- Не совсем. Его хотели пристрелить, но за Даню вступился молодой милиционер Егор Пацюк. Егор забрал Даню к себе домой, и пес спокойно дожил свой век.
- Спокойно? - Дама презрительно выгнула губы.
- Ну, не совсем спокойно... Иногда молодой милиционер Пацюк поднимал Даню среди ночи с подстилки, тыкал ему в нос глобус и кричал: "А-ну, покажи Колумбию! Колумбию, гад, покажи!.."...
История про глобус с заплаткой из родины кокаина на боку не очень понравилась даме.
- Не пойдет, - отрезала она.
- Почему?
- Издевательство над животными. Ни одно уважающее себя издательство это не опубликует. А если опубликует - его по судам затаскает какой-нибудь "Гринпис"...
Крыть было нечем, и Пацюк замолк. И от нечего делать стал прислушиваться к разговору за дверью старшего редактора. Обрывки фраз не очень обнадеживали: "ходульный герой...", "слабо прописанный второй план...", "случайные убийства...", "случайностей быть не должно...", "явная творческая неудача...", "быть может, вам лучше заняться чем-то другим?.."
"Бедняга ты бедняга, а ведь ещё Карл Маркс говорил: "Не в свои сани не садись, "Капитала" не наживешь...", - успел подумать Пацюк.
И тотчас же дверь, ведущая в кабинет Фаины Александровны Звонниковой, распахнулась.
И на пороге возник следователь районной прокуратуры Д. К. Забелин собственной персоной!..
Даже если бы дородная дама с халой сбросила платье и голой исполнила бы на столе танец живота, и тогда Пацюк удивился бы меньше.
А сама мысль о том, что Забелин мог оказаться писателем, выглядела гораздо более абсурдной, чем мысль о том, что Пацюк мог оказаться убийцей.
- Ты? - прошептал Забелин. На него было жалко смотреть.
- Я... - Пацюк вскочил со стула и, прикрываясь им, как щитом, бросился к двери. И, уже ухватившись за ручку, повернулся к Забелину: - Я!.. Ваш ходульный герой. Ваша творческая неудача. Спасибо, что не забываете!..
Это был явный перебор, это был откровенный вызов, после которого Забелин наверняка поднимет на ноги не только городскую, но и Генеральную прокуратуру. Но отказать себе в секундном триумфе Пацюк не мог.
- Ах ты!.. - выдохнул Забелин и бросил узкое тело в сторону стоящего у двери стажера.
Пацюк успел загородиться стулом, а потом и швырнуть его в Забелина. Запутавшись в перекладинах, тот потерял драгоценные мгновения, и Пацюк успел выскочить за дверь.
До спасительной лестницы было рукой подать, каких-нибудь жалких тридцать метров. Обставить его на прямой Забелин не сможет, к тому же у Пацюка фора во времени. И неплохое знание местности (О-ой! Совсем неплохое знание, до сих пор в боку отдается!)... Пацюк успеет выскочить в проходной двор - и ищи-свищи...
Но "ищи-свищи" не выгорело.
На лестнице Егора ждала неожиданная и потому обидная западня. Два неповоротливых, как шкафы, грузчика тащили наверх ещё один шкаф. Судя по вычурной инкрустации и обилию перламутровых вставок, шкаф предназначался кому-нибудь из издательских бонз, а возможно, и верховному главнокомандующему: Кириллу Яковлевичу Нещередову.
Но это дела не меняло.
Пацюк оказался отрезанным от спасительного выхода на улицу. А от женского туалета в конце коридора надвигалось грозное сопение пришедшего в себя Забелина.
- Эй, парни! - зычным голосом закричал следователь едва показавшимся макушкам грузчиков. - Не пускайте его!.. Задержите!..
Впрочем, и без того было ясно, что Пацюк попался. Заметавшись как мышь в мышеловке, он попытался сунуться в какие-то двери, смутно понимая, что если воткнется в любой из этих каменных мешков, то лишь продлит агонию.
Никакого выхода. Никакого.
Сзади - Забелин, снизу - представительский шкаф, а сверху...
Сверху была неизвестность, и Пацюк смело бросился ей навстречу. Он с ходу перемахнул пролет третьего этажа, вырвался на просторы четвертого, пронесся по коридору, заставленному какими-то станками, и очутился в маленьком крытом переходе. Совсем маленьком - метра три, не больше. Переход венчала узкая дверь, и Пацюк молил бога только об одном: пусть она окажется открытой!
Пусть она будет открытой! Пусть!
Дверь действительно была не заперта.
Пацюк едва не вынес - и её, и двух мрачного вида волосатых мужчин. Очевидно, писателей. Синхронно поперхнувшись окурками, "писатели посмотрели на него с ненавистью.
Как на собрата по перу.
Волосатики стояли на небольшой площадке с внешней стороны двери. Сам пятачок, судя по всему, служил курилкой, и от него шла лестница прямо вниз, в глубину двора.
Раздумывать не приходилось.
Пацюк скатился по металлической, страшно гремевшей под ним лестнице и едва не рухнул в объятия двух огромных мусорных контейнеров. Здесь, под сенью пищевых и промышленных отходов, прикрывшись пустыми картонными коробками, Пацюк и затаился. Несколько минут ушло на то, чтобы оценить ситуацию.
Хотя особой оценки не требовалось: он находился на задворках издательства "Бельтан".
Прямо перед собой Пацюк видел узкий проход. Слева и справа его подпирали стены; едва не сталкиваясь лбами, они уходили ввысь, что делало проход похожим на Большой каньон. Каньон углублялся в сторону улицы Добролюбова.
Пацюк убрал со лба обглоданный селедочный хвост, вывалившийся из какого-то пакета, и только теперь заметил Забелина. Тот - правда, с совершенно другой скоростью - повторил его собственный путь. Вот только подойти к зловонным мусорным бачкам не решился.
Постояв на перепутье между бачками и входом в каньон, старый хрыч выбрал последнее. Любой бы выбрал на его месте.
Через секунду Забелина поглотило ущелье, а Пацюк остался в обществе картонных ящиков и селедочного хвоста. Он дал хрычу десять минут на то, чтобы пройти весь путь по каньону и снова вернуться. Потом накинул ещё пятнадцать. Потом добавил ещё пять.
Потом, когда надежда на возвращение коварного шефа окончательно иссякла, Пацюк приплюсовал к контрольному времени двадцать пять минут.
Теперь уже для себя.
Но выдержал он только семнадцать с половиной, больше отсчитывать секунды не хватило сил. А к запаху рыбьего хвоста прибавился запах сгнивших помидоров и разлагающихся картофельных очисток.
Все!
Пусть лучше Забелин схватит его за руку! Пусть натравит на него ОМОН! Лучше так, чем пасть жертвой гнилого помидора и умереть от удушья на его глазах!
Пацюк вылетел из мусорных бачков, как пробка из бутылки, и...
По инерции пробежал весь каньон. И материализовался на улице Добролюбова.
Черт возьми! Вот это открытие! Между фабрикой театрального костюма и галереей "Кибела" существовал узкий проход, который был практически не виден с улицы: его закрывал огромный, не в меру разросшийся тополь.
А Забелина нигде не было.