Закрыв дверь, господин Ганц догнал нас и провел в маленькую гостиную, где стояла его жена и спокойно ждала нас. Высокая, болезненно-бледная женщина, как будто ей редко приходилось бывать на воздухе. По ее лицу было заметно, что она только что перестала плакать. В руках она комкала мокрый носовой платок. Ганц подошел к ней и обнял ее за широкие плечи, и тут стало видно, насколько он ниже ее ростом.
- Это комиссар Гюнтер из Алекса, - представил меня Беккер.
- Господин и госпожа Ганц, - обратился я к ним, - Боюсь, вам придется приготовиться к самому худшему. Сегодня утром мы нашли тело вашей дочери Лизы. Приношу вам свои соболезнования.
Беккер торжественно склонил голову.
- Да, - сказал Ганц, - да, я так и думал.
- Естественно, вы должны будете опознать труп, - продолжал я. - Но это не обязательно делать сейчас. Может быть, чуть попозже, когда сможете взять себя в руки.
Я ожидал, что фрау Ганц разразится рыданиями, но она вела себя сдержанно, по крайней мере, в эту минуту. Уж не потому ли, что она была медсестрой, привыкшей к страданиям и горю? Неужели и к своему собственному?
- Мы можем сесть?
- Да, пожалуйста, - сказал Ганц.
Я велел Беккеру пойти на кухню и сварить кофе. Он с готовностью отправился исполнять мое приказание, так как оно позволяло ему хотя бы на одну-две минуты вырваться из атмосферы горя.
- Где вы нашли ее? - спросил Ганц.
На этот вопрос мне совсем не хотелось отвечать. Как сказать родителям, что тело их дочери было найдено внутри автомобильных покрышек, поставленных одна на другую в брошенном гараже на Кайзер-Вильгельм-штрассе? Я ограничился тем, что сообщил им, где находится гараж, в котором было найдено тело. При этом известии произошел совершенно недвусмысленный обмен взглядами.
Ганц сидел, положив руку на колено своей жены. Она казалась спокойной, даже безучастной и, возможно, меньше нуждалась в кофе, который готовил Беккер, чем я.
- Кто бы, по-вашему, мог убить ее? - продолжал расспрашивать Ганц.
- Мы разрабатываем несколько версий, господин Ганц, - сказал я, чувствуя, как ко мне вновь возвращается способность изрекать обычные полицейские банальности. - Мы делаем все возможное, поверьте мне.
Ганц нахмурился еще сильнее. Он с негодованием покачал головой.
- Не могу понять, почему об этом молчат газеты.
- Чтобы не появились желающие подражать этому убийце. В подобных случаях такое часто случается, - заметил я.
- А не кажется ли вам, что важнее принять все меры для того, чтобы ни одну девушку больше не убили? - Фрау Ганц, смотрела на меня с озлоблением. Это ведь правда, что убили уже нескольких девушек? Так говорят люди. Вы можете не сообщать об этом в газетах, но вы не можете заставить людей молчать.
- Но ведь проводилась пропагандистская кампания, призывающая девушек быть осторожными, - возразил я.
- Да, но она не принесла никаких плодов, - сказал Ганц. - Лиза была умной девушкой, комиссар. Она не могла сделать какую-нибудь глупость. Значит, убийца тоже не дурак. И, как мне кажется, единственный способ заставить девушек быть действительно осторожными - это опубликовать всю эту историю в газетах, во всем ее ужасе, чтобы напугать их.
- Может быть, вы и правы, господин Ганц, - удрученно произнес я. - Но это не от меня зависит. Я только подчиняюсь приказам. - В те дни это был типично немецкий способ оправдать все и вся, и я почувствовал глубокий стыд, что мне пришлось прибегнуть к нему.
Беккер просунул голову в дверь кухни.
- Могу я попросить вас на пару слов, комиссар?
Теперь наступила моя очередь с облегчением покинуть комнату.
- В чем дело? - сурово спросил я. - Забыли, как вскипятить чайник?
Он протянул мне вырезку из газеты "Беобахтер".
- Взгляните на это, комиссар. Я нашел ее в ящике.
Это было объявление. "Рольф Фогельман, частный сыщик, специализируется на розыске пропавших" - точно такое же объявление, каким в свое время надоедал мне Бруно Штальэкер.
Беккер показал на дату в верхней части вырезки.
- Третье октября, - сказал он. - Через четыре дня после того, как исчезла Лиза Ганц.
- Людям не в первый раз надоедает ждать, пока раскачается полиция, заметил я. - В конце концов, таким способом и я сравнительно честно зарабатывал себе на жизнь.
Беккер нашел чашки с блюдцами и поставил их на поднос вместе с кофейником.
- Как вы полагаете, они могли обратиться к нему, комиссар?
- Не вижу никакого вреда, если мы их об этом спросим.
Ганц и не думал оправдываться, что обратился к частному сыщику, я сам был бы не прочь иметь такого клиента.
- Как я уже говорил, комиссар, в газетах не было ничего об исчезновении нашей дочери, а ваших сотрудников мы видели у себя только дважды. Время шло, и мы недоумевали - предпринимаются ли вообще какие-нибудь попытки найти нашу дочь? Сильнее всего угнетает неизвестность. Мы подумали, что если мы найдем господина Фогельмана, то по крайней мере будем уверены, что кто-то делает все возможное, чтобы найти ее. Я не хочу быть грубым, комиссар, но я рассказываю, как это было.
Я сделал глоток и покачал головой.
- Очень хорошо вас понимаю. Вероятно, я поступил бы так же. Мне только хотелось бы, чтобы этот Фогельман смог ее найти.
Ими можно только восхищаться, подумал я. У них, наверное, нет особых средств, чтобы прибегать к услугам частного сыщика, и все-таки они на это решились. Должно быть, потратили на оплату его услуг все свои сбережения.
Мы кончили пить кофе и стали прощаться. Я сказал господину Ганцу, что завтра рано утром полицейская машина может заехать за ним и доставить его в Алекс, чтобы он опознал тело.
- Спасибо вам за ваше внимание, комиссар, - сказала фрау Ганц, пытаясь улыбнуться. - Все так добры к нам.
Ее муж кивнул, соглашаясь с ней. Стоя у открытой двери, он, можно не сомневаться, страстно желал поскорее увидеть наши спины.
- Господин Фогельман отказался брать с нас деньги. А теперь вы собираетесь прислать машину за моим мужем. Не знаю, как выразить вам нашу признательность.
Я сочувственно пожал ей руку, и мы ушли.
В аптеке внизу я купил несколько порошков и проглотил один в машине. Беккер посмотрел на меня с отвращением.
- Бог мой, не понимаю, как вы можете их глотать, - сказал он, содрогаясь.
- Так они быстрее действуют. А после того, что мы сейчас пережили, я не могу сказать, чтобы я почувствовал их вкус. Ненавижу сообщать плохие известия. - Я облизал губы языком, чтобы на них не осталось порошка. - Ну? Какое у вас сложилось впечатление? То же самое, что и раньше?
- Да. Он постоянно бросал на нее многозначительные взгляды.