Домой можно было возвращаться двумя маршрутами: либо через Майфлит, либо дать крюка чуть севернее или чуть южнее, более длинным путем через Помфрет-Монакорум. Он выбрал объездной путь, хвастливо называвшийся прекрасно освещенным двусторонним шоссе, на самом же деле — чистейшая «колыбель для кошки», сотканная из узких улочек-головоломок, в которых, прежде чем найти правильную ниточку-направление, придется здорово поломать голову.
Ночь выдалась темная. Луны не было, а звезды скрылись под плотным покрывалом туч. Здешние жители вели в этих местах кампанию против уличных фонарей, и в этот час улицы казались необитаемыми, дома утопали во тьме, разве что случайно пробивалась наружу узенькая полоска света из-под низко опущенных штор, давая знать, что где-то ворошится еще какая-то ночная птаха.
Дора первой услышала рев сирен, за мгновение до него.
— Опять вас жребий влечет? В середине-то ночи?
Они мчались по длинному обсаженному деревьями
шоссе, бегущему между строениями. С обеих сторон шоссе защитными стенами возносились дорожные насыпи. Темную аллею зеленоватым сиянием освещали лишь огни его автомобиля.
— На этот раз не нас, — ответил он. — Это пожарные.
— Откуда ты знаешь?
— Другой вой сирены.
Звуки все нарастали, и на мгновение он решил, что навстречу, лоб в лоб, летит какой-то локомотив. Уэксфорд уже было сбросил скорость, стараясь возможно ближе прижаться к обочине, как обрушившаяся внезапно тишина подарила прозрение: источник шума, пожарный насос, находится где-то впереди, на другой дороге.
Автомобиль набрал скорость, вырвавшись из желоба насыпей, образовавших неприступный бастион, плотных зарослей кустарника и деревьев, из колодца темноты к свету. Дорога стала шире, и пред ними открылись равнинные просторы, то тут, то там чередующиеся с холмами. Небо впереди полыхало алыми красками. Над горизонтом, пробиваясь сквозь скопления туч, нависла красноватая дымка, как над крупным промышленным городом. Но города не было.
Снова завыла сирена.
— Похоже на Майфлит, — сказал Дора. — Совсем рядом. Там пожар?
— Скоро увидим.
Он понял, что произошло, еще до того, как увидел своими глазами. Во всей округе это был единственный дом, крытый соломой. Сияние усиливалось, набирало мощь, из дымчато-ржавого постепенно становясь алым, пока небо само не заполыхало огнем, превратившись в раскаленное пространство между пылающими углями. Потом они услышали гул. Потрескивающий, причмокивающий, ритмичный гул пожирающего пламени.
Чуть дальше дорога оказалась перекрыта. Они увидели пожарные насосы и пожарного со шлангом, который заливал огонь какой-то жидкостью, похожей на воду. Шум огня напоминал морской прибой, с грохотом обрушивающийся на прибрежную гальку во время шторма и с шумом откатывающий обратно. Он оглушал, лишал возможности говорить, расспрашивать о пожаре, о жадном, стремительно рвущемся ввысь пламени.
Уэксфорд вышел из машины. Перешагнул через ограждение. Один из охранников бросился наперерез, требуя вернуться на шоссе, пока не узнал его. Уэксфорд тряхнул головой. Весь этот гам не перекричишь, не стоит и пытаться. Огонь неиствовал, как в разведенном очаге жилища великанов, жар достигал уже и этого места, лишая воздух прохлады и влаги.
Уэксфорд смотрел на огонь не отрываясь. Он подошел настолько близко, что, казалось, вот-вот обожжет лицо. Несмотря на недавний дождь, слишком немощный, солома заполыхала, словно бумага. В сполохах яростного урчащего пламени — там, где еще оставались, — проглядывали потемневшие потолочные балки. Дом в одно мгновение превратился в пылающий факел с живым языком пламени, схожим — в жадности и решимости, в страсти пожирать и разрушать — с диким животным. Искры взмывали высоко в небо и, плавно пританцовывая, падали вниз. Огромный горящий ком, кусок полыхающей соломы, отскочив от крыши, ракетой взметнулся ввысь и, вращаясь, полетел в их сторону. Уэксфорд быстро втянул голову в плечи и увернулся.
Только что полыхавший ком теперь тихо дотлевал у его ног. Уэксфорд обратился к пожарному:
— В доме кто-нибудь есть?
От необходимости отвечать того избавила подоспевшая машина «скорой помощи». Уэксфорд видел, как Дора разворачивает автомобиль, чтобы освободить проезд. Пожарный снял ограждение, пропуская «скорую» к дому.
— Бессмысленно было пытаться, — наконец отозвался он.
Уэксфорд заметил вдали другой автомобиль — «моррис-гэраджиз» Николаса Вирсона. Сбавив скорость, машина остановилась поблизости, неохотно подчинившись воле водителя, ударившего по тормозам, переключившего передачу и нажавшего на ручной тормоз. Прежде чем совсем остановиться, она еще пару раз дернулась и подпрыгнула. Выскочив из автомобиля наружу, Вирсон застыл, уставившись на огонь. Затем закрыл руками лицо.
Уэксфорд подошел к Доре.
