В тот же понедельник, в конце дня, состоялось новое совещание у Цветкова. Новостей было много. И у Откаленко, побывавшего на работе у Лямкина, и дома, где познакомился с его бывшей женой, и у Лосева, который говорил с Гришей Сопкиным и только что закончил допрос Серкова, давший на этот раз кое-что интересное.
— Это, конечно, далеко не все, что он знает, — заключил Виталий. — Главного он мне не сказал. А я пока и не требовал Главное — причина убийства.
— Да самая простая, — прогудел Петя Шухмин. — Деньги забрали. Деньги вез этот Лямкин. Кассир ведь.
— Самая простая. Верно. И все-таки… — задумчиво произнес Цветков, как всегда перекладывая карандаши и выравнивая их — Все-таки… Много вопросов. Почему именно Серкову поручили проводить Лямкина домой, в Москву? И кто поручил, кто именно? Наконец, как Серков в это время вдруг там очутился? Вызвали его специально? А он, выходит, их всех надул — убил, ограбил и скрылся? Гм…
Минуту все молчали, занятые каждый своими мыслями, то есть думали, конечно, об одном и том же, но каждый по-своему.
Лосев полагал, что Серков не сам решился на это заранее спланированное убийство и грабеж, его подбил, уговорил тот мнимый Журавский. Он и пистолет Серкову подсунул. Потому что Серков, снова подумал Лосев, при всей своей горячности и дерзости, сам на такое убийство пойти не мог, не тот характер, не звериный, холодный и расчетливый, как тут требуется. Вот Журавский вполне легко мог пойти на убийство ради такого огромного куша. В нем эту звериную, холодную жестокость Виталий там, в Ялте, ощутил ясно. Но вот как был выбран момент для убийства, такой подходящий, такой выгодный момент, что трудно поверить в какую-либо случайность? Значит, все было подстроено, все спланировано. Но кем и как? Этот пункт оставался Виталию неясен и сейчас больше всего занимал его.
А вот Откаленко начал размышлять именно с этого пункта. Он уже успел погрузиться в дела садового товарищества «на болоте» и потому прежде всего ухватился в своих рассуждениях за обязанности, которые выполнял там Лямкин, и за отношение к нему окружающих. У Лямкина там было, видимо, много врагов. А в этой активной, деятельной среде и враги тоже активные и деятельные. Они не только готовы в любой момент предать и продать, но и сами мечтают нанести удар, и даже не мечтают, а готовятся нанести. Поэтому прежде всего, решил Откаленко, надо установить, кто эти враги и на что каждый из них способен.
Приблизительно тем же путем шли мысли и у Цветкова. Кто же могут быть эти враги Лямкина, думал он, и не они ли организовали это убийство? Кому же Лямкин перебежал дорогу, кому стал неугоден, опасен, кого и чем напугал? Вот тут-то Цветков внезапно и вспомнил одну из записок, обнаруженных у убитого Лямкина. В ней рядом с цифрами «90.840— 10.500» стояли инициалы, чьи-то инициалы. Их надо примерить кое к кому. И потом, этот странный минус заинтересовал Цветкова. Почему не плюс, как обычно в их подсчетах, почему минус? Но пока эти буквы. И он спросил:
К- то у них там, на болоте, — Цветков употребил это выражение уже вполне буднично, без прежней иронии, — из руководства, я имею в виду, имеет те инициалы, помните, как их?
— Вы про записку у Лямкина? — спросил Лосев. А Откаленко деловито раскрыл принесенную им папку, нашел нужный листок, проглядел его и сказал:
— Там инициалы «А. И.» и «3.». — Потом он перебрал другие бумаги и, пробежав их глазами, добавил — Пока таких инициалов ни у кого нет, Федор Кузьмич.
— В первом случае может быть имя и отчество, — заметил Лосев. — А во втором — имя или фамилия. Разное положение или разное отношение к ним.
— Ну, понятно, — согласился Цветков. — Надо еще поискать. Кстати, если цифры там рубли…
— Безусловно, — не утерпев, вставил Откаленко. Цветков бросил короткий взгляд в его сторону и продолжал:
— …Если это рубли, говорю, то некоему «А. И.» причитается, скорей всего, чуть не сто тысяч, а некоему «3.»., видимо, предстоит возврат или выплата восьми с половиной тысяч. Это надо иметь в виду.
— Вот чем покойничек ворочал, — прогудел с дивана Шухмин.
— Суммы немалые, — согласился Цветков. — Их, возможно, он и вез в тот вечер. Ну ладно, — прихлопнул он ладонью по столу. — У кого какие еще соображения? Давай, Лосев.
Виталий изложил свои мысли насчет Серкова и Журавского. Потом доложил Откаленко, непривычно горячо и многословно, так что Цветков в который уже раз за последнее время бросил в адрес Игоря тоже совершенно необычную реплику:
— Короче прошу.
Но, в общем-то, с Откаленко, конечно, согласились. Да, надо было установить врагов Лямкина там, на болоте, и вообще разобраться в связях и отношениях людей в этом товариществе.
— Короче, надо туда ехать, Федор Кузьмич, — решительно заключил Лосев. — На месте все виднее.
— Я тебя не удерживаю, — усмехнулся Цветков. — Ты это дело ведешь, ты и решай. Хоть завтра поезжайте.
— Не-ет, завтра неинтересно, — покачал головой Откаленко. — Завтра там никого не будет. Надо ехать в субботу или воскресенье. Народу будет тьма.
— А с Серковым следует еще раз поговорить, — сказал опоздавший и только что отдышавшийся Виктор Анатольевич. — Мало он пока рассказал. Да-да, придется не один раз еще встретиться, — он вздохнул.
Виктор Анатольевич, как всегда, задыхался под бременем взваленных на него дел. Собственно, задыхались все следователи, ибо в их производстве неизменно находилось в пять — семь раз больше дел, чем это предусматривалось инструкцией, то есть было допустимо. И конечно, голова шла кругом. Силы, здоровье — на это уже не обращали внимания, но страдало дело, страдало качество следствия, ужасней, казалось бы, уже ничего не могло быть. Особенно сказывалась эта чудовищная перегрузка на работе молодых, не очень опытных еще следователей, и тогда «выезжали» на старых и опытных, хотя тут сил было куда меньше и здоровья тоже. Таким был и Виктор Анатольевич.
— И кроме того, — продолжал он, поправляя очки, — не обманывает он нас с этим Журавским? Где тот будет прятаться на болоте, у кого? Вряд ли он пайщик, как думаете? — обратился он к Лосеву.
— Нет, он не пайщик, — согласился Виталий. — Непохоже. Но на болоте мы его поищем. Хотя ни имени не знаем подлинного, ни фамилии, ни работы.
— И уж Журавским он там именоваться не будет, — добавил Откаленко. — Да и вообще…
— И вообще мороки с ним будет много, — снова вздохнул Виктор Анатольевич. — Если бы хоть знать точно, что он соучастник убийства Лямкина. А то ведь это еще под вопросом, дорогие товарищи. Ну, приятель Серкова, ждал его в Ялте. Что с того? Это не улика. Дальше. Много денег при нем было? А если это с другого преступления? И поэтому он от Птицына удрал? В ночь убийства Лямкина его ведь никто не видел в той машине. Серкова видели, а его нет.
— Кто видел Серкова, я забыл? — спросил Лосев. — Посмотри.
Он кивнул на папку в руках Откаленко.
— Саша видел, — скромно напомнил Валя Денисов. — С того двора.
— Этот Саша был его личной находкой. Саша видел, как «Жигули» поздно вечером завернули в их двор и тут же выехали снова на улицу. И Саша запомнил парня за рулем, это был Серков, он потом его опознал… А вот второго человека, на заднем сиденье, он не разглядел.
Обо всем этом невозмутимо и педантично сообщил, а точнее, напомнил всем Денисов. Потом он достал записную книжку и извлек оттуда аккуратно сложенный клочок бумаги, пояснив:
— Саша только заметил его нос. И даже нарисовал, помните?
Клочок бумаги пошел по рукам. Первым посмотрел его Виктор Анатольевич, он снял для этого очки.
— Характерный нос, — сказал он.
