Дело было вечером, делать было есть чего. Так там вроде у классика. Если не так, то я поэт, зовусь Незнайка. Да и дел действительно скопилось не мало. На охоту сходить, по грибы по ягоды, ремесленные ресурсы пополнить, шкуру дракона обработать, броню и одежду из нее пошить, из драконьего шипа оружие запилить, забор построить.
Вроде все последние сутки я из сна не вылазил, а вот странное дело — спать все равно хочется. Наверное, русалки зовут, на серьезный разговор.
Первым делом я перенес огонь в пещерный очаг, развел нормальный костер. Поскреб по сусекам и сварганил себе на ужин похлебку из грибов и вяленого мяса, накидал в нее для вкуса щавеля и папоротника. Не забыл попробовать вяленину, которую провел через операцию инвентаризации, на вкус, цвет, запах, жесткость разницы не ощутил. После плотного ужина принялся за мездрение драконьих шкур. Набрал кремня и оникса поострее, отошел поближе к селитряннице, и давай их скоблить. В принципе дело шло споро, шкуры рептилий не как уж сильно отличались от шкур млекопитающих.
Толщина шкуры, снятой со спины дракона, была приблизительно с большой палец, и еще примерно сколько же была толщина самой чешуи. Она почти не гнулась. Для того чтобы соорудить из нее панцирь, придется разделить ее на два куска, переднюю и заднюю пластину, и потом стянуть их веревками, или попытаться изготовить золотые клепки.
Сизая шкура тоже была чешуйчатой, но по виду больше походила на крокодилью кожу, было у меня из нее как-то портмоне с ежедневником. Толщина ее была миллиметров десять, так что получается брюхо реально было слабым местом дракона. Куски этой шкуры я, хоть и с трудом, но мог согнуть так, чтоб концы соприкоснулись. Из них я планировал сделать крагу под лук, и если что-то останется, то налокотники и наколенники.
Очищенные шкуры я обильно натер солью и отнес в пещеру, а сам отправился на боковую.
Сон пришел быстро, «сени» проскочил на автомате, к двойному сине-голубому пятну, напрочь игнорируя желтое. Получается, что даже если захочу в систему войти, то не смогу. Свобода выбора на лицо, ёпрст.
В этот раз я встретился с русалками на бескрайнем цветочном лугу, посреди которого возвышалась огромная каменная арка, размером с пятиэтажку. Арку оплетали лозы ползучих растений с оранжевыми и васильковыми цветами, да и остальной луг выглядел не менее нарядно, был густо покрыт красными, розовыми и белыми цветами.
Русалки, как всегда, оказались прекрасными и обнаженными, так с первого взгляда и не скажешь, что сердятся. Может я себе это надумал, накрутил?
— Поздравляем с победой, — были первые слова Дубравки.
Она подошла ко мне, прижалась всем тело и игриво чмокнула в губы. То же самое секундой позже проделала Лала. Я словно контрастный душ принял, горячий и холодный, с множественным оргазмом, хотелось прилечь на душистую шелковистую травку и закурить.
— Так, похвалили? — спросила у сестры Лала, та кивнула в ответ. — Теперь пора поругать.
— Какая именно часть наставлений тебе оказалась непонятна? — горная русалка скрестила руки на груди, выгодно сфокусировав на них мое внимание.
— Да вся, — я обезоруживающе развел руками.
— От тебя требовалось две простых вещи, — Лала уперла одну руку в пояс, а на второй показала два пальца, наверное, чтобы я ненароком не сбился со счету. — Победить дракона, прийти к нам.
— И в чем проблема? — удивился я. — Победил? Победил. Пришел? Пришел.
— Не-е-ет, поздно пришел, надо было сразу, не отходя от кассы, — поводила из стороны в сторону указательным пальцем Хозяйка Горы; откуда только таких словечек нахваталась?
— Ну, как объяснили, так и сделал, — пожал я плечами.
— Ты ведь понимаешь, что весь наш план пошел к дракону под хвост? — уточнила Дубравка.
— Нет, не понимаю, — честно ответил я. — Я догадываюсь, но не понимаю, поскольку в свой план вы меня и не посвятили.
— Так это и есть часть плана! Чего тут не понятного-то? — искренне изумилась Дубравка.
— План, как я погляжу, у вас забористый, — хмыкнул я и почесал затылок.
