- Это же твоя тачка, - так же синхронно сказали два брата, сидящие по бокам, третьему - в центре. - Значит, ты и есть Жумыга.
- Точно! - обрадовался центровой. - Я и есть Жумыга Тимур Манивальдович. А что случилось-то, командир?
- Мы можем отойти на несколько минут?
- С какой радости?
- Мне нужно поговорить с вами.
- А мне - нет, - ответил краснорожий Тимур Манивальдович под одобрительное похмыкивание присутствующих.
- Меня зовут Пацюк Георгий Вениаминович, я следователь по особо важным делам... - самочинно повысил себя в звании стажер. А что, звучит совсем неплохо: Пацюк Георгий Вениаминович, следователь по особо важным делам. А ещё лучше - Пацюк Георгий Вениаминович, Генеральный прокурор Российской Федерации.
- Следователь по особо важным делам? Ну а я тогда - Хуан Антонио Самаранч, в натуре! - захохотал Жумыга.
И-эх, если бы при Пацюке были его заветные корочки, а не эти молью траченные мухоморы, этот алконавт попрыгал бы у него, как вошь на гребешке! Но корочек не было, и с этим приходилось считаться. Что ж, придется все-таки нарушить статью № 309 УК РФ "Подкуп или принуждение к даче показаний...". Пацюк вытащил из кармана сотенную и поманил ею Жумыгу.
Сотенная сразу сделала того сговорчивее. Напрочь забыв, что он "Хуан Антонио Самаранч, в натуре", Жумыга двинулся за Пацюком.
При помощи нехитрых манипуляций с купюрой Егор загнал его в кабину "Москвича", а сам уселся рядом, на водительское сиденье.
- Ну? - спросил Жумыга, не сводя глаз со ста рублей.
- В прошлую субботу, во второй половине дня вы были в районе Московского проспекта...
- А вы откуда знаете?
- ...вы были в районе Московского проспекта и проезжали мимо ресторана "Аризона-69". Проезжали?
- Не знаю. - Поджарая румяная сотенная гипнотизирешала Жумыгу. - Вам виднее. Если говорите - проезжал, значит, проезжал.
- Около ресторана вас остановила черноволосая девушка. Очень красивая, - задержав дыхание, добавил от себя Пацюк.
- Ну, этих девушек как грязи...
- Очень красивая. Черные волосы, броский макияж, черная помада, на щеке небольшая родинка с правой стороны. Черный длинный плащ, на левой руке три кольца. Одно - с большим черным камнем без оправы - на безымянном. Еще одно - на указательном, камешек помельче, овальной формы. И серебряное кольцо на большом - дракон с витым хвостом. Небольшая черная сумочка...
Жумыга завороженно слушал Пацюка.
А Пацюк... Он помнил каждую крошечную морщинку у неё на лице, каждую складку на сгибе рукава! И даже длину каждой ресницы.
- Вспомнили?
Чертов Жумыга, пропивший свою память ещё тогда, когда Адам и Ева шастали по райскому саду без фиговых листков, напряженно молчал.
- Вспомнили? - ещё раз повторил Егор. Сотенная стремительно вырывалась из рук Жумыги, и он не мог, не хотел, не желал с этим соглашаться.
- Может, ещё какие приметы? - с затаенной надеждой спросил Тимур Манивальдович. - А то какие-то кольца, черный плащ... Ей-богу, так каждая вторая прошмандовка выглядит, если не первая. Вы по существу говорите.
Пацюк с трудом удержался, чтобы не влепить алкашу оплеуху. Поставить производство ангелов на поток и цеплять каждому сопроводительный ярлык "Прошмандовка. Расфасовщик № 1" - это было слишком.
- Красивая девушка! Очень красивая. Вы меня понимаете?
- Все очень красивые, - продолжал упрямиться Жумыга. - Вы какие-нибудь особые приметы сообщите.
- Ну хорошо. У неё был сломан ноготь на правой руке. На указательном пальце, - уже ни на что не надеясь, сказал Пацюк.
И тогда Жумыга вспомнил. Определенно вспомнил: глаза Тимура-Самаранча расширились, нос расплющился, а губы вытянулись в трубочку.
- Ну! Что же ты раньше не сказал, деятель?! Про ноготь. Точно! Подсела ко мне одна сумасшедшая. Всю дорогу по этому ногтю убивалась, рыдала даже.
- Откуда знаешь, что по ногтю?
- Да сама она и сказала! Не сразу, конечно. Сначала, когда машину остановила... ну, не остановила даже, а, считай, под колеса бросилась... Так вот, минут пять она тряслась, все приговаривала: "Что же теперь делать, что делать?!" Я спрашиваю: "Что случилось-то?" Она замолчала, а потом давай мне про свой сломанный ноготь талдычить. Даже мне его под нос совала, говорила, что растила-де не одну неделю, и так бездарно потерять! Да, именно так она и сказала: "бездарно потерять". Я думал, её валерьянкой придется отпаивать. Один раз даже остановился, банку пива ей взял, чтобы успокоилась.
- А она?
- Даже спасибо не сказала. И не успокоилась, заметьте. Так и проплакала всю дорогу.
Да, это было вполне в стиле Мицуко - такой, какой её запомнил Пацюк. Не проронить ни единой слезинки, узнав, что бывший возлюбленный покончил с собой. И лить потоки над каким-то жалким ногтем.
Что ж, именно это делает женщину женщиной.
Но Жумыга, похоже, так не думал.
- Не может нормальная женщина так из-за пустяков исходить! Я вот что думаю. Она, скорее всего, со своим хахалем полаялась. Я, конечно, утверждать не могу, но, по-моему, она до того, как меня тормознуть, из какой-то машины выскакивала. Может, кто-то её расстроил или под юбку полез. Обычное дело. А то и того похуже.
- Чего - "похуже"? - насторожился Пацюк.
- Дело молодое, - ограничился туманным намеком Жумыга.
- Она о чем-нибудь ещё с тобой разговаривала?
- О хахале своем?
- Да при чем здесь хахаль! О чем-нибудь...
- Да нет.
- Ну хорошо... А потом? - спросил Пацюк.
- А что потом? Дала деньги, сказала, чтобы я подождал.
- Ну?
- Я ждал. Почти час. Но она не вышла.