. - Я сделала это ради нас... Мы бы пропали...
- Неужели в тебе нет гордости, Настька?
- Не хочу тебя слушать...
- Конечно, не хочешь, кто бы сомневался. Он ведь тебя даже к родному сыну не подпускает. Мрак какой-то. Средневековье...
- Это не твое дело. - Голос у Насти предательски Дрогнул.
- Ты ещё скажи, что счастлива, сестренка.
И тогда она воспользовалась запрещенным приемом. Первый и последний раз.
- А ты сам? Ты сам?! Ешь его хлеб и его же оскорбляешь!
Кирюша побледнел и запустил в сестру кукурузным початком. Настя не успела даже увернуться.
- Зато ты работаешь за двоих... Он тебе хоть зарплату начисляет?
- Не твое дело.
- Вступай в профсоюз работников сельского хозяйства, дура! Может быть, хоть он тебя защитит!..
Настя сидела ни жива ни мертва. Больше всего она боялась, что в разгар семейного скандала появится Заза. И Кирилл наговорит ему целый воз оскорбительных слов. Но Заза, слава богу, не появился, да и пыл самого Кирюши пошел на убыль.
- Ну скажи мне, когда ты последний раз была на море? Ведь два шага до него...
- В каком смысле?
- В прямом. Пошла и выкупалась. Действительно, когда она последний раз была на море?
Закусив губу, Настя принялась соображать.
- В прошлом году, кажется... Нет, в позапрошлом...
- У тебя разжижение мозгов, сестренка. А это не лечится.
Еще через год, когда юношеские прыщи, терзавшие Кирилла, пошли на убыль, он стал просто невыносим. Иногда он поджидал Настю в теплице или в саду и принимался изводить её непристойностями.
- Ну-ка, скажи братцу, ты хоть оргазм-то получаешь?
Подобные вопросы приводили Настю в полуобморочное состояние. И подобные слова тоже. Уж не море ли, засиженное курортниками, нашептывало их братцу?
- Или по старинке? Сунул, вынул и пошел?
- Как ты можешь?!
- Не-ет, я думаю, все по-другому... Он же грузин, волосатый самец... Именно это обстоятельство почемуто выводило из себя Кирюшу, который до сих пор не решался брить даже подбородок.
- Он хевсур...
- Один черт! Пилит тебя полночи, а ты лежишь и думаешь совсем о другом пилильщике. Который портит твои яблони!
- Да нет, - по инерции поправляла Настя. - Яблони портят как раз плодожорки. И листовертки. А пилильщики опасны только для смородины.
- Дура ты дура!
Кирюша, как всегда и бывало, сползал в привычную плоскость "тупости сестры". И это было лучше, чем разговоры о сексе. Это, во всяком случае, было понятно. И Настя успокаивалась. И даже пыталась умиротворить неистового брата.
- Если хочешь, Кирилл, мы можем сходить на море. В следующее воскресенье...
- Обещаешь?
- Обещаю...
Но на море они так и не сходили. В ближайшую к тому воскресенью пятницу случилось нашествие совки на капусту, а после нашествия Кирюша объявил, что поступает в музучилище и перебирается в общежитие.
Ровно полтора года он солировал в училищном хоре (за это время великодушный Заза успел отмазать его от армии, сунув взятку районному военкому), а потом вдруг объявился в доме с пустой спортивной сумкой и новостью года.
- Я уезжаю, - объявил он.
- Куда? В область? - спросила Настя. Областной центр был для неё центром вселенной. Недосягаемым центром.
- В гробу я видел область. Я уезжаю в Петербург. В Питер.
Это была не вселенная. Это было нечто за гранью понимания Насти. Где-то между Огненной Землей и Антарктидой. А от зимнего пальто, которое Заза хотел подарить ему на восемнадцатилетие, Кирюша отказался. Он всегда отказывался от подарков хевсурского зятя.
- А зачем ты едешь в Питер?
- Надоело все. Не могу здесь больше оставаться.
Он бросил в сумку яблоки и головку свежей брынзы. И поцеловал сестру.
- Я напишу. А это тебе.
Кирюша вытащил из-за пазухи плотный пакет, завернутый в бумагу.
- Что это?
- Потом посмотришь...
Последним, что увидела Настя, были спина брата и заросший легкими волосами затылок. Он шел по осеннему саду, беспечно надламывая веточки груш (недавно привитой "Вильяме летний"), прямо к калитке в заборе. Солнце светило так ярко, а спина брата казалась такой родной, что Настя заплакала. Так горько она не плакала с похорон матери.
Как только за Кириллом захлопнулась калитка, Настя развернула сверток. Что ж, подарок был вполне в стиле брата, махнувшего рукой на крестьянку-сестру: "Энциклопедия растений".
А вечером разразился скандал.