Русалки продолжали смотреть на меня с удивительно умильно-недовольными моськами. Лала опять скрестила руки на груди и слегка притопывала ножкой, а Дубравка уперла руки в боки, приняв позу чайника.
— Да ладно, девчонки, вы ж в курсе, что я не мог прийти, — я примирительно выставил перед собой руки, начав осторожно приближаться к ним. — Давайте обнимемся и помиримся.
Я постарался их приобнять, но они разбежались в разные стороны.
— Да мы пока еще и не ссорились, чего нам мириться? — уточнила Дубравка.
— То есть вы на меня не обижаетесь?
Девушки переглянулись:
— Не-е-ет, — протянули они хором.
— А я на вас?
— Тебе-то, чего обижаться? — возмутилась Лала. — Пришел на все готовенькое, только и оставалось, что до нас дойти и нормальный класс получить.
— Какой?
— Такой, — показала язык Дубравка, — вот гадай теперь.
— Дак, а где вы тут готовенькое-то увидели? — я решил взять инициативу в свои руки и тоже чуток «повозмущаться». — Сновидческую рогатину дали, а пользоваться ей не научили. Сами же сказали, что дурак, мог ведь и не догадаться как она работает, и не воспользоваться ей. Тогда бы сейчас дракона поздравляли с победой его девушки, а вы бы рыдали над моей могилой…
— «Сновидческая» рогатина? — поморщилась Дубравка. — А, ты об этом… Так и что? Мы-то тебе её дали, дак ты ж-то её не взял.
— В смысле не взял? — вылупил я глаза.
— В прямом: взял да не взял, — подтвердила Дубравка.
— Вон она, как торчала, так и торчит, — указала за каменную арку Лала.
Я не поленился обойти арку и воочию убедился в словах русалки — рогатина все так же вызывающе торчала из земли, как и при первой нашей встрече. Я хватанул ее правой рукой, затем левой, убедившись, что она по-прежнему неосязаема.
— Так, а я чем бился тогда? — совсем уж запутался я.
— Кто ж тебя знает, — хмыкнула Лала, затем кивнула головой в сторону моего пояса и добавила: — С шашкой на голо, наверное, накинулся и забил его ею до смерти.
— Да нет же, — слегка смутился я, — рогатина появилась в моей руке и потом я бегал пока браслеты не заполнили ее энергией, и она не стала осязаемой…
— Какие еще браслеты? — не поняла Дубравка.
— Вот эти, — я поднял руку и указал пальцем на браслет, он мигнул серебряным светом, как бы подтверждая мои слова.
— Нет там ничего.
— Да как же нет-то? — я поводил по нему пальцем, потыкал. — Вот же он, потрогай сама.
Она подошла и прикоснулась к браслету, ее рука прошла сквозь него и уперлась в мое запястье. Браслеты печально погасли, словно им тоже хотелось ощутить блаженство от прикосновения русалок, и они были крайне разочарованы таким поворотом сюжета.
— А-а-а, э-э-эти, — картинно потянула Дубравка, и повернувшись к сестре добавила громким трагическим шепотом, крутя пальцем у виска: — Сестра, кажется он того, умом-то тронулся, совсем зашиб его дракон окаянный…
Русалки рассмеялись, я нахмурился.
— Так если вы мне даже оружия не дали, то почему так уверены были в моей победе? Как бы, по-вашему, я его одолел?
— А как ты хотел варкалапа одолеть? — усмехнулась Лала.
— И Дуб? — вставила Дубравка, хотя давеча утверждала, что он вовсе не дуб.
— Лихим наскоком, не иначе, — закончила Лала.
— То есть я реально мог погибнуть? — поднял брови я.
— Так не погиб же, — удивилась Дубравка.
— Но так-то да, все по-взрослому, не в игрушки играешь, — объявила Лала. — Учти, один прогиб и ты погиб…
— Однако ты нам всяким нравишься, и живым, и мертвым, — обворожительно улыбнулась Дубравка. — Ведь любовь не знает границ.
