Быков обвел руками пространство:
- Во всем этом. Это очень дорого стоит. Она не хочет уходить просто так. Она хочет забрать у меня все. Галерею уже отобрала, а теперь хочет наложить лапу и на производство. До чего додумалась, мерзавка, - нанимает детективов, чтобы они следили за мной. Чтобы фиксировали каждый мой шаг.
- Что вы говорите! - посочувствовала Настя.
- А некоторые специалисты, в чьей компетенции я сильно сомневаюсь, даже роются в бухгалтерских книгах моей фирмы.
- Зачем?
- Чтобы ущучить двойную бухгалтерию, а потом меня же ею и шантажировать... Она пытается залезть в мои отношения с женщинами. И вытащить из них что-то особенно непристойное. Что-то оскорбляющее общественную мораль. Возможно даже, уголовно наказуемое.
- Уголовно наказуемое?
- Ведь нет никаких гарантий, что кто-то из приходящих ко мне моделей работает на нее. И нет никаких гарантий, что на следующее утро этот кто-то не побежит в ближайшее отделение милиции с заявлением об изнасиловании. Меня, несчастного, сажают в тюрьму, а эта сволочь берет в свои руки управление фирмой.
Быков призывно посмотрел на Настю и облизнул пересохшие губы.
- Надеюсь, вы не даете вашей жене... поводов для шантажа? - с надеждой спросила Настя.
- Даю... Еще как даю.
Нет, пожалуй, светильник с драконом не так отвратителен, как ей показалось на первый взгляд. Но у него есть один существенный недостаток: слишком уж близко к ложу он стоит. И слишком близко от Насти находится Быков. И ему ничего не стоит одними кончиками пальцев подтолкнуть её к кровати. Она не удержит равновесие, шлепнется на драпировки - и пиши пропало!
Почувствовав кончики быковских пальцев в опасной близости от своего плеча, Настя резко развернулась на пятках и затрусила в сторону голубовато-желто-розовой Мицуко. И устроилась прямо перед ней, сложив ноги потурецки.
Ничего не поделаешь, "лотос" ей не по зубам.
- Кто это? - спросила Настя. - Ваша модель?
- Одна из моих... моделей. - Подошедший Быков тоже сел перед Мицуко по-турецки.
- Она какая-то особенная.
- Все мои девушки выше всяких похвал.
- Но ведь она стоит не в общем зале. Значит...
- Это ничего не значит, дорогая. Это означает только одно: последнюю по времени работу. Я бился над ней около трех месяцев. Закончил только два дня назад.
Около трех месяцев... На первой странице Кирюшино-го дневника проставлена дата: "17 июля". Сейчас конец октября, следовательно, по времени все сходится. Или практически все. Возможно, обрезанная фотография Мицуко сделана именно в ресторане "ШтандартЪ", где её окучивал Быков. В роскошных имперских декорациях, как сказала бы Марина. И Мицуко согласилась ему позировать, этой пухлой гадине с проволочными губами.
Возможно, она даже осталась здесь на ночь, закутанная в драпировки...
А Кирюша страдал. Знал обо всем об этом - и страдал.
Настя с неприязнью посмотрела на жидкие усики соперника брата. А он ещё пытался её поцеловать! А она ещё пыталась накачаться его вином! Ужасно!
- Два дня назад?
- Да... А теперь нахожусь в бесплодных поисках новой музы... Впрочем, мне кажется, что не таких уж бесплодных.
- Есть положительные сдвиги?
- Еще какие!
Настя и опомниться не успела, как оплывший донжуан уже положил голову ей на колени. Не очень-то грациозно у него получилось, но брюшко, растекшееся по бокам, все-таки исчезло.
- Вы полагаете, что это я? - спросила Настя.
- А вы разве возражаете?
- Нет, но...
Определенно, у неё что-то не в порядке с головой. Или это сухое "Вазисубани" (Кирюша всегда называл его "Вася с зубами"), наложенное на джин-тоник, играет с Настей злую шутку? Или это из-за кольца? Или из-за помады, которую она вытащила у Мицуко из косметички? Или из-за волос, которые она так безжалостно обкорнала ровно наполовину? Или из-за Кирюшиной одежды? Или из-за его тяжелых, как утюги, "гриндеров"? Вздор, ведь сейчас же она сидит босиком!
А вот теперь ещё и почетное звание музы. Как говорила Марина "загорелая, обветренная, с зубами как у ротвейлера"? Ничего не скажешь, у Быкова странные представления об эфемерных спутницах художников.
- Значит, не возражаете?
Сама Мицуко, должно быть, сильно бы веселилась, увидев, как преуспевающий дизайнер окучивает "тупую деревенскую бабу". Или вцепилась бы ей в волосы. Мицуко не из тех женщин, которых устраивает приставка "бывшая".
Пусть даже и "бывшая муза".
- Как её зовут? - спросила Настя, безуспешно пытаясь сдвинуть с колен тюленью голову Быкова.
- Кого?
- Эту девушку?
- Я знал её как Мицуко. Справедливости ради, ей очень шло это имя.
- А она видела этот светильник?
- Увы...
- Разве вы не показываете девушкам конечный результат их работы?
- Показываю, конечно. Я даже позвонил ей позавчера. Чтобы она заглянула на огонек.
- . И что же? Она отказалась?
- Нет. Она уже не могла отказаться. Она уже ничего не могла. - В голосе Быкова послышались меланхолические нотки.
Неужели взбалмошная Мицуко послала его к черту?
- Почему не могла?