Фогельман мрачно кивнул и затем вдруг сильно закашлялся. Он извинился за приступ кашля, держа носовой платок у рта. Лицо его стало таким же красным, как и волосы.
- Прошло четыре недели с момента ее исчезновения, и вы, конечно, связались со всеми родственниками и переговорили с ее школьными подругами, чтобы убедиться, что она не живет у кого-нибудь из них? - Он вытер платком рот.
- Естественно, - сдержанно сказала Хильдегард.
- Мы искали ее повсюду, - подтвердил я. - Я проверил каждый метр ее пути и ничего не нашел.
Это была истинная правда.
- Как она была одета в тот день?
Хильдегард описала одежду Эммелин.
- У нее были деньги?
- Несколько марок. Ее сбережения остались нетронутыми.
- Ну что ж, я тут порасспрашиваю, может, удастся что-нибудь выяснить. Оставьте мне свой адрес.
Я продиктовал ему адрес и номер телефона. Закончив писать, он встал, страдальчески выгнул спину и прошелся по комнате, засунув руки глубоко в карманы, - удивительно похожий на неуклюжего школьника. Только теперь я догадался, что ему не больше сорока.
- Ждите от меня известий. Я свяжусь с вами через пару дней или, может быть, раньше, если мне удастся что-нибудь выяснить.
Мы встали, собираясь уходить.
- Как вы думаете, есть ли надежда, что она жива? - спросила Хильдегард.
Фогельман меланхолически пожал плечами.
- Должен признаться, что очень маленькая. Но я сделаю все возможное.
- А с чего вы начнете? - полюбопытствовал я.
Он снова подтянул узел своего галстука, при этом воротник его рубашки уперся в кадык. Я невольно задержал дыхание, когда он вновь обернулся ко мне.
- Ну, начну с того, что размножу фотографии вашей дочери, раздам их разным людям. Вы знаете, в нашем городе очень много беглецов. Есть дети, которых совсем не привлекает "Гитлерюгенд" и тому подобные вещи. Я начну действовать в этом направлении, господин Штайнингер. - Он положил руку мне на плечо и проводил нас до двери.
- Спасибо, - поблагодарила Хильдегард. - Вы очень добры, господин Фогельман.
Я улыбнулся и вежливо кивнул. Он наклонил голову, и в тот момент, когда я пропускал Хильдегард в дверь, я заметил, что он смотрит на ее ноги. Трудно упрекнуть его за это. В своем бежевом шерстяном болеро, фуляровой блузке в горошек и юбке из бургундской шерсти она выглядела так, как будто на нее ушла вся годовая сумма военных репараций. Мне было приятно выступать в роли ее мужа.
Я пожал руку Фогельману и догнал Хильдегард, думая о том, что если бы я на самом деле был ее мужем, то повез бы ее домой, чтобы раздеть и заняться любовью.
Пока мы выходили из агентства Фогельмана и шли по улице, я предавался грезам о любви в элегантном обрамлении из шелка и кружев. Сексуальная привлекательность Хильдегард складывалась из множества неуловимых нюансов, а не просто из упругой груди и ягодиц, которые рисовало мое разгоряченное воображение. Но я знал, что мои грезы о роли счастливого мужа абсолютно не соответствовали действительности: настоящий господин Штайнингер, будь он жив, без сомнения, отвез бы свою красавицу жену домой, и в мыслях не имея предложить ей что-нибудь более возбуждающее, чем чашечка горячего кофе, а потом отправился бы на службу в свой банк. Просто все дело в том, что человек, который просыпается по утрам один в своей постели, думает конечно же о женщине, а тот, кто просыпается рядом с женой, - о завтраке.
- Ну, и что вам дал этот визит? - спросила фрау Штайнингер, когда мы ехали в машине обратно в Штеглиц. - Я думаю, он на самом деле лучше, чем выглядит. И он отнесся к нам сочувственно. И уж конечно, он ничуть не хуже ваших людей, комиссар. Не могу понять, зачем нам это было нужно.