Я стоял с обескураженным видом и наблюдал наистраннейшую картину. Из так гордо торчавшей в небо рогатины словно выдернули стержень, она как будто бы стала резиновой и начала медленно опускать наконечник к земле. Примерно то же самое происходило у меня ниже пояса, словно кровь отхлынула от чресл. И это было так странно и непривычно — русалки, голенькие и возбуждающие как никогда, никуда не делись, да и вообще — я ведь спал, тут во сне кровь не циркулирует, не течет, не приливает и не отливает…
Мысль о том, что русалок вполне устраивала моя смерть, была прям как ушат холодной воды за шиворот. Так-то все сходится, если задуматься. Русалки в моем мире как раз и знамениты тем, что заманивают путников ночами, а потом защекочивают, зацеловывают или просто топят их в озере, и дальше уже живут большой счастливой мертвой семьей. Так почему здесь их методы должны отличаться? Я думал, что их план, какой бы он ни был, направлен на воссоединения меня живого с ними, а он, оказывается, более обобщенный, и направлен, скорее, просто на воссоединение.
С одной стороны, казалось бы, все не так уж плохо. Во-первых, это доказывает, что смерть не конец, да и посмертие обещало быть приятным, в компании с любимыми. Вот только рановато мне умирать-то, я ж еще дерево не построил, дом не вырасти и сына не посадил. Не нагулялся я еще за свои двадцать лет, не пожил, и от этого становилось грустно как на душе, так и в других частях организма.
С другой стороны, стравить меня с драконом для того, чтобы он меня убил — это чересчур уж сложный план. Легче было завести меня в болото, к логову дикого зверя, к обрыву. Задействовать для такой простой цели, как прерывание хрупкой человеческой жизни, такую масштабную величину, как дракон — было иррационально. Скорее всего у русалок был план «б», запасной, который и начался бы после моей смерти.
— Как-то не хочу я пока умирать, — заметил я, рассматривая русалок в новом свете, а также наблюдая как русалочья рогатина вновь наливается силой. О! Может в этом ее секрет? Может она как-то связана с либидо, с возбуждением, с эрекцией? То есть не руками ее хватать надо…
— Так не умирай, кто тебе мешает? — удивилась Дубравка.
Я тихонечко, как бы между делом обошел русалок, и как бы невзначай коснулся рогатины своим достоинством. Ничего не произошло, если не считать того, что русалки с оглушительным хохотом попадали на землю. Я, старательно делая вид что ничего не произошло, вернулся на прежнюю позицию. Что ж, не сработало, буду дальше думать.
Русалки смеялись долго и от души, до слез, мне пришлось присесть на корточки, чтоб не торчать над ними столбом. Глядя на их чистое веселье, я тоже разулыбался, в любом случае попытка не пытка, а не ошибается только тот, кто ничего не делает.
— И чего вы со мной с мертвым делать будете? — все же уточнил я, когда русалки заняли сидячее положение.
— А с живым мы с тобой что делать будем? — вернула вопрос Лала.
— Ну, любить, заниматься сексом, рожать детей, — начал перечислять я.
— И как ты себе это представляешь? — поинтересовалась Дубравка.
— Ну у вас есть замочек, у меня ключик, — начал я.
— Так это же сон, тут же все не настоящее? — подначила Дубравка. — Ты ж поди по-настоящему хотел?
— Ну да.
— И что сделал для того сон стал явью?
— Дракона убил.
— Так это не твой план был, а наш. Ты же мало того, что всю задачу на наши хрупкие девичьи плечи взвалил, сам палец о палец не ударив, — сообщила Лала, — так еще и запороть его умудрился.
— И возмущаться стал, — присоединилась Дубравка, — то тебе не так, это тебе не эдак. Умирать, ему, видите ли, не хочется! Не нравится наш — предложи свой.
— Ну, он в процессе, в разработке, — стушевался я, понимая, что девчонки во всем правы, и невероятно смущаясь по этому поводу. Даже моя гипотетическая смерть была хоть каким-то да планом, а у меня не было и такого.
Зато хватало наглости возмущаться, а она, как известно, города берет. Или это не она? Кто бы там ни брал города, но оставлять сколь мало-мальски важные решения за другими это не есть гут. Инициатива всегда должна исходить от меня, и мячик всегда должен быть на моей стороне. Не нравится план? Предложи свой. Вся проблема в том, что предложить-то пока и не чего. Я действительно понадеялся на них, как на представителей высшей, более мудрой и знающей силы. И, в общем-то, напрасно. Дальше, действовать буду я!
— Мой план прост, — ответил я. — Я собираюсь разобраться в устройстве мироздания, понять кто такие люди и духи, русалки и русы, обрести могущество и воссоединиться с любимыми, любой ценой, даже если для этого придется нагнуть весь мир раком!
