. Они держали для постояльцев несколько комнат, и как-то однажды он даже остановился у них, но только однажды. Теперь же предпочитает снимать коттеджик по соседству. Соседство оказалось в добрых пятидесяти ярдах, в чем Вайн немедленно убедился на собственном опыте, отмерив это расстояние, пока шел вниз по тропинке, ведущей на берег реки.
Одиннадцатое марта? Обладатель лицензии на «Радужную форель» с полуслова понял, о чем говорит Вайн, не требуя дополнительных разъяснений. Глаза его взволнованно заблестели. Мистер Джонс совершенно точно был тут с десятого по пятнадцатое. Как пить дать, был, поскольку мистер Джонс расплачивался за выпивку только перед отъездом, а потому в те дни пришлось вести запись его расходов. Сумма показалась Вайну немыслимой для одного человека. Что же до одиннадцатого числа непосредственно, то хозяин не мог сказать с уверенностью, был или нет гость в тот вечер в таверне, поскольку точных дат на каждом пропущенном мистером Джонсом стакане не ставил.
С тех пор он Ганнера Джонса не видел, да и с чего бы вдруг. На сегодняшний день коттеджик пустует. Хозяин сказал, что на текущий год заблаговременного заказа от Ганнера Джонса не последовало. Коттеджик он арендовал раза четыре и в каждый свой приезд был один. То есть никогда не селился в коттедж вместе с кем-то. Однажды хозяин увидел его с какой-то женщиной за стойкой в «Радужной форели». Обычная женщина. Нет, больше он ничего добавить не сможет, вот разве что никакого впечатления на него лично та женщина не произвела. Нет, не казалась ни слишком молодой, ни слишком старой для Ганнера. Вполне согласен, что в этот раз Ганнер Джонс отправился порыбачить куда-то в другое место.