— Что ж, он только нос и увидел? — спросил Цветков, в свою очередь рассматривая рисунок.
— Так точно, — подтвердил Денисов. — Саша сказал, тот поднял воротник пальто и лица не было видно.
Цветков погрозил кому-то сложенными очками и сказал:
— Обратите внимание. За руль сел Серков. А этот человек сел назад, с Лямкиным.
— Причем Лямкин не хотел с ним садиться, помните? — вмешался Откаленко. — Лямкин на него даже портфелем замахнулся. А тот его толкнул. Это же все Виктор видел, тот «левак» у вокзала, я докладывал.
— Именно что, — утвердительно кивнул Цветков. — А главное заключается в том, что сел Лямкин в машину живым, а покинул ее мертвым. И по расчету времени и пути машина нигде не останавливалась по дороге.
— А это значит, — продолжил Виктор Анатольевич, — что непосредственным убийцей был тот, второй, а не Серков.
— Знаете… — Лосев задумчиво повертел в руках листок, который передал всем Денисов. — Ведь такой нос у Журавского, ну точно такой.
— Вот это здорово, — выдохнул Откаленко.
— Да-а, это уже кое-что, — удовлетворенно кивнул Виктор Анатольевич. — Тогда все становится на свои места. И есть материал для нового допроса Серкова, как думаешь? — обратился он к Цветкову.
— Советую малость подождать, — сдержанно ответил тот.
Виктор Анатольевич насторожился.
— Чего именно обождать? — спросил он.
— Во-первых, пусть мои ребятки съездят в воскресенье на болото. Что-нибудь да они привезут нового, я полагаю. А во-вторых, был у меня сегодня один малоприятный звонок. И на среду назначена встреча. Генерал санкционировал.
Цветков хмуро усмехнулся.
— И кто же звонил? — нетерпеливо поинтересовался Лосев.
— Один очень высокопоставленный товарищ. Очень. Серков Марлен Денисович. Слыхали про такого?
— Ого, — покачал головой Виктор Анатольевич, — я как-то даже сразу не сопоставил, — в голосе его прозвучала уважительная нотка.
— Мне еще Гриша Сопкин говорил, — невесело вставил Лосев. — Стоит его папаше кнопку нажать, как все прокуроры забегают. — И с тревогой спросил: — Покажете все оперативные материалы?
Цветков нахмурился и отрывисто сказал:
— Не имею права.
А Виктор Анатольевич осторожно поинтересовался:
— К себе вызывает?
— Представь, сам приедет.
— Ну и ну, — покачал головой Виктор Анатольевич. — Времена пошли. Раньше бы он действительно только кнопку нажал.
— По форме все очень демократично, — скептически пожал плечами Откаленко. — А результат будет тот же.
— Ладно, посмотрим, милые мои, — вздохнув, прихлопнул ладонью по столу Цветков, давая понять, что разговор на эту тему закончен.
— Есть предложение насчет болота, Федор Кузьмич, — сказал Лосев.
— Ну-ну, давай.
— Надо устроить массовую вылазку на природу. Тем более природа там, говорят, мировая.
— На болоте-то? — усмехнулся Петя Шухмин.
— Одно название осталось, — авторитетно заверил Откаленко. — Все осушили давно. А кругом мировые леса, река, а воздух самый целебный во всей Московской области, специалисты установили.
— Давайте-ка лирику оставим для газеты, — строго сказал Цветков, не очень точно разбираясь в жанрах, и кивнул Лосеву: — Излагай свой план.
— Слушаюсь, — охотно согласился Виталий. — План такой. Ехать не всем вместе. Допустим, Откаленко. Он собирается вступать в товарищество и приглашен самим заместителем председателя правления товарищем Коровиным. Поэтому едет туда с женой для знакомства с обстановкой на месте.
— Но меня там кое-кто знает и как работника МУРа, — заметил Откаленко.
— Ничего, — возразил Лосев. — Жена придает совершенно другой характер визиту. Ты Лену со всеми знакомь, объясняй цель визита, мол, вот, участок обещают. И все будет в порядке. Люди раскроются, пойдут советы, знаешь, как это бывает? А с Коровиным встречи не ищи.
— Ну, понятно, понятно, — сказал Откаленко, весьма довольный полученным заданием.
— Теперь дальше, — продолжал Лосев. — Я еду как сотрудник МУРа, по служебным делам. В связи со всякими печальными событиями. Об убийстве Лямкина там все, конечно, уже знают. Тут ко мне пойдут всякие жалобы, заявления, подозрения, слухи, разгорятся, как всегда, споры и ссоры. Иногда такая официальная фигура тоже нужна. Возможна очень даже полезная информация. Наконец, Денисов едет сам по себе. Прослышал, мол, о товариществе и интересуется конъюнктурой и природой. Не прочь построить домик, деньжата водятся. Словом, такой тихий грызун, кое-кому там близкий по духу. Возможны откровенные разговоры. Вот такой план. Приезжаем отдельно, можно даже в разное время.
— Необязательно, — задумчиво возразил Цветков, постукивая сложенными очками по ладони. — А в целом что ж… Как ты полагаешь? — обратился он к Виктору Анатольевичу. — Десант такой, а?
— Мысль неплохая, — согласился тот.
— У меня, кстати, есть конкретный повод для разговора с людьми там, — добавил Лосев. — И чтобы специально убийства не касаться. Я его, мол, не веду. Но сбежавший с чужими деньгами бригадир шабашников — это вот мое дело. Его же надо найти и судить, верно, Виктор Анатольевич?
— Естественно, — согласился тот. — До семи лет лишения свободы, между прочим. Смотря, конечно, по обстоятельствам. А так восьмидесятая статья, часть третья. Мошенничество в особо крупных размерах.
— Семь лет. Ну паяем, — вздохнул Лосев.
— Закон суров, но он закон, — по-латински процитировал Виктор Анатольевич и добавил — Хотя санкция велика, согласен. У нас с каких еще пор осталось представление, что пять лет, к примеру, это вообще не срок, его давали, когда уже решительно ничего приписать было невозможно.
— Это при Сталине? — уточнил Откаленко.
— Именно.
— Словом, будет о чем потолковать, — сказал Лосев. — А за разговором всплывет и Лямкин. Будут чего-то вспоминать, предполагать. А я послушаю.
— А с нами поделятся всякими секретами в делах этого товарищества, — сказал Откаленко. — Огромными деньгами ворочают. Ну и кто знает, — хитро усмехнулся он, — может, они нас в конце концов уговорят вступить.
— Уж очень много безобразий в этом деле, — покачал головой Виктор Анатольевич.
— Ну-с, одним словом, с болотом мы договорились, — заключил Цветков. — Готовьтесь. Кстати, как фамилия того бригадира? — обернулся он к Лосеву.
— Пока не знаю, Федор Кузьмич.
— Надо знать. И вообще собери хотя бы какой-то первичный материал по этому эпизоду. Время у тебя есть. Да! — вспомнил Цветков. — Свяжись с Ялтой. Почему нет сведений о Птицыне?
— Командировка у него на три дня. А воскресенье, наверное, за свой счет прихватил, — усмехнулся Лосев. — Устал. Немолодой ведь господин.
— Ну а сегодня понедельник. Мог бы и вернуться. А главное, узнай, как вел себя. И если он в Москве, то оформляй дело с кулоном.
— К нему тянутся ниточки от Лямкина, от его супруги, от товарищества на болоте, он там тоже зампред правления.
— Вот и познакомься с ним повнимательнее, — многозначительно сказал Цветков и, вздохнув, заключил: — Ну, пока все как будто.
— Пока-то все, — заметил Виктор Анатольевич и тоже невольно вздохнул. — Но меня беспокоит твоя встреча послезавтра. Выпускать Серкова мы ни в коем случае не можем, не имеем права. Он опасен. А оказавшись на свободе, разрушит все дело. Но, с другой стороны… Сам понимаешь.
— Все я понимаю, — нахмурился Цветков.
— А я вот не понимаю, — раздраженно продолжал Виктор Анатольевич. — Почему он на своем уровне не действует? Получили бы мы с тобой приказ, и дело с концом.