Ух, кажется, у меня глаза загорелись, настолько я воодушевился своей же собственной речью. Не, прям буквально загорелись — я заметил блики желтого огня и пару стрельнувших искорок.
Русалки стояли и смотрели на меня большими влюбленными глазами японских анимешек со сияющими звездами внутри.
— Это та-ак, мило, — умилилась Дубравка.
— Да, та-ак мило, — согласилась Лала, — и та-а-а-а-ак долго…
Я вздохнул, вот ведь язвочка, такой момент испортила.
— Сколько твой план осуществляться-то будет? Лет сто? Больше вы и не живете, люди-то, — принялась перечислять Лала. — А нам любить сейчас хочется, мы молодые, красивые, не целованные, не любленые. Хоть волком вой, хоть минотавру глазки строй…
— Так, всё, стойте здесь, — заявил я командирским голосом, — я скоро вернусь, — и развернувшись, решительным шагом отправился просыпаться.
Русалки подбежали, схватили меня за руки с двух сторон и потянули назад.
— Да погоди ты!
— Куда направился-то?
— Реализовывать, — ответил я. — В крайнем случае если ничего не придумаю или ничего не получится, то умру. Это же вам поможет?
— Не, ну так-то твой план поинтереснее, — заявила Дубравка, продолжая тянуть меня назад, — но какой-то он недоработанный.
— Вот, например, зачем ты, мировой нагибатор, — усмехнулась Лала, — класс сновидца себе взял? Вот как он тебе поможет в достижении твоих целей, ка-а-ак?!
— Сновидец? — удивился я, это слово было понятнее, чем здухач. Хотя, конечно, второе звучало гораздо солиднее. — Ну, пока — чтобы лучше вас видеть, — усмехнулся я, и продолжил каламбурить: — А там — видно будет.
Дубравка легонько хлопнула себя полбу в наигранном жесте отчаяния, а Лала уточнила:
— Ты нас не до конца рассмотрел еще? Не надоело просто глазеть? Неужели не хочется потрогать, или чего-то большего?
— Хочется! — радостно оживился я, разворачиваясь.
— Эээ, — притормозила меня Лала и на всякий случай спряталась за Дубравку.
— Тогда — слушай, — не менее радостно начала Дубравка. Я сделал разочарованную моську, но это не особо на нее подействовало. — Дракона ты убил, поручение наше, стало быть, выполнил, засчитаем его тебе. Но к цели это нас всех не приблизило.
Они вдохновенно переглянулись с сестрой, тяжко вздохнули в унисон, и лесная дева продолжила:
— Поэтому нужен новый план!
— Шо, опять? — просипел я, оседая на землю и садясь по-турецки. Русалки последовали моему примеру.
— Не опять, а снова, — заявила Лала.
— Эх, — я тяжело вздохнул и откинулся на спину, погрузившись в дурманящий запахами ковер луговой травы.
Как тут не вздыхать, если теперь наверняка знаешь, что у их плана есть пункт «б»? Я сорвал былинку и засунул в рот, закинул руки за голову и уставился в небо. Голубое, спокойное, дневное, с редкими облаками и без малейшего намека на светило. Я ведь тоже испытываю чувства глядя на него, не просто собираю и обрабатываю данные? Да, наверное, спокойствие, безмятежность, вполне себе положительные эмоции. Или я сейчас собираю данные об эмоциях и пытаюсь анализировать их, как только что делал с небом? А вот умру я и больше никогда не увижу этого неба! О, теперь есть эмоции, сожаление, жалость к самому себе. Так, значит нрав и волшебство у меня идут на последнем месте, по остаточному принципу, любопытно…
Русалки, к моему удивлению, прилегли рядом, под бочок, под оба бочка, положив головы на мои руки. Ощущения от тактильного контакта были яркие и необычные, словно от меня что-то, на уровне эмоций, перетекало русалкам, а от них ко мне, и от них к друг другу, используя меня в качестве проводника. Вся эта гамма чувств приобретала какое-то постоянство, или вернее переходило на другой уровень восприятия, чем дольше я контактировал с русалками, тем больше понимал, осознавал и привыкал что вот это ощущение блаженства и гармонии и есть норма, то состояние, в котором организм должен прибывать все время. А то состояние, в котором я пребываю большую часть своей жизни это не нормальное состояние, стеснённое, стрессовое, дискомфортное и нездоровое.