— Можешь вернуться домой, если хочешь. Меня кто-нибудь подвезет.
— Редж, что произошло?
— Не знаю. Поверить не могу, что это случайность.
— Я подожду тебя.
Санитары осторожно вынесли из дому носилки, на которых кто-то лежал. Вопреки его предчувствию, пострадавшим оказался мужчина, пожарный, решившийся все же предпринять попытку спасти кого-нибудь, пусть бессмысленную. Потрясенный, Николас Вирсон обернулся к Уэксфорду. По лицу его текли слезы.
«Соломенный дом» был очень старым, на бревенчатом каркасе, и для своего времени крепко сколоченным.
Огонь пощадил только две из несущих свай. Вытесанные из дуба, они оказались неподвластны огню, и теперь торчали посреди пепелища, как обгоревшие остовы деревьев. Фундамента под домом не было, и, как все те же деревья, величественные конструкции уходили нижними оконечностями глубоко в землю.
Потемневшее пепелище больше походило на остатки лесного пожара, чем на сгоревшее жилье. Уэксфорд, вглядываясь в руины из окна автомобиля, вспомнил, как понравился ему дом Вирсонов, когда он впервые увидел его. Коттеджик, похожий на яркую коробку из-под шоколадных конфет, с розовыми кустами у входа и садиком, который так и просился на открытку. Тот, кто решился на поджог, наслаждался крушением красоты, искал восторга в разрухе ради разрухи. Уэксфорд больше не сомневался: поджог был преднамеренным.
Главным мотивом могло быть отмщение, но нельзя исключать и страсть разрушать. Последнее вносило свой привкус, добавляло восторга.
В гараже «Соломенного дома» хранились двадцать двухгаллонных канистр с бензином и канистр десять, не меньше, с керосином. Стояли они в ряд вдоль стен гаража, и большая часть пришлась на ту из стен, которая оказалась общей с домом. Крытая соломой крыша тянулась и над гаражом.
Объяснение этому обстоятельству предложил Николас Вирсон: проблемы на Ближнем Востоке вынудили его матушку сделать запасы. Какие именно проблемы, он вспомнить не смог, но горючее хранилось в доме уже несколько лет, запасенное «на черный день».
Вот вам его и осветили, мрачно подумал Уэксфорд. Мелкой моросящей капели последних дней предшествовала долгая, сильная засуха. Следователи почти ничего в гараже не обнаружили: там мало что уцелело. Но что-то ведь подожгло эти канистры, должен же быть запал! Находка в виде огрызка обычной хозяйственной свечи, который уцелел каким-то чудом, закатившись под дверь, окончательно убедила их, что это поджог. Допущения и предположения следователя срабатывают далеко не всегда, но в этом случае сомнений не оставалось. Кусочек шнура пропитывается керосином, затем вставляется одним концом в канистру с керосином. Эта канистра с керосином со всех сторон обставлена другими канистрами, с бензином. Второй конец шнура обматывается вокруг свечи, поближе к основанию, свеча поджигается — и через два-три-четыре часа…
Пожарный сильно обгорел, но должен выжить. Джойс Вирсон погибла в огне. Уэксфорд сказал налетевшим на него газетчикам, что расценивает этот случай как убийство. Поджог и убийство.
— Кто знал о запасах горючего, мистер Вирсон?
— Наша уборщица. Еще парень, что помогает по саду. Думаю, мама говорила кому-то из друзей, знакомых. Да я и сам мог сказать кому-нибудь. Помню, однажды заехал мой добрый приятель, а в баке почти пусто, ну, я налил ему бензина, чтоб добрался до дому. Потом еще приезжали рабочие, подправить кровлю, обычно они устраивались в гараже, чтобы перекусить…
И перекурить, подумал Уэксфорд.
— Попробуйте вспомнить несколько имен.
Пока Энн Леннокс записывала имена, Уэксфорд вспомнил о разговоре, который только что имел с Джеймсом Фриборном, заместителем главного констебля. Сколько еще убийств ожидать, прежде чем будет найден преступник? Погибли уже пятеро. Это не просто резня, это уже бойня. Уэксфорду хватило выдержки не поправлять старшего, удержаться от ехидных замечаний, мол, оставшихся девяносто пяти, он надеется, все же не будет. Вместо этого он попросил, чтобы следственную комнату в усадьбе не трогали до конца этой недели, и получил пусть неохотное, но согласие.
Но только никакой больше охраны для девушки! Пришлось уверять, что ее не было и на прошлой неделе.
— Подобное может тянуться годами.
— Надеюсь, что нет, сэр.
Раздумья Уэксфорда прервал Николас Вирсон, справившийся, может ли он уйти, если вопросов к нему больше нет.
— Пока нет, мистер Вирсон. Вчера, когда мы ломали голову над причиной пожара, я спросил вас, где вы были во вторник вечером. Вы были настолько подавлены, что я не стал настаивать на расспросах. Теперь я вновь повторяю этот вопрос. Где вы были?
Вирсон колебался. Наконец выдавил из себя пару фраз, которые редко означают правду и тем не менее к которым часто прибегают в подобных обстоятельствах:
— Если говорить откровенно, я объезжал окрестности.