Она продолжала говорить в таком же духе еще минуту-другую, я не мешал ей.
- И вы считаете совершенно нормальным, что он не задал нам никаких совершенно очевидных вопросов? - удалось мне наконец вставить.
Она вздохнула:
- Например?
- Ни разу не упомянул, например, о вознаграждении за свои услуги.
- Осмелюсь предположить, если бы он подумал, что нам его услуги не по карману, он бы сказал об этом прямо. И кроме того, не думайте, что я буду оплачивать ваш маленький эксперимент.
Я успокоил ее - за все заплатит Крипо.
Увидев броский темно-желтый фургон, в котором продавали сигареты, я подъехал к нему и вышел из машины. Купил пару блоков и бросил один в "бардачок". Вытащил сигарету для нее, другую - для себя, дал прикурить ей, а потом закурил сам.
- И вам не показалось странным, что он не поинтересовался, сколько лет Эммелин, в какую она ходила школу, как звали ее учителя танцев, где я работаю и тому подобным?
Она выпустила дым из ноздрей, как разъяренный бык.
- Нет, не показалось. По крайней мере, до тех пор, пока вы об этом не заговорили. - Она ударилась о приборную доску и чертыхнулась. - Ну и что изменилось, если бы он спросил, в какую школу ходит Эммелин? И что вы стали бы делать, если бы он навел справки и выяснил, что мой настоящий муж умер? Хотела бы я знать.
- А он и не стал бы этого делать.
- Вы что-то чересчур уверены в этом. Откуда вы знаете?
- Потому что знаю, как работают частные сыщики. Они не любят идти по следам полиции и задавать те же самые вопросы. Обычно они подходят к делу с другого конца. Покрутятся немного вокруг и потом действуют.
- Значит, вы считаете этого Рольфа Фогельмана подозрительной личностью?
- Да, считаю. Достаточно подозрительным, чтобы заставить человека, обратившегося к нему, не спускать глаз со своего имущества.
Она снова чертыхнулась, на этот раз гораздо громче.
- Это уже во второй раз, - сказал я. - Что с вами случилось?
- Почему со мной должно что-то случиться? Ничего не случилось. Одиноким женщинам обычно совершенно безразлично, что их адреса и номера телефонов сообщают тем, кого полиция считает подозрительными. Благодаря этому жизнь становится такой интересной! Моя дочь пропала, возможно, ее убили, и теперь мне придется сидеть и трястись, что этот ужасный человек как-нибудь вечерком завалится ко мне поболтать о ней.
Она была в такой ярости, что почти высосала весь табак из сигареты. Но, несмотря на это, когда мы подъехали к ее дому на Лепсиусштрассе, на сей раз она пригласила меня к себе.
Сидя на диване, я слышал, как она мочится в туалете. Совсем на нее не похоже, чтобы она не обращала внимания на такое. Наверное, ей безразлично, слышно мне или нет. Мне показалось, что она даже не потрудилась закрыть за собой дверь в туалете.
Войдя в комнату, она повелительным тоном потребовала у меня сигарету. Наклонившись вперед, я протянул ей сигарету, и она выхватила ее у меня из рук. Потом сама прикурила с помощью настольной зажигалки и принялась выпускать дым, как солдат в окопах. Я с интересом наблюдал, как она ходит взад-вперед, вся - воплощение родительской тревоги. Я достал себе сигарету и вытащил книжечку со спичками из кармана жилета. Хильдегард свирепо посмотрела на меня, когда я наклонился над пламенем.
- А я думала, что сыщики могут зажигать спички о свои ногти.
- Так делают только неряхи, которым жаль пять марок на маникюр, сказал я, зевая.
Я догадался, что она чего-то от меня хочет, но имел об этом не больше представления, чем о том, какую мягкую мебель предпочитает Гитлер. Я еще раз внимательно посмотрел на нее.