О, кстати, былинка. Надо попробовать не вынимать ее изо рта при пробуждении, авось удастся вынести из сна. Я ж теперь сновидец, надо прощупывать новые классовые способности.
— Ну все, опять пошел, — хмыкнула Лала, словно помимо эмоций разделяла и мои мысли.
— Куда пошел?
— Ну точно не туда, куда послали.
— Значит вы получается нимфы, дриада и ореада? — попытался я вытянуть из них дополнительную информацию для составления плана.
— Забавно, — немного помолчав заметила Дубравка, обращаясь скорее к сестре нежели ко мне. — Дриадами он называет духов всех деревьев, но тут прям угадал, дриада — это дух дуба.
— Да? — удивился я. — А как дух ясеня, к примеру, как зовется?
— Мелиада.
— А дух клена?
— Да не суть, — поморщилась Дубравка. — Суть в том, что мы не нимфы, не вилы, не ундины, вообще не облачные девы, вернее не просто облачные девы. Мы отличаемся от них так же, как рус отличается от человека.
— Что-то я не чувствую в себе отличий, — усомнился я.
— И все же они есть.
— Может объясните? — попросил я.
— Не можем, это твое хобби — объяснять, не будем у тебя отнимать хлеб, — заявила дева гор.
— Наш новый план, собственно, с нами и связан, — продолжила Дубравка. — Тебя прокачать не удалось, будем прокачивать нас.
— О, — оживился я, — я только за, но меня, чтоб вы знали, и так в вас все устраивает…
— Да не сиськи мы прокачивать будем, — хихикнула Лала и слегка ущипнула меня за бок. Но тут же о чем-то задумалась и с хитринкой в голосе добавила: — Хотя, да, и их тоже.
— Если все сделаешь как мы скажем, то мы станем… берегинями, — заявила Дубравка, — и сумеем помочь тебе воссоединиться с нами.
Слово берегиня не было мне знакомо, и вместе с его произнесением пришел пакет данных, описывающий его основные значения: божество-хранитель. В отличии от термина «дракон», расшифровка которого была дана в трех томах, смысл этого слова был предельно краток и выверен. Возможно, русалки специально использовали его, чтоб не давать мне лишней, по их мнению, информации.
— Не, не пойдет, — отказался я. — Мы только что решили, что я главный в семье, мне и планы строить и реализовывать. А в вашем новом плане я опять на вторых ролях, от меня опять ничего не зависит…
— Не скажи, — усмехнулась Лала, — теперь как раз все от тебя зависит. Став берегинями, мы станем сильнее, но не ближе к тебе. Единственное что мы сможем сделать, это направлять тебя, чтоб ты постепенно становился ближе к нам.
— Ладно тогда, — как всегда ничего не понял я из их речей. — Излагайте.
— Через седмицу наступит Купала, — сообщила Дубравка
— Купала, обливай кого попало?
— Чего?
— Ну праздник у нас такой есть, тоже Купала, всех купаем на него, обливаем водой и радуемся.
— Дикари, — восхитилась Лала.
— А вы как празднуете? — насупился я.
— Парни и девки по лесу голыми бегают, придаются плотским утехам, через костер парами прыгают, требы богам кладут, гуляют и пирую всем миром.
— Ну да, куда как цивилизованнее, — улыбнулся я, представив себе прыжки через огромное пламя, как способ первобытной депиляции.
— Дела молодые, — хихикнула Дубравка, — Но и для старичков в купальскую ночь занятие находится — ищут они цветок жар-цвета, что в полночь распускается.
— Я еще молод, и вы в самом соку, значит, будем по лесу бегать голыми и придаваться плотским утехам? — уточнил я.
— Не угадал, — заулыбалась Лала, — за жар-цветом пойдешь.
— Вот что за жизнь? — вздохнул я. — Это тот, что цветок папоротника что ли? Клады показывает? Как нам это поможет? У меня от дракона еще золота навалом, если вопрос в деньгах то ни за каким цветком ходить не придется, — гордо сообщил я.
— Вот люди, все вы на деньги переводите, — досадливо произнесла Дубравка.
— А вы на что переводите, на цветы? — скептически поинтересовался я. — Или драгоценные камни, за которые меня давеча Лала чуть в кринице своей не утопила? По мне так золото универсальнее, как вы определите, что ценнее цветок или алмаз, если не будет золотого эталона?
