- Да молодежь твоя. Стажер... Он мне сотенную должен. Еще вчера обещал вернуть...
- Вот он вчера и отпросился. До завтра. Проблемы со здоровьем. В постели лежит с приступом сенной лихорадки.
- Надо же! - изумился Крянгэ. - А сегодня утром выглядел вполне цветущим. Ни тебе насморка аллергического, ни тебе конъюнктивита...
- То есть как это - сегодня утром? - Теперь пришло время изумиться Забелину. - Ты что, навещал его, что ли?
- Я не навещал, а вот он... Скажем так, мы вместе навестили одного человека.
- Кого?
- Вернее будет сказать не кого, а что. Труп в морге.
- Труп?! Чей труп?
- Угадай с двух раз. Нашу овечку сатанинскую, безвременно погибшую. Которую мы тут с тобой так горячо обсуждали. Елену Алексееву. Я и зашел-то на полминуты, заключение по трупу забрать. А Пацюк твой там сидит. Вернее, стоит, холодильный шкаф подпирает. Увидел меня и запрыгал, как блоха. Чуть прозекторский стол не опрокинул и в дверь - шмыг... Я его понимаю... Кому охота сотенную отдавать...
- Никому. Никому не охота, - подтвердил Забелин.
* * *
...Баклажан с чесноком.
Сороковая сигарета.
Наконец-то он до неё добрался. А значит, пора действовать.
Вот уже полчаса Забелин сидел под окнами серого шестиэтажного дома, по карнизу которого прогуливались мордатые голуби и гипсовые колхозницы с рабочими. Рабочие сжимали в жилистых руках отбойные молотки, а колхозницы несли снопы колосьев. И над всей этой развесистой социалистической клюквой гордо реял год издания дома: "1951". Единицы по краям светлого прошлого подпирали колонны. И Забелина страшно интересовала одна из этих колонн левая. Именно к ней прилепилось окошко на пятом этаже.
В нем горел свет.
Добив баклажан с чесноком, Забелин поднялся, вывернул из крошечного скверика на такую же крошечную торговую площадь и, пройдя между озябшими парусиновыми палатками, свернул во двор. Двор примыкал к кинотеатру "Москва" и был заставлен вышедшими в тираж иномарками.
Через минуту Забелин уже поднимался по лестнице в угловом подъезде.
На пятом этаже, возле квартиры № 44, он остановился и прислонил к косяку похолодевший лоб.
Что ты делаешь, Забелин? Это ведь статья.
Статья 316 УК РФ. "Укрывательство преступлений". А ты прыгаешь в её объятья, как девка к скотнику на сеновал. Еще не поздно развернуться и уйти, ещё не поздно перестать чувствовать себя вероотступником.
Еще не поздно...
Забелин сунул папку, которую держал в руках, под мышку и нажал кнопку звонка.
Дверь распахнулась тотчас же, как будто его ждали. Нет, он совсем не изменился, все такой же всклокоченный и такой же молодой, с молодой щетиной и молодым порезом на подбородке. Незаживающим порезом. Одна морока с ним, когда бреешься. У Забелина в молодости был точно такой же порез.
На том же самом месте.
Забелин коротко вздохнул и попытался улыбнуться.
- А я вот проведать пришел. - Улыбка получилась вымороченная. - Как твое ничего?
- Ничего...
- А выглядишь неважно. Из рук вон.
- Правда? - Конечно же, он совсем не ожидал увидеть Забелина и потому страшно смутился.
Нет, "смутился" было не совсем точным словом. И дешевенькое, как паленая водка, словосочетание "впал в ступор" не подходило.
Пацюк испугался.
Испугался, именно так.
Хотя чего пугаться, если в девять вечера тебя навещает коллега по работе? Девять вечера - не четыре утра. Наоборот, радоваться надо - лежал в постылой койке, позабыт-позаброшен, а тут к тебе старший товарищ. Да не один, а с гостинчиком.
- А я тебе кетотифен принес, - сказал Забелин Пацюку. - И пива. "Калинкин". Ноль тридцать три.
- Не понял...
- Очень хорошее средство от сенной лихорадки. У тебя ведь сенная лихорадка, да?
- А... То есть... Да.
Врать Пацюк не умел. Разлетающиеся волосы, разлетающиеся ноздри и моментально покрасневшие мочки ушей выдали его с головой.
- Я войду? - спросил Забелин и, не дожидаясь ответа, навалился на Пацюка плечом. А потом, оттеснив его в глубь коридора, сам захлопнул дверь. Или мышеловку?
Вот только для кого мышеловку и чей хвост защемит быстрее? Его собственный, на конце которого двадцать два года службы, три почетные грамоты и нагрудный знак "За безупречную..."? Или пацюковский - молоко на губах не обсохло, дипломник тоненький, всего-то младший юрист... Если исходить из фамилии - то именно его крысиный хвост и должен пострадать. Впрочем, Забелин никогда не вдавался в особенности хохлацкого национального перевода, он никогда не называл Пацюка ни "Поциком", ни "Писюком", ни "Поссюком".
Даже про себя.
Но теперь это было неважно, потому что в нос Забелину ударил тяжелый аромат "Magie Noire". Нельзя сказать, что Забелин не предполагал нечто подобное. Но к такому концентрированному, такому удушающему запаху мертвой любви он был не готов.
И когда только они успели поладить?
Или она решила поиграть с ним, как с подросшим щенком? Одного её кольца (со скромным бриллиантиком в скромной оправке в стиле "ornato"<Витиеватый (ит.)>, рыночная цена восемь тысяч долларов)... одного её кольца, брошенного в банку с остатками консервированной кукурузы, было бы достаточно, чтобы купить с потрохами и Пацюка, и его неказистую квартиренку, и даже его сенную лихорадку, чтоб ей пусто было!
Или у неё были другие - далеко идущие цели? Уложить в койку и - вместе с загустевшей от страсти спермой - выдоить из него какие-то сведения? Такой красотке, как покойная Елена Алексеева-ибн-Мицуко, это стоило бы всего лишь пары-тройки мышечных сокращений. Пары-тройки "производственных фрикций", как сказала бы бывшая супружница Забелина, записная нимфоманка.
Вот только - почему именно Пацюк? Никаких серьезных дел на нем не висит, о существовании Майского и его особняка он узнал одновременно со всеми остальными, да и над самой Мицуко ничего не капало - во всяком случае, до последнего времени. Во всяком случае, по тем сведениям, которыми располагает сам Забелин.
А может, что-то от него ускользнуло?
Ведь не придавал же он значения ни воспаленным глазам Пацюка в последние пару недель, ни бесцветному, как слежавшийся куриный помет, лицу, ни выраженьицу "o'key-dokey", который стажер стал употреблять в последнее время к месту и не к месту. А благородная сенная лихорадка, которой он так низменно прикрылся? А его сегодняшний визит в морг?.. Добродушный Федор Игнатьевич Крянгэ застал Пацюка в опасной близости от тела Мицуко... И неизвестно, сколько стажер проторчал у этого тела, прежде чем его спугнули.