— А зачем он нам сдался?
— Не знаю, — покачал головой Б. О. и, уведя взгляд в сторону, долго молчал. Потом произнес странную, обращенную неизвестно к кому фразу: — А ты, брат, как думаешь?
Что касается Сильвера, то он конечно же не слышал этих слов — он жил в кромешной тишине того закованного в мрамор и стекло космоса, что обступал со всех сторон его тесное жилище. Сильвер ведь на самом деле был омаром, обитавшим в круглом аквариуме модного ресторана, большим, чуть ли не десятикилограммовым раком европейского происхождения, родившимся в теплых, омывающих европейское подбрюшье морях. Он был от рождения десятиногим, а сюда прибыл калекой, без передней левой клешни, которую потерял в жестокой драке, и за это был назван кем-то из здешней обслуги в честь известного пирата. И естественно, Сильвер не догадывался о том, что его ждет: придет день, когда кто-нибудь из людей, чьи расплывчатые контуры смутно вырисовывались за прозрачными стенами рачьего дома, ткнет в него пальцем. И его извлекут из привычной среды обитания, отдадут в палаческие руки синьора Ламберти, третьего здешнего повара, и тот живьем зажарит его на медленном огне, а потом подаст на стол под соусом "Термидор".
Они покинули ресторан примерно через час — Басе приспичило, во-первых, допить свое вино, а во-вторых, полакомиться десертом с запеченной малиной, так что выбрались они на волю из мраморно-хрустального зала, когда уже на город начали опускаться предсумеречные тени. Пошел дождь, им пришлось несколько десятков метров бежать до машины. Пробежка эта, наверное, выглядела забавно, учитывая Басино длинное платье и туфли на высоком каблуке.
Б. О. запустил двигатель и обернулся, чтобы немного сдать назад и объехать заперший их темно-синий "ниссан". Что-то, по-видимому, привлекло его внимание.
Он высунулся и помахал кому-то. Бася оглянулась и заметила человека в светлом костюме, который садился в черную машину.
— Черт! — сказал Б. О., открывая дверцу. — Сумку Игорю забыл отдать. Я сейчас.
В эту секунду там, сзади, начало происходить что-то странное. Она почувствовала резкий толчок — их машину тряхнуло так, что Бася отлетела вперед, ударилась боком в панель бардачка и увидела ослепительную вспышку света. И только потом не столько услышала, сколько ощутила каждой клеткой своего тела жуткий грохот: впечатление было такое, будто их "Жигули" находятся внутри плотно накачанного шара, который вдруг лопнул и разлетелся на мелкие клочки.
Некоторое время она ничего не слышала, кроме звона в ушах, и ничего не видела, кроме черного дыма. Но где-то в глубинах сознания отпечаталась эта картина: "сааб" тронулся, проехал несколько метров и словно споткнулся на ровном месте.
Потом он начал распухать и раздуваться, как детский воздушный шарик: округлился капот, вздулась, как щека, обезображенная флюсом, дверца, крыша выгнулась дугой, а потом шарик лопнул, исторгая из себя слепящую вспышку.
Дома вдоль улицы, казалось, глубоко вздохнули, втягивая живот, на мгновение задержали дыхание и яростно отхаркнулись битым оконным стеклом.
Ее швырнуло влево — Б. О. отчаянно придавил газ, резко кинул машину в ближайший переулок и сразу затормозил. Минуту он тяжело дышал, упираясь лбом в рулевое колесо, затем толкнул дверцу, вышел из машины.
Она бросилась следом, догнала его, схватила за рукав. Впереди в дыму кто-то истошно кричал, вся улица была усеяна битым стеклом и какими-то бесформенными обломками.
Она обо что-то споткнулась и упала на асфальт. Встала на четвереньки, отползла вбок и тут увидела предмет, о который споткнулась: это была оторванная по локоть рука. На запястье светился золотистый штамп.
Она не понимала, что с ней происходит, — просто стояла на четвереньках и смотрела на золотой кружочек.
Дождь смывал с него кровь. Часы, подумала она, это просто часы. Секундная стрелка с мелким, едва различимым подергиванием упорно шла по кругу.
После этого они еще минут двадцать молча сидели в машине, глядя на струившуюся по лобовому стеклу воду.
— Знаешь, о чем я подумала там, когда сидела на асфальте?
Б. О. едва шевельнул бескровными губами:
— Ты еще сохраняла способность о чем-то думать?
— Да, — с удивлением ответила она и помолчала, прислушиваясь к себе. — Да, конечно! Я думала только об одном. Одна-единственная мысль сидела в мозгу, как заноза.
— И какая?
— Я почему-то думала про его часы.
— Что?! - изумился Б. О. — И что ты о них думала?
— А хорошая же это вещь "Ролекс"!
Б. О, вздрогнул, медленно повернулся в ее сторону, приоткрыл рот — у него был ошеломлённый вид, будто он вдруг лишился дара речи. Потом он опять наклонился вперед и уперся лбом в баранку, искоса поглядывая на Басю.
— Знаешь... — тихо сказал он, — а ведь я тебя начинаю побаиваться.
— Алло, Аркадий Борисович? Это Вартан.
— Надо же, какая досада... А я-то думал, что меня в столь поздний час беспокоит Билли Клинтон по старой дружбе. Знаешь, мы как-то по пьянке пересеклись с ним в сауне с девками. И он обещал мне подарить свои запонки. Не подарил, зажал. Говорят, он жмот.
— Вам бы все шутить...
— Да и у тебя голос не грустный... Случилось что-нибудь веселое?
— В общем, да... Пиротехник, как вы и предполагали, нас кое-куда вывел.
— Пока не смешно. Куда?
— Во-первых, к одному парню, компьютерщику.
— Хакер?
— Да нет, ничего серьезного. Приторговывает информацией об абонентах телефонных номеров. Чем черт не шутит — может, стоит этого деятеля тряхнуть?
— Почему бы и нет? Береженого Бог бережет. Еще что-то?
— Но главное — он нас вывел к этой сволочи, которая отправила в Профибанк факс с предложением купить информацию по уплывшему кредиту. Помните?
— Разумеется. Директор этой вшивой лавочки, которая входила в наш холдинг. И где он отыскал этого мужика?
— Мужика он не отыскал.
— Не понял.
— Приеду — расскажу. Вы просто обхохочетесь.
На поиски дома, обозначенного в адресных реквизитах сторон, подписавших контракт, они отправились в середине дня. Басе нужно было на минуту заскочить на работу — Б. О. свернул на набережную, чтобы не вязнуть в закупоривших центр пробках.
— Открой окно, — попросила она. — Может, хоть от реки свежестью пахнёт.
Не пахнуло.
— Притормози. А то меня от этой духоты просто мутит.
Они вышли из машины, облокотились на чугунные перила, долго смотрели в желто-серую, подернувшуюся масленой радужной пленкой воду. Река лежала неподвижно, бездыханно, как утопленник в гранитном гробу. Среди щепок, конфетных фантиков и прочего мусора, прибитого к берегу, плавала дохлая рыбка.
— М-да, — мрачно заметил Б. О. — Нас жалуют реками и рыбами, как мы того желали.
— Контекст? — вяло усмехнулась она. — А про флору в твоем контекстуальном исследовании ничего не сказано?