— Сейчас не так-то просто отдать такой приказ, — сказал Лосев. — А вообще отношения у них такие, что непонятно, чего папаша волнуется.
— Ладно, поглядим, — махнул рукой Цветков.
В среду приехал Серков-старший, приехал в точно условленный час, и, получив в общей очереди разовый пропуск, поднялся на четвертый этаж, к Цветкову.
Это был высокий громоздкий человек в светлом добротном костюме и темно-коричневой рубашке, к которой очень подходил аккуратнейшим образом завязанный полосатый галстук. Лицо было открытое, грубоватое и волевое. Густые светлые волосы, зачесанные назад, не скрывали обильной седины. Когда этот человек улыбался, он, наверное, становился привлекательным, но сейчас, хмурый и напряженный, он не вызывал симпатий.
Тяжело усевшись возле стола Цветкова, он подчеркнуто свободно перекинул ногу на ногу, попросил разрешения закурить и, успокоившись, сказал:
— Прежде всего, Федор Кузьмич, хочу вам объяснить свой приход, а то вы небось удивлены и даже возможно, недовольны. — Голос у него был густой, сильный, а интонации невольно начальственные. — Словом, я ваши порядки знаю, как вы догадываетесь, — он сдержанно усмехнулся, и лицо его опять стало непроницаемым. — Так вот, приехал я к вам, вы видите, неофициально. Как отец. Рядовой, так сказать, отец. Просить я вас ни о чем не собираюсь, имейте в виду. Хочу лишь спросить: что случилось с моим парнем, что он, так сказать, натворил? Только не формально отвечайте, прошу. И все как есть. Он решительно рубанул широкой ладонью воздух Теперь уже на миг усмехнулся Цветков.
Как рядовому отцу я ничего пока не могу сообщить, — сдержанно сказал он. — Следствие не закончено. Ведет его следователь прокуратуры.
— Порядок я знаю, — нетерпеливо махнул рукой Серков. — Но мне посоветовали все же с вами встретиться. Генерал ваш в курсе. А насчет следствия не беспокойтесь, ничего лишнего не жду. Но парень арестован, как мне сообщили, шесть дней назад. Вы ему предъявили обвинение?
— Пока нет. Но прокурор санкцию на арест дал.
— На основе чего?
— Вот вы уже спрашиваете не как рядовой отец. Рядового я направил бы к прокурору. С рядовым отцом я сейчас вообще беседовать не имею права.
— Ничего. Генерал разрешил, — напористо возразил Серков.
— Поэтому только и беседуем. Словом, сын ваш подозревается в убийстве и ограблении. Как видите, хуже не придумаешь.
Широкое лицо Серкова словно окаменело, глаза сузились и сейчас холодно и настороженно смотрели на Цветкова. Он, кашлянув, хрипло спросил:
— Лишь подозревается?
— Идет следствие. А окончательно решит суд.
— Это я тоже знаю, — процедил сквозь зубы Серков и, снова откашлявшись, сухо спросил: — Неужели все так серьезно?
— Да, очень серьезно, — кивнул в ответ Цветков.
— Я все думаю, как это могло произойти, — глядя прямо перед собой, задумчиво сказал Серков. — И ищу причины. Абсолютно нормальная семья. Достаточно обеспеченная. Даже более чем достаточно. Ни в чем никогда он не нуждался. Все имел, что хотел, что требовалось. Вот я — это другое дело, — неожиданно произнес он. — В войну и после нее хлебнул ой сколько.
Видно, беда с сыном вдруг выбила Серкова из привычной колеи, лишила неизменной величавой и суховатой сдержанности, задев какие-то глубоко упрятанные струны в его душе.
— Но я решил: не сдамся, пробьюсь, — продолжал Серков, стукнув кулаком по колену. — Высокую цель себе поставил. И кое-чего добился. Положение это горбом своим заработал и поколебать не дам, — с угрозой добавил он, нахмурясь, и вдруг улыбнулся. — Не пойму, чего это я вам исповедоваться начал. Видимо, чем-то берете.
— Горе берет, — все так же сдержанно возразил Цветков.
Он себя сейчас чувствовал скованно и неуютно.
— Да, — покачал головой Серков и вздохнул. — Я и говорю: откуда у него все это взялось? Я не про убийство… если даже так и окажется, — с усилием произнес он и потянулся за новой сигаретой. — Я давно думаю, понимаете, — и, резко нажав на зажигалку, прикурил. — Ведь он, подлец, как сыр в масле катался. Мать надышаться на него не могла, бабка тоже. Это с жениной стороны. Моя-то матушка ско-оро за отцом ушла. Да. И вот старший сын человеком у меня стал, химик, кандидат наук. Ладно. Пусть так. Нашел, значит, свою линию в жизни. А этот… Черт в нем сидит. Из дома уже не раз убегал. То где-то в Москве, по бабам болтается, а то махнет аж в Снежинск. К тетке моей старой.
— В Снежинск? — переспросил Цветков.
— Ну да. Родная тетка моя там. Из Москвы ее тогда… И приросла. Зову обратно, она ни в какую.
— Адрес ее скажите на всякий случай, — попросил Цветков.
— Пожалуйста. Заовражная улица, восемь. Зотова Варвара Алексеевна. Не раз к ней удирал, то на неделю, то на две. Да еще с приятелями. А там — воля им. Тетка тоже души в нем не чает. Выпивали, хулиганили, если уж откровенно сказать. Пока я его с милицией не возвращал. А они там, поначалу не разобравшись, хороших плюх ему надавали от души, в нарушение всех инструкций. Сами знаете. — Серков хохотнул.
— И от милиции приходилось защищать?
— Все было, — с горькой иронией ответил Серков. — Стоит моей Людмиле в слезы удариться… Вторая жена, любимая и молодая, — он усмехнулся. — разница-то у нас двадцать два года. Старший сын не ее, от первой жены. Эх, и чего это я вам все рассказываю? — снова удивился он. — Стены, что ли, у вас такие? Исповеди вам небось не раз слушать приходилось?
— Приходилось, — согласился Цветков, сам растревоженный этим неожиданным разговором и борясь с тайным желанием закурить.
— Да, вот и спрашивается, откуда он такой? — заключил Серков. Эта мысль не давала, видно, ему покоя.
— На такой вопрос легче вам самому ответить. Вы ведь специалист по воспитанию больше, чем мы тут, — серьезно, без тени иронии ответил Цветков.
— Эх, Федор Кузьмич, легче всего, знаете, чужих воспитывать. А вот чего делать с собственным сыном, скажите?
— Вы знаете, как он жил последнее время, где, у кого?
— Знаю, что дома он не жил. Чужой человек стал, абсолютно чужой. И непонятный, вот ведь что. Мать гонялась за ним по всей Москве, шпионила, искала. То он где-то за городом жил, то у какой-то девчонки, то у приятеля.
— А как их зовут?
— Девчонку, кажется, Нина. Приятелей… Валерка, Генка, еще кто-то, — неуверенно перечислил Серков. — Адрес этой Нины у нас есть. Валерка… этот, жена говорила, арестован за хулиганство. Генка… вот не помню. Если надо, я у жены могу спросить. А сам он устроился работать на какую-то базу лесоторговую, за городом.
— У вас деньги просил?
— Жена сама совала.
— А вы?
— Я… — Серков, стиснув зубы, поиграл крутыми желваками, лицо его стало каменно-суровым. — Я его выгнал и сказал, что у меня больше нет сына.
— Зачем же вы ко мне приехали? — сухо осведомился Цветков.
— А! Если бы не жена… — Он махнул рукой.
— Понятно, — кивнул Цветков и добавил: — Кстати, если супруга ваша дома, можно ей позвонить насчет того Генки?
— Дома, конечно, — ответил Серков.
Он потянулся к телефону, набрал номер и, дождавшись, пока ответили сказал в трубку:
— Люда, я говорю от товарища Цветкова. Все потом. А пока скажи, у тебя есть адрес того самого Генки, помнишь? — Он брезгливо поморщился. — Есть? Ну поищи. — И, оторвавшись от трубки, сказал Цветкову: — Сейчас найдет. — И тут же снова в трубку — Ну давай. Я пишу.
