159282.fb2
- Не беспокойтесь, - сказал он. - Я знаю, как обращаться с этой вещицей. Только сдерну с него кожу, вот и все. Кости мы не будем ломать, пока вы не прикажете.
- Я вижу, вам это нравится, да? Стращать людей так, чтобы они напускали себе в штаны?
Беккер засмеялся.
- А вам нет?
* * *
Дом Ланге на Лютцовуферштрассе, обращенный фасадом на канал Ландвер, находился совсем близко от зоопарка, откуда было хорошо слышно, как родственники Гитлера жалуются на свои жилищные условия. Элегантное трехэтажное здание в стиле императора Вильгельма, окрашенное в оранжевый цвет с большим квадратным эркером на втором этаже. Беккер с таким усердием принялся звонить в дверь, как будто ему за это платили отдельно. Затем, когда ему надоело, он стал бить в дверь молотком. Наконец в прихожей зажегся свет, и мы услышали, как отодвигается засов.
Дверь открылась на цепочке, и я увидел бледное и нервное лицо Ланге, выглянувшее из-за двери.
- Полиция, - сказал Беккер. - Откройте.
- Что происходит? - Ланге судорожно сглотнул, - Что вам надо?
Беккер отошел от двери на шаг.
- Поберегитесь, - предупредил он, а затем ударил по двери сапогом. Я слышал, как Ланге взвизгнул, когда Беккер ударил еще раз. После третьего раза дверь с треском распахнулась, и мы увидели, как Ланге в пижаме взбегает вверх по лестнице.
Беккер побежал за ним.
- Не застрелите его, Бога ради! - крикнул я Беккеру.
- Помогите! - закричал Ланге, когда Беккер схватил его за голую лодыжку и потащил вниз. Извиваясь и дрыгая ногами, Ланге пытался освободиться от захвата Беккера, но все было напрасно, и его толстый зад пересчитал все ступеньки лестницы. Когда он оказался внизу, Беккер схватил его за лицо и оттянул к ушам обе щеки.
- Эй ты, козел, когда я говорю "открой дверь", ты должен открыть ее, понял? - Затем он двинул Ланге головой о ступеньку. - Ты понял меня, голубой? - Ланге принялся громко протестовать, но Беккер схватил его за волосы и дважды наотмашь ударил по лицу. - Я тебя спрашиваю, ты понял, голубой?
- Да! - взвыл он.
- Хватит, - остановил я Беккера, оттаскивая его за плечо. Он встал, тяжело дыша, и ухмыльнулся.
- Вы же хотели, чтобы он поплясал, комиссар.
- Я скажу вам, когда ему понадобится добавка:
Ланге утер кровоточащую губу и посмотрел на руку, запачканную кровью. В его глазах стояли слезы, но он еще сохранял какие-то остатки собственного достоинства.
- Послушайте! - закричал он. - Что все это, черт возьми, значит? Почему вы врываетесь сюда таким образом?
- Объясните ему, - приказал я.
Беккер схватил Ланге за воротник шелкового халата и стянул его вокруг толстой шеи.
- Тебе светит розовый треугольник, мой толстячок. Розовый треугольник с полосой, если твои письма к дружку-педерасту Киндерману попадут куда следует.
Ланге с трудом оттянул руку Беккера от своего горла и с ненавистью взглянул на него.
- Я не знаю, о чем вы говорите, - прошипел он. - Розовый треугольник? Что это значит? Объясните, Бога ради!
- Статья 175 Уголовного кодекса Германии, - сказал я.
Беккер процитировал наизусть:
- "Любой мужчина, допускающий преступные непристойные действия в отношении другого мужчины или позволяющий себе участвовать в таких действиях, подвергается наказанию в виде тюремного заключения". - Он игриво похлопал его пальцами по щеке. - Это означает, что ты арестован, жирный педик.
- Но это абсурд. Я никогда никому не писал никаких писем. И я не гомосексуалист.
- Если ты не гомосексуалист, - ухмыльнулся Беккер, - тогда я мочусь не через член. - Он достал из кармана два письма, которые я ему дал, и угрожающе помахал ими перед лицом Ланге. - А эти письма ты что, писал Деду Морозу?
Ланге попытался схватить письма, но промахнулся.
- Какие плохие манеры! - И Беккер снова ударил его по щеке, на этот раз сильнее.
- Где вы их взяли?
- Я ему дал.
Ланге бросил на меня взгляд, затем еще один.
- Постойте-ка, - сказал он, - я знаю вас. Вы - Штайнингер. Вы были там в тот вечер в... - Он запнулся и не стал договаривать, где он видел меня.
- Совершенно верно, я присутствовал на вечеринке у Вайстора. И кое-что знаю о том, что там происходит. А вы поможете мне узнать остальное.
- Кто бы вы ни были, вы зря теряете время. Я вам ничего не скажу.
Я кивнул Беккеру, и он снова начал избивать его. Я бесстрастно наблюдал, как он снова ударил его дубинкой по коленям и лодыжкам, а затем нанес один легкий удар в ухо, ненавидя себя за то, что стал следовать лучшим традициям Гестапо, и за то, что ощущал в своей душе нечеловеческую жестокость. Я велел ему прекратить.
Ожидая, пока Ланге перестанет всхлипывать, я немного прошелся взад-вперед, заглядывая в комнаты. В отличие от внешнего вида, в интерьере дома не было абсолютно ничего традиционного. Мебель, ковры и картины - всего было в изобилии, и все очень дорогое и современное, таким домом можно любоваться, но жить в нем неудобно.
Увидев, что Ланге взял себя в руки, я сказал:
- Ничего себе домик! Не в моем вкусе, но, вероятно, я несколько старомоден. Знаете, я один из тех неуклюжих людей с опухшими суставами, которые, четким геометрическим формам предпочитают личный комфорт. Держу пари, однако, что вам здесь действительно удобно. Как вы думаете, Беккер, ему понравится наш "бак" в Алексе?
- Камера? А что, в ней много четких геометрических линий, комиссар. Одни железные прутья на окнах чего стоят!
- Не говоря уж о той богемной публике, которая там собирается. Благодаря ей ночная жизнь Берлина знаменита на весь мир. Насильники, убийцы, воры, пьяницы - там полно пьяниц, они блюют, где придется.
- Вы правы, комиссар, это действительно ужасно.
- Вы знаете, Беккер, мне кажется, мы не можем отправить туда такого человека, как господин Ланге. Думаю, ему там совсем не понравится, правда?
- Какие же вы негодяи!
- Уверен, он там и ночи не протянет, комиссар. Особенно, если мы выберем ему из его гардероба что-нибудь этакое. Что-нибудь артистическое, подходящее для такого чувствительного человека, как господин Ланге. Возможно, даже немного косметики, а, комиссар? С губной помадой и румянами он будет выглядеть просто великолепно. - И Беккер громко заржал - просто садист какой-то.