— Не в сокровищах дело, и не только клады он показывает, хотя вы его в основном по этой причине ищите, — заявила Дубравка. — Силу он может дать немыслимую, поэтому не только люди за ним охотятся, но и прочая нечисть. Вот его то тебе и предстоит добыть и — слушай внимательно — принести нам!
— Принести надо быстро, пока он не отцвел.
— Из отцветшего цветка мы приготовим тебе сурицу, пищу богов, которая и тебя сделает сильнее, откроет последнюю точку.
— Семь значит получается?
— Восемь, дракон еще одну открыл.
— Какую?
— Очень, очень важную
— И нужную
— Ну да, в жизни все пригодится, — вздохнул я. Радовало, что они вообще снизошли до оперирования цифровыми значениями. Возможно дело в том, что при получении класса я все же приблизился к пику науки, как, впрочем, и к остальным двум. Возможно, этот показатель и позволяет наставницам и системе общаться со мной на математические темы. С другой стороны, я догадывался, что часть обучения может заключаться в том, что мне придется делать странные вещи, зная о которых я был бы к ним готов или отказался их выполнять, что помешало бы открытию этих самых пресловутых точек. Был еще вариант, русалки просто не могли этого сделать, как например не могли назвать озеро Железным, а реку Каменкой.
— Так и что, вы меня опять на гиблое дело толкаете? — уточнил я. — Не так поди просто его добыть?
— Да уж посложнее чем убить дракона.
— Собственно, почти невозможно, особенно если ты человек.
— Забавная задача, — заметил я. — И подсказок не будет?
— Будет, в этом твое преимущество и состоит.
— Никому жар-цвет сорвать не удавалось, потому что не знали где искать.
— И когда искать.
— И как искать.
— Но главное — если и находили, то не знали, что с ним делать дальше.
— А я, стало быть, буду знать? Вы научите?
— Научить не научим, но наставим как надо, по полной программе во всей полноте.
— В этот раз жар-цвет расцветет на болоте, именно туда перст перунов указал, — сказала Дубравка.
— На болоте? — усомнился я. — Там ж поди опасно?
Болота я имел удовольствие наблюдать во время своей большой охоты на оленя. Каменка распадалась на два рукава, правый оставался полноводным, а левый сворачивал в сторону и разливался в озеро, плавно переходящее в болото. Ощущение осталось двойственным, не смотря на видимую безмятежность той местности днем, напрягало зеленое свечение, которое имело место быть ночью.
— Болот бояться, жар-цвет не сорвать, — произнесла Лала с хитринкой в голосе. — Зато и плюсы на лицо, конкурентов не будет, болото их отсеет. Считай что ты получил эксклюзив на это задание.
— Как бы оно и меня не отсеяло, на радостях-то, — проворчал я. — Там тоже русалки живут?
— Лобасты, — ответила Дубравка. — Они вилы вод, но… старые и злые. Живут в солотине, но по ночам и в лытвины забредают.
— А в мшавах опойцы живут, — решила поддержать рассказ Лала. — Если им попадешься, то непременно всю кровь высосут. В багне можешь багника повстречать, он вообще-то не злой, но утопит за милую душу. В оржавине же — куда ты так за железом рвался — можешь на оржавника натолкнуться. Он, пожалуй, самый страшный болотник, волосатый такой, грязно-рыжий, с толстым животом и тонкими ногами. Да и кроме этих жильцов хватает — и хмыри, и каракоджалы, и анчутки, да и лихоманки, сестры-лихорадицы, тоже на болоте век коротают… Тебе-то все едино с каким болотником повстречаться — хоть бы и с Болотным Дедом — добром ваша встреча никак не кончится.
— Ну, прям нагнали ужасу, — усмехнулся я. — Вот только что-то я в лесу, например, ни с кем кроме вас не встречался…
— Ты это серьезно, что ли? — удивилась Дубравка. — Да ты по сто раз на дню со всякой нежитью сталкиваешься, только увидеть все никак не никак не хочешь!
— Авось, и на болоте никого не увижу? — усмехнулся я.
— Лучше тебе все ж таки увидеть, болотные духи не лесные, церемониться с тобой не будут, — ответила Дубравка.
— Да и формы у тебя теперь нету, беззащитен ты, пища для них, — добавила Лала. — Пора бы уже тебе прозреть.
После чего девушки поцеловали меня в обе щеки и пропали.