Цветков придвинул ему бумагу и положил один из своих карандашей. Серков начал записывать, и Федор Кузьмич с удивлением узнал знакомый адрес, возле бассейна «Москва». Это было важное открытие. Ведь до сих пор по этому адресу ждали Олега Журавского. Впрочем, мнимого Олега Журавского. Следовательно… Но сейчас размышлять было некогда.
— Спасибо, Марлен Денисович, — сказал Цветков. — Возможно, это нам пригодится. А что касается вопросов «как?» и «почему?», то, я думаю, кое-что вам и самому ясно.
— Допустим. Но какая тут перспектива, Федор Кузьмич? По-дружески мне скажите, как говорится, не для протокола.
— Что вы имеете в виду? — сделал вид, что не понимает вопроса, Цветков.
— Ну, я имею в виду, каков выход из положения, что ли.
— В каком оказался ваш сын?
— Вот именно. Но по-дружески, Федор Кузьмич. Кроме всего прочего, вы же понимаете, надеюсь, что для меня лично означает этот суд! Его нельзя допустить, — жестко закончил он.
— Перспективу я, к сожалению, обрисовать вам не могу, — покачал головой Цветков. — Следствие не закончено.
— Но кого он, в конце концов, там убил? — раздраженно спросил Серков.
— Следствие не закончено, — ровным голосом по вторил Цветков. — А что касается лично вас…
Но Серков резко оборвал его:
— Ладно. Насчет себя я разберусь как-нибудь сам. А насчет сына…
Почувствовав, что Цветков не склонен чем-либо ему помочь, Серков неуловимо изменился. В голосе неожиданно возникли начальственные интонации и зазвучала привычная могущественная уверенность.
— Насчет сына, Федор Кузьмич, я надеюсь, будет проявлено некоторое снисхождение и следствие не будет… м-м… предвзятым. Предупреждаю. Найдется кому вас поправить в случае чего. Надо же понимать требования ситуации и целесообразности. Это, знаете, у древних только Фемида была с повязкой на глазах. А у нас она, слава богу, зрячая. Прошу все учесть.
Он прихлопнул крепкой ладонью по столу и пристально посмотрел на Цветкова. Потом неожиданно иронично добавил:
— Кажется, вы только внешне удивительно похожи на Макаренко.
Федор Кузьмич смущенно пожал плечами. Чувствовал он себя в этот момент отвратительно.
Но тут зазвонил один из телефонов. Говорил Лосев:
— Федор Кузьмич, вы еще не освободились?
— Нет.
— У меня гражданин Птицын. Он хотел бы с вами поговорить.
В тоне Лосева чувствовалась обычная веселая энергия, но и некоторое благодушие, которое не понравилось Цветкову.
— Пусть подождет, — хмуро ответил он и добавил: — Я скоро освобожусь.
Серков, рассматривавший что-то на потолке, при последних словах чуть удивленно посмотрел на Цветкова и, когда тот положил трубку, насмешливо сказал:
— Однако. Выходит, выставляете меня?
— Никак нет.
— Ох, Федор Кузьмич, неловкий вы человек, — все так же насмешливо вздохнул Серков. — Трудно, наверное, с вами. Ладно уж, пойду. Что, Вадим Степанович у себя?
— Не могу знать.
— Позвоните, пожалуйста, — с преувеличенной вежливостью попросил Серков и, снова усмехнувшись, но уже жестко и неприязненно, добавил: — Не беспокойтесь, жаловаться на вас не собираюсь.
Цветков с непроницаемым лицом набрал короткий номер и, выслушав ответ, сказал:
— У себя. — И добавил: — Разрешите отметить пропуск. Время ухода вам там проставят.
Серков поднялся и, небрежно захватив подписанный пропуск, не спеша и как-то привычно, по-хозяйски распахнул дверь и вышел из кабинета, при этом вполне дружески и чуть снисходительно простился; с Цветковым, словно и не было между ними никакого несогласия. Это была, как знал Цветков, самая опасная форма прощания у высокого начальства. Мол, всего хорошего, но я за твое благополучие не ручаюсь.
Федор Кузьмич минуту задумчиво сидел в своем кресле, вертя по привычке в руке сложенные очки и стараясь успокоиться после этого неприятного, тягостного и напряженного разговора «с хвостом», как он выражался, то есть со всякими возможными и тоже неприятными последствиями. Потом он вздохнул, ожесточенно потер ладонью короткие седоватые волосы на затылке, что всегда означало у него крайнее неудовольствие, и взялся за телефон.
Через минуту к нему в кабинет вместе с Лосевым зашел, почти даже вбежал невысокий, Лосеву по плечо, полноватый и немолодой, однако весьма энергичный, просто даже суетливый человек с лучезарной, широкой улыбкой на розовом от загара, пухлом лице. Копна рыжеватых волос была небрежно откинута назад, открывая высокий, глянцево-чистый лоб. Вид у человека, появившегося в кабинете, был такой восторженный, словно ему выпало великое счастье увидеться наконец с Цветковым и он переполнен к нему благодарностью за это. Он так и воскликнул, торопливо подходя к столу и протягивая обе руки для пожатия:
— Благодарю, благодарю, товарищ полковник! Рад встретиться, сердечно рад! А с товарищем Лосевым, я надеюсь, мы уже подружились. Поздравляю с таким выдающимся сотрудником, от всей души поздравляю. Наслышан, знаете, наслышан.
— Птицын Ной Герасимович, — представил его Лосев, делая усилие, чтобы не рассмеяться.
При всем своем плохом настроении Цветков не удержался от улыбки.
— Присаживайтесь, Ной Герасимович, — добродушно и чуть церемонно сказал он, указывая на стул возле своего стола. — Чем обязан?
— Мы с товарищем Лосевым, — доверительно начал Птицын, опускаясь на стул, — все уже обсудили в отношении этого злосчастного кулона. Это… Это действительно мой подарок… Так сказать, сердечному другу. Словом, честно вам скажу — любовь, — уже совсем интимно поделился он, прижав пухлые руки к груди и конфузливо улыбаясь. — Мое горе и мое счастье, вот так я бы сказал. Но хватит об этом, — он решительно взмахнул рукой. И сам себе как бы еще раз приказал: — Хватит. Для чего я пришел к вам? Требуют уточнения два пункта. Чтобы, так сказать, не оставалось сомнений. Да-да, вот именно — сомнений. Первое, — лицо его стало грустным, — это кончина уважаемого Семена Прокофьевича. Грубо говоря, убийство. Уверяю вас, то есть просто клянусь, что мои отношения с Ларочкой, его бывшей женой, к этому факту отношения не имеют. Решительно не имеют, категорически! Я, к вашему сведению, за всю жизнь мухи — мухи! — никогда… Ни в коем случае!..
— Погодите, Ной Герасимович, — остановил Федор Кузьмич распалившегося Птицына. — Вас решительно никто не подозревает…
— Но можете подозревать, можете!
— Да не подозреваем, поймите.
— Однако имеются основания! И я категорически протестую! Ка-те-го-ри-чески! — отчеканил он, взмахнув рукой, и на глаза его вдруг навернулись слезы.
Птицын полез за носовым платком, трубно высморкался и промокнул глаза.
— Нервов моих просто не хватает, — жалобно сказал он. — Ларочка права.
— А что она говорит? — участливо спросил Лосев.
— Что мне надо все бросить и уехать.
— С ней? — невольно вырвалось у Виталия, но, заметив смятение в глазах Птицына, он тут же поправился: — Извините, нас это не касается. Но вы хотели назвать Федору Кузьмичу и второй пункт, который, как вы сказали, требует уточнения.
— Я? — растерянно переспросил Птицын, но тут же спохватился: — Ах, да! Вы же меня просили. Это насчет моей поездки в Ялту, — обратился он к Цветкову. — Понимаете, важная сторона нашей работы — это обмен опытом. Крымские товарищи проводят интересный эксперимент. Бригадный подряд там включает…
— Извините, Ной Герасимович, — прервал его Лосев, — но мы начали говорить с вами о Журавском,
— Да-да. Это мой приятель, знаете. И я заодно уж…
— А как вы узнали, что он там, в той гостинице?
— Случайно. Совершенно случайно, уверяю вас. В разговоре с администратором. Кто, спрашиваю, у вас тут из Москвы? Она и называет его. Ну, естественно, стал разыскивать. Не нашел. Говорят, уехал. В тот же день.
— Заметив вас, он скрылся из гостиницы, — усмехнулся Лосев.
— Что?! Быть этого не может!
— Вы, вернувшись в Москву, не звонили ему?
— Не успел еще. Я же, можно сказать, прямо с корабля на бал, то есть к вам.
— Погодите, Ной Герасимович, — вмешался Цветков — Тут действительно надо разобраться. Вашего приятеля как зовут?
— Олег Дмитриевич Журавский. Работает на «Мосфильме», — известный оператор. И никуда он не мог скрыться, что за чепуха!
— Так-так. А у Олега Дмитриевича не пропадал паспорт, не слыхали случайно? — задал новый вопрос Цветков.
— Слыхал, конечно. Более того, буквально, можно сказать, у меня на глазах пропал.
— То есть как?! — удивленно воскликнул Лосев. — Вы мне про это не говорили.
— Так вы же меня про паспорт не спрашивали, прошу прощения.
— Ну, конечно, конечно, извините, — спохватился Виталий. — И как же он у вас на глазах пропал, интересно?
— Самым, знаете, элементарным образом, — охот но начал рассказывать Птицын. — Это еще, кажется в июне было. Да-да, в начале июня. Приехали мы компанией на наше болото. Это мы так наше садовое товарищество зовем, ха-ха-ха! Ну-с, у меня уже та домик стоял. Отдохнули, закусили. Жарища страшенная была, помните? Пошли гулять. В шортах, полотенца взяли, может, думаем, выкупаемся. Возвращаемся, глядь, а у Олега из пиджака бумажник пропал. Обыскались. Но, конечно, не нашли. Вот, собственно, и вся история.
— Да-а, — покачал головой Цветков. — Кто же мог украсть, как думаете?
— Воскресенье было? Народу понаехало? — спросил Лосев, улыбнувшись.
Он понял всю нелепость происшедшего. Птицын, сам того не подозревая, спугнул мнимого Журавского. Из этого, однако, следовал один немаловажный вывод: человек, скрывавшийся под фамилией Журавского, знал Птицына и встретиться с ним почему-то побоялся.
— А потому, скорей всего, — сказал Цветков, когда Птицын ушел и они с Лосевым остались одни, — что он и украл тот паспорт.
— И еще потому, что Птицын, видимо, его знает.
— Именно что, — с ударением подтвердил Цветков. — Следовательно, тот человек тоже как-то связан с болотом. Пайщик он там, член товарищества?
— Нет, непохоже, — покачал головой Лосев. — Я уже думал.
— Еще там были шабашники всякие, кругом домики строили.
— И на шабашника он тоже не похож, — ответил Лосев. — В жизни он инструмент в руках не держал. Вот по голове кого шарахнуть, отнять что-то — это он может.
— Значит, и не шабашник, — согласился Цветков. — Допустим. Кто же там еще мог бы, интересно знать? Эх, время упущено. Но ты, когда в воскресенье поедешь на болото, это тоже держи в уме. М-да, важный узелок развязал нам этот Птицын.
— Один развязал, а другой завязал.
— Это уж точно. Так и должно быть. Между прочим, Серков-старший тоже кое-что развязал и завязал. Хотя разговор был… Ну да пусть хлопочет. Его дело.
— Но вы ничего не обещали?
— Ясное дело. Как я могу обещать?
— Другой бы на вашем месте из кожи вылез, а услужил. Такой случай, шутка сказать.
— Не знаю, не знаю, — сухо ответил Цветков.
Он не любил обсуждать со своими подчиненными всякие «гримасы», как он выражался. Вот и сейчас — уж кто-кто, а он прекрасно знал, что вполне мог найтись человек, который бы услужил Серкову, и знал, что знает об этом Лосев. Но обсуждать с ним эту неприятную, постыдную проблему Цветков не желал.
— Ну а что Серков дал? — спросил Лосев, вдруг почувствовав какую-то неловкость от возникшего было разговора.
— Дал два факта, — ответил Цветков, — Один такой. В Снежинске — помнишь такой городок? — на Заовражной улице, восемь, живет Зотова Варвара Алексеевна, тетка старшего Серкова, бабка младшего. И вот этот младший к ней, оказывается, шастал не раз. С приятелями, — он многозначительно поднял палец. — Пили там, хулиганили. Папаша даже из милиции его там вызволял.
— Интересно, — согласился Лосев. — Тоже вопросик для разговора с ним.
— Не только с ним. Надо выяснить, с кем он туда приезжал. И всякие подробности. Понимаешь ты меня? Так что запроси.
— Так точно.
— Ну а второй факт еще интереснее, продолжал Цветков. — Адрес одного из приятелей Серкова-младшего, некоего Генки, тот самый, у бассейна «Москва», где та Галя живет.
— Ого! Вот это открытие! — оживился Лосев.
— Именно что, — с ударением произнес Цветков и многозначительно поднял сложенные очки, которые крутил в руках. — Выходит, паспорт Журавского очутился у Генки.
— А Генка этот тоже тянет на болото, — добавил Лосев. — Во всяком случае, некий Гена там фигурирует.
— Во-во. И это держи в уме.
…Через два дня, в пятницу, пришло сообщение из Снежинска. Зотова Варвара Алексеевна действительно проживала по указанному адресу, в собственном домике. Муж ее погиб на войне, больше она замуж не вышла, все годы жила одиноко, детей у нее не было. В Москве имеются родственнники. Доброты Варвара Алексеевна необычайной, любому готова помочь и поделиться последним. Зато внук ее, приезжавший из Москвы — это она его внуком зовет, — оставил по себе плохую память. Давно бы его тут посадили за пьянство и хулиганство, но он — это уже три раза было — показывал справку из домоуправления, которую неизвестно как получил, где было указано, кто его отец. И с ним не связывались. Только выпроваживали из Снежинска. А однажды и сам папаша вмешался. В тот раз Гарик приехал с девушкой по имени Нина, фамилия Хлопотихина, восемнадцать лет, студентка, тоже проживает в Москве, одна, родители работают за границей. Привезла в Снежинск для продажи носильные вещи иностранного производства. Сбыть все вещи не удалось, составлен акт, сообщено в институт. А недавно Серков приезжал с каким-то приятелем. В этот раз не пьянствовал и не хулиганил. Цель приезда не установлена. Пробыли всего два дня.
— Когда это было? — спросил Цветков у Лосева, который на очередной утренней оперативке докладывал сообщение из Снежинска.
— Третьего сентября, днем приехали, — сообщил Лосев. — А на следующий день днем уехали.
— Сразу после убийства, — констатировал Откаленко. — По делу приехали, не иначе.
— Приехали днем, — задумчиво повторил Цветков. — Надо установить, каким поездом и когда он уходит из Москвы. Ну-ну, продолжай, — обратился он к Лосеву.
— Далее в сообщении было сказано, что установить спутника Серкова не удалось. Но, судя по приметам в ориентировке, это тот самый Геннадий. Имя подтвердила и Варвара Алексеевна. По ее словам, три дня назад, во вторник, семнадцатого, неожиданно приехал этот самый Геннадий, расспрашивал про Серкова, поспал и в тот же день уехал.
— Это уже сразу после Крыма, — снова отметил Откаленко. — Ишь мечется! Надо бы его связи там установить.
— И цель приездов, и первого, и второго, — добавил Лосев.
— Так он тебе и расскажет, — усмехнулся Игорь. — Тебе, конечно, любят рассказывать. Но здесь не тот случай.
— А узнать все-таки надо, — заметил Валя Денисов.
— Узнать надо, — подтвердил Цветков. — Вот что. Придется тебе, — обратился он к Откаленко, — немедленно слетать в Снежинск. Сегодня и вылетишь. И все на месте установишь. Связи должны быть. Наш контингент активный. Ну и цель приезда. Не зря они туда скакали с Серковым.
— Откаленко улетел первым же самолетом. А на следующий день позвонил Лосеву домой.
— Начал шуровать, — бодро сообщил он. — Что-то интересное наклевывается. Вы завтра едете?
— А как же.
— Ну, желаю успехов. Пока. Жди.
В воскресенье утром группа Лосева выехала на задание. В связи с отсутствием Откаленко роли были слегка изменены. Но ехали в машине все вместе.
— Ну места! — восхищенно сказал Виталий. — Даже не подозревал, что под Москвой такая красота есть.
— Никакого юга не надо, — согласился Валя Денисов.
Все кругом — холмы, перелески, небольшие поселки, берега бесчисленных речушек и озерков — полыхало и переливалось огнем осенних красок, от зеленовато-желтого до пурпурно-красного. От них нельзя было оторвать глаз. Да и погода была солнечная, теплая не по-осеннему, и с каждым часом становилось все жарче.
— Интересно, как в Снежинске, уже холодно? — спросила Лена.
Виталий усмехнувшись, посмотрел на нее через плечо, как всегда, добродушно любуясь ею.
Высокая, стройная — это было заметно даже в машине, — с копной перепутанных золотистых волос, Лена, если хотела, легко привлекала внимание. На узком нежном лице словно акварелью были нанесены прямой носик, маленький рот с пухлыми губами, огромные, в пол-лица, живые карие глаза под разлетом тонких бровей. В легком элегантном пальто нараспашку Лена казалась веселой и беспечной. Виталий, поглядев на нее, вдруг вспомнил, как легко им было однажды выдать себя за брата и сестру, и невольно улыбнулся своим воспоминаниям. Нелегкое у них тогда было задание, и Лена вела себя в тех опасных обстоятельствах молодцом.
Машина все мчалась и мчалась вперед. Мелькали по сторонам дачные поселки и деревушки. Женщины выносили прямо к шоссе овощи и цветы на продажу, а мальчишки, те просто выскакивали с букетами на дорогу.
— Рано это они, — деловито заметил Валя Денисов. — Надо в конце дня, когда все в Москву возвращаться будут.
— Ну, к себе на дачу тоже приятно привезти цветы, — возразила Лена.
— Эх, горожаночка, — засмеялся Виталий. — Ну кто же цветы или, допустим, овощи к себе на дачу привозит? Их надо самим сажать, понятно?
За веселым и пустым разговором все трое скрывали неизбежное напряжение перед сложной работой, которая их ждала. Машина свернула с главного шоссе, дорога стала уже, появились неровности и выбоины, но местность вокруг показалась еще красивей.
Наконец въехали в деревеньку с милым названием Березки и остановились возле небольшого продуктового магазина. Напротив от шоссе отходила в сторону узкая, выложенная неровными бетонными плитами дорога «на болото». До садового товарищества отсюда было всего с полкилометра.
Первыми вышли из машины Виталий и Лена, прихватив с собой пеструю сумку с продуктами и термосом. И, невольно привлекая к себе внимание редких прохожих, зашагали по бетонным сухим плитам в сторону недалекого леса.
Только минут двадцать спустя из машины неприметно вынырнул Денисов в сером отличном костюме и серой шляпе. Вид, однако, был у него совсем неброский, и надо было приглядеться, чтобы заметить всю его солидность. Валя сперва юркнул в магазин, внимательно обследовал его полупустые прилавки и только после этого не спеша отправился «на болото». Ничьего внимания он при этом не привлек.
Виталий и Лена шли через лес, по пыльным, неровным плитам и беседовали.
— Ну как супруг, — беспечно спросил Виталий, — примирился, что ты у нас осталась, или нет?
— Кажется, махнул рукой, — вздохнула Лена. — Но не уверена. Вообще-то его можно, наверное, понять, как ты считаешь? — Она лукаво улыбнулась.
— Еще как можно, — согласился Виталий.
— А был момент, — Лена снова вздохнула, — когда я сама хотела уйти.
— Это когда тебе подсунули деньги? Но ведь все кончилось нормально.
— А чего это стоило, ты представляешь?
— Да, конечно. Они помолчали.
— И потом, хочу ребенка, — тихо сказала Лена, глядя себе под ноги.
— Ну-ну, сестренка, — ласково произнес Виталий, проведя рукой по ее волосам. — Все у тебя будет. Выше нос.
Мимо прошли мужчина и женщина и оглянулись на них. Потом прошли еще какие-то люди и тоже оглянулись.
— Видишь, производим впечатление, — заметил, усмехаясь, Виталий. — Нас запомнят, имей в виду.
Их медленно обогнала новенькая элегантная «Лада», словно изнеженная горожаночка, вдруг попавшая на своих высоких каблучках в такую глушь. За ней солидно и уверенно проплыла «Волга». Пассажиры тоже посмотрели на живописную пару, бредущую по дороге.
Становилось жарко. Виталий, заметив, что Лена скинула пальто, тоже хотел было снять пиджак, но вспомнил про пистолетную кобуру под мышкой.
Где-то за лесом урчал одинокий трактор.
Дорога кончилась, и за поворотом возникли широкие ворота из жердей и домик сторожа за ними.
А дальше раскинулась обширная поляна, окруженная далеким лесом и вся усеянная, казалось, в полном беспорядке славными, совсем новенькими, свежежелтыми домиками, некоторые еще только строились. Дорога, сделав за воротами небольшой зигзаг, дальше шла прямо через поселок, в стороны от нее расходились будущие улицы, большинство из них еще были не выровнены и не застроены. Во всех концах неоглядной поляны кипела работа, где-то еще только возводили фундамент, в другом месте уже выросли стены и крыши, слышались удары топоров, визг пил, чьи-то возгласы.
Некоторые домики вокруг были совсем готовы, самые разные домики, совсем простенькие, и маленькие, и побольше, кокетливо украшенные, с балкончиками, лесенками, террасками, и громоздкие, с высокими ломаными крышами и широкими окнами. Словом, фантазия тут била ключом и чувствовалось, сколько труда и любви вкладывали люди в это долгожданное строительство и, как видно, немалые деньги. Для каждого его домик, видимо, был радостным чудом, давней мечтой, ради которой отказывали себе во многом. И все здесь кругом радовало глаз.
Было уже совсем, по-летнему жарко. Женщины в купальниках и сарафанах, мужчины в трусах и майках, разгоряченные, озабоченные, деловитые, суетились на своих крохотных участках. И поляна гудела как растревоженный улей. А вдоль главной дороги сплошной вереницей по обеим сторонам стояли машины, на свой участок еще никто не мог заехать. И эти пестрые ленты самых разных машин под ярким солнцем еще больше оживляли все вокруг.
— Сколько народу, а? — сказал Виталий, вытирая пот со лба. — И как вкалывают! Все-таки дело стало действительно всеобщим. Правильно говорят: социальное явление. И душа радуется глядеть.
— Но и хлопот много, — вздохнула Лена. А Виталий мечтательно заключил:
— И для жуликов раздолье, представляешь? — И, перебив сам себя, энергично произнес: — Ладно. С чего начнем?
Он огляделся.
— Давай найдем симпатичное семейство, которое сейчас отдыхает, и вступим в разговор, — предложила Лена, тоже оглядываясь.
Невдалеке, за вереницей машин, они заметили скромный домик с недостроенной крышей, где возились трое полуголых рабочих. А возле домика, на небольшом пригорке, расположилась пожилая пара и закусывала, разложив на раскладном столике свои припасы. Полный седой мужчина в мятых брюках и расстегнутой рубашке, под которой виднелась заросшая седыми волосами розовая грудь, с тюбетейкой на голове, сдвинув на лоб очки и держа в руках газету, следил за женой, видимо, давая какие-то указания по поводу того, что и куда класть на столике. Женщина отмахивалась от него и, очевидно делала все по-своему. Полная, в темном платье с короткими рукавами, загорелая до черноты, седые волосы она прикрыла пестрой косынкой.
Виталий и Лена пробрались между машин, сошли с дороги и неровной тропинкой между горами песка и щебня добрались до домика.
— Добрый день, — сказал, подходя, Виталий. — И приятного аппетита. Разрешите у вас спросить?
— Прошу, прошу, — сделал широкий приглашающий жест мужчина, очевидно, обрадованный появлением новых людей, прекращавшим затяжной и надоевший ему самому спор с женой. — Заходите, присаживайтесь, — оживленно добавил он.
— Заодно и чаем вас угостим, — приветливо добавила жена, которой молодые люди, очевидно, понравились.
— Спасибо. А мы присоединим и свои запасы. Виталий, улыбаясь, поднял сумку.
Через несколько минут они уже сидели все четверо на низеньких раскладных стульчиках вокруг импровизированного стола и оживленно разговаривали.
— Но сколько же тут домик может стоить? — спросил Виталий.
— По-разному. Вот наш, например, — мужчина махнул рукой в сторону дома, — кругом обойдется тысяч в шесть.
— На три тысячи банк ссуду дал, — добавила хозяйка и усмехнулась. — А сыну пришлось подписку дать, что если мы с отцом помрем и долг вернуть не успеем, то он обязуется вернуть. А уж бумаг понаписали — страсть сколько. Все указываем, куда каждый рубль истратили. Смех и грех.
— Ну и что? Порядок такой. Нечего тут обижаться, — строго заметил старик хозяин и вздохнул: — Ничего не поделаешь. — Потом продолжал прерванный разговор: — Так вот наш, я говорю, обойдется тысяч в шесть. А вон, допустим, тот, с башенкой, видите? Это зампреда нашего правления Птицына Ноя Герасимовича дом, так он, говорят, тысяч за двадцать потянул.
— А почему же так? — удивился Виталий.
— Материала побольше, рабочие подороже, затем удобства всякие предусмотрел.
— А какие, к примеру, нельзя?
— О господи, да чего только нельзя, — махнул рукой старик. — Вот, к примеру, площадь должна быть не больше тридцати пяти метров квадратных. Почему, спрашивается? А если у нас два сына да внуков трое? — Он загорелся негодованием. — Бюрократ, понимаешь, сидит и думает, как людям жизнь подпортить, чего бы еще такое запретить. Я считаю так. Честные у тебя деньги? Честные. Строишь по-честному? По-честному. Ну и строй, что желаешь, что тебе требуется, раз государство тебе землю дало.
— Вон идет с кралей своей краденой, — сухо объявила хозяйка, отведя глаза. — Вот уж где все не по-честному.
— Кто идет? — оглянулся старик.
— Да Ной Герасимович, кто же еще.
— С Лариской?
— С нею.
Виталий тоже заметил вдали знакомую фигуру Птицына и рядом с ним молодую красивую женщину в узких голубых брючках, заправленных в мягкие сапожки, в синей блузке, максимально обнажавшей шею и плечи, на голове ее красовалась кокетливо сбитая набок широкополая белая шляпа с синей лентой. Пара скрылась в доме.
— Красивая женщина, — заметила Лена.
— Такая кому хочешь голову вскружит, — согласился Виталий. — Особенно пожилому.
— Вот и вскружила, сначала одному, потом другому, — неприязненно сказала хозяйка. — А первого говорят, убили.
Лена вполне естественно всплеснула руками.
— Неужели из-за нее?
— Не-ет, — покачал головой старик. — Лямкин у нас был вроде как казначей.
В это время Виталий заметил, как из дома Птицына вышла Лариса и, оглянувшись, не спеша, аккуратно перепрыгивая через глубокие жирные колеи и неровности будущей улицы, направилась в сторону дороги, где стояли машины.
Виталию почему-то не понравилось, как она огляделась.
— За все надо платить, — рассудительно продолжал между тем старик хозяин, отпивая чай. — Вон коменданту нашему, к примеру, мы даже домик выстроили. Маленький, дешевый, а выстроили. Молодой, одинокий, хватит с него пока. Да вы небось видели, второй от ворот. У него петух на крыше, как у царя Додона, — усмехнулся он. — Чтобы все окрест видел.
Но тут Лена, перехватив взгляд Виталия, сказала:
— Спасибо вам. Пойду пройдусь. Посмотрю, как люди строятся. Ты не хочешь?
— Нет пока, — ответил Виталий. — Посижу еще с хорошими людьми. — И добавил, обращаясь уже к старику хозяину: — Хочется нам к вам попасть. Такая красота тут.
Между тем Лена поднялась и направилась к дороге.
— Случайно не сестра она вам? — с улыбкой спросила хозяйка. — Уж больно похожи.
— Точно, сестра, — улыбнулся довольный Виталий и уже совершенно непроизвольно добавил: — Давно уже сестра.
— Это как понять? — удивились хозяева.
— Шучу, — засмеялся Виталий, дивясь, однако, своему промаху, и посерьезнев, добавил: — А ту базу в Лупановке я знаю. Директора Иван Фомич зовут.
— Во-во, — подтвердил хозяин. — Наш благодетель, можно сказать. А правая рука у него такой Серков Гарик, не знаете?
— Тоже познакомились.
— Ну вот. Но главное, конечно, комендант.
— Грубый очень, — поморщилась хозяйка. Она уже собирала посуду.
— Зато полезный, — возразил муж. — И нам с ним детей не крестить. Конечно, парень не золото, что там говорить, — ворчливо добавил он. — А приятель его, этот самый Гарик, лучше, что ли?
Виталий насторожился.
— А как вашего коменданта зовут? — спросил он.
— Фамилия Завальнин. А зовут Гена.
— Гена?!
Вот это было открытие! Ради одного него стоило приехать сюда. Подумать только, нашелся Генка, тот самый, который скрывался под фамилией Журавского. Конечно, это он, все сходится! Виталий ликовал. Значит, это Геннадий Завальнин. Отлично. Теперь розыск пойдет уже не вслепую. Эх, для верности хоть краешком глаза увидеть бы этого Завальнина, сравнить бы с тем, из Ялты. А уж что он груб, так это точно. Виталий видел того, мнимого, Журавского как живого, широченного в плечах, волосатого, загорелого, в синих шортах и белой майке, мощные его ноги, цепкий взгляд каких-то белесых глаз. Да, Виталий мог его узнать мгновенно.
И он безмятежным тоном спросил:
— А сегодня-то он тут, ваш комендант?
— Нет его. Давненько что-то не видно.
«Он, он, — твердил про себя Виталий. — Точно он».
…А в это время Лена уже выбралась на дорогу и не спеша шла вслед за идущей впереди Ларисой. Та направлялась в сторону ворот, где скопилось особенно много машин, и вначале Лена решила, что Лариса идет к своей машине, или, вернее, к машине Птицына, у нее машины пока не было, машину Лямкина она оформить на себя еще не успела, это было известно.
Но Лариса вдруг резко свернула в сторону, проскользнула между машинами, затем пробежала мостик через широкую, полную зеленой воды ирригационную канаву и направилась к стоявшим невдалеке домикам. Лене было легко наблюдать за ней, скрывшись за ближайшей машиной. Она видела, как Лариса миновала три домика и, вдруг обернувшись, зорко и осторожно огляделась вокруг. Потом она зашла на пустой участок, снова огляделась по сторонам, быстро перебежала на соседний участок и, своим ключом отперев домик там, исчезла за дверью. И тут Лена сообразила, что это был домик коменданта с петухом на коньке крыши, о котором упомянул их новый знакомый. Для верности Лена спустя минуту остановила какого-то мужчину с тачкой и спросила, как найти коменданта, и тот любезно указал ей на домик, куда зашла Лариса.
Все было бы еще ничего, если бы она не открыла домик своим ключом. Это уже было очень странно, даже подозрительно. Уж не интрижка ли у Ларисы с комендантом? Эта женщина была как будто специально создана для таких пустых и грязных делишек. Но если это так, то сейчас вслед за ней может появиться и сам комендант. Интересно будет на него взглянуть.
Лена некоторое время прогуливалась по дороге, делая вид, что разглядывает строящиеся домики, и ни на минуту не упуская из виду домик коменданта.
Неожиданно Лариса появилась снова, уже с каким-то свертком в руках. С прежними предосторожностями она выбралась на дорогу недалеко от места, где стояла Лена. Оглядевшись, Лариса встретилась глазами с Леной, и обе улыбнулись.
Лена спросила:
— Извините, вы не знаете, здесь никто не собирается продать домик?
Лариса уже внимательно посмотрела на нее и, помедлив, задумчиво сказала:
— Возможно, я сама продам.
— Правда? Ах, как это было бы чудесно! — радостно всплеснула руками Лена. — А посмотреть ваш домик можно?
— Посмотреть всегда можно, и притом бесплатно, — засмеялась Лариса, и фарфоровое, с нежным румянцем личико ее озарилось обаятельной дружеской улыбкой. — Вы еще здесь побудете? Мне надо ненадолго в Березки.
— Конечно. Я вас буду ждать.
— Ну и отлично.
Лариса помахала ей рукой и быстрым шагом направилась к воротам, находившимся неподалеку. Там она снова обернулась, и теперь уже Лена помахала ей.
Когда Лариса скрылась за воротами, Лена медленно пошла вслед за ней. Она, конечно, не собиралась следовать за молодой женщиной до самой деревни, это было, пожалуй, слишком рискованно, хотя и интересно знать, с кем она там встретится и кому передаст сверток, вынесенный из домика коменданта. А может' быть, все-таки попробовать? Очень ведь подозрительно все это.
Лена медленно приблизилась к воротам. Дальше дорога тянулась уже к лесу. Ларисы впереди не было видно: дорога невдалеке заметно изгибалась. Тогда Лена сошла с бетонных плит, перескочила через узенькую, заросшую травой канавку и, сделав еще два-три шага всего, очутилась на краю густого ельника. Отсюда она сразу увидела всю дорогу впереди и голубенькую фигурку Ларисы в белой широкополой шляпе, она не успела, оказывается, далеко уйти.
Неожиданно Лариса остановилась и опять внимательно огляделась, словно опасаясь преследования. И у Лены, легко успевшей отступить за ближайшее дерево, мелькнула мысль, что Лариса и в самом деле чего-то опасается, и уж конечно не ее, случайно встреченного человека, а кого-то еще, возможно, того самого Птицына, с которым приехала сюда.
В этот момент Лариса вдруг метнулась с дороги в сторону леса и мгновенно пропала за деревьями. Это еще больше заинтриговало Лену. Значит, Лариса идет не в деревню, значит, обманула ее? Что же задумала эта взбалмошная и одновременно весьма расчетливая дамочка, интересно знать, куда это она с такими предосторожностями направляется?
И Лена медленно и осторожно, уже не выходя на дорогу, направилась к тому месту, где исчезла Лариса: каждую минуту она останавливалась и чутко прислушивалась. Но, кроме урчавшего где-то трактора, в лесу ничего слышно не было. Лена медленно шла по лесу, собирая попадавшиеся ей по пути сыроежки и маслята, так, на всякий случай, вроде бы для этого она и бродит по лесу.
Но вот и то самое место, Лена запомнила эту стройную березку. Куда же идти дальше? Здесь лес заметно редел и за деревьями виднелось вспаханное поле, откуда и доносился рокот трактора, вроде бы совсем близкий отсюда. Лена прошла до самого поля и остановилась возле крайнего дерева, рассчитывая увидеть какую-нибудь дорожку, по которой теперь, скорей всего, и шла Лариса. Но увидела Лена совсем другое.
Невдалеке, как навозный жук, урча ползал по взрытой земле маленький сердитый трактор. А к нему прямо по полю бежала Лариса и махала рукой трактористу. Тот, видимо, наконец заметил ее, трактор умолк, и темная фигура спрыгнула с него на землю. Лариса подбежала, завязался какой-то оживленный разговор, и принесенный Ларисой сверток перешел к трактористу. Да, все это было очень подозрительно и требовало проверки.
Лена не стала дожидаться окончания их разговора, она повернула назад, торопливо пересекла лесок, выбралась на дорогу и побежала к поселку.
Уже у самых ворот она неожиданно наткнулась на Птицына. Он растерянно озирался по сторонам. Полное розовое лицо его было сердито и как-то странно кривилось, словно он готов был вот-вот расплакаться. Увидев Лену, Птицын торопливо засеменил к ней и капризным, жалобным тоном сказал:
— Ради бога, извините. И помогите. Вы не видели там, — он указал на дорогу за воротами, — вы же оттуда, правда? Не видели женщину в синей кофточке и белой шляпке? Ну нигде нет. Нигде решительно.
— К сожалению, не видела, — сказала Лена, довольная, что у нее в руках грибы. — Я тут недалеко гуляла и вот видите сколько грибов собрала.
Она улыбнулась.
А Птицын, как-то нелепо взмахнул руками, устремился за ворота. До Лены донесся взволнованный его возглас:
— Она там! Там!
Лене некогда было размышлять над этой встречей, да и все тут сразу было ясно, поэтому, бросив грибы, которые мешали ей, она побежала дальше, все больше почему-то волнуясь и уже изрядно устав.
…Тем временем Виталий успел сделать новые открытия. Его знакомые оказались не только сердечными, но и весьма осведомленными людьми. Василий Кондратьевич, как звали старика хозяина, посчитал своим долгом ввести своего нового знакомого в курс дела и кое о чем, между прочим, предупредить.
— А Серкова я недавно видел, — сказал Виталий.
— Один момент, — поспешно поднялся Василий Кондратьевич. — Я сейчас Николая Александровича позову, очень его это заинтересует, увидите. И ваш вопрос заодно решит.
Он торопливо ушел.
— Вы, может, пока еще чего съедите, — заботливо подсунула ему новый бутерброд хозяйка. — День-то еще впереди.
А через несколько минут вместе с Василием Кондратьевичем пришел грузный, величественный Коровин в заграничной замшевой куртке на «молнии» и красивой кепке. Он снисходительно поздоровался с Виталием, одобрительно окинув взглядом его светлый франтоватый костюм. Кряхтя опустившись на хлипенький раскладной стульчик, который весь перекосился под его тяжестью. Коровин благодушно спросил:
— К нам хотите вступить, говорят?
— Хотел бы, — вздохнул Виталий. — Да уж больно дорого.
Коровин снисходительно усмехнулся.
— Не знаете, что такое строиться в наших условиях. Вот дали землю, а дальше стройся как хочешь, вернее, как сможешь. А как? Где взять?
— Зимой, говорят, готовые домики купить можно, — заметил Виталий.
— Да ведь каждый хочет по своему проекту сделать, по своему вкусу, по потребностям семьи. Не казармы же строим. Люди радость получать хотят кроме чистого воздуха и зелени с огорода.
Видно было, что он уже не раз произносил эту речь.
— Потому последний рубль с охотой и любовью люди вкладывают. Как один наш пайщик сказал: «Каждый свой храм тут строит». И молятся на него, детям и внукам оставить мечтают. Святое дело, я считаю. Как, Василий Кондратьевич?
— Именно, — согласился тот. — И насчет храма, я скажу, тоже верно. Храм, он что? Он очищает душу, он светлые мысли приносит.
— А Коровин снова обратился к Виталию:
— Говорят, вы нашего сотрудника видели?
— Серкова-то? Разве он ваш?
— Нет. Завальнина, коменданта нашего.
— Я Серкова видел. На станции, в Лупановке.
— Гм… а кто-то мне сказал, — задумчиво произнес Коровин, — что вчера видел тут где-то Завальнина. Он вроде бы к себе домой хотел незаметно пробраться, но увидел, что народу много, и тягу дал.
— Почему же он сбежал?
— Тут дело темное, — уклончиво ответил Коровин. — Милиция занимается.
«Значит, этот Генка зачем-то появился здесь, — отметил про себя Виталий. — Что-то ему тут надо». Это был еще один важный факт, который он установил в то утро.
Собственно, утро уже давно миновало, время шло к обеду, и солнце палило, как в самые жаркие летние дни. Такая вдруг выдалась осень.
Ушел Коровин, и Виталий уже поглядывал по сторонам в поисках Лены. Неожиданно вместо Лены увидел на дороге, за вереницей машин, Валю Денисова.
Тот солидно шел рядом с высоким, тощим человеком с седыми усами. Оба были заняты разговором и по сторонам не смотрели. «Какого-то гуся Валя уже подцепил», — одобрительно подумал Виталий.
И тут он вдруг увидел Лену. Она почти бежала, и лицо у нее было напряженным и взволнованным. Что-то, видимо случилось. Виталий вскочил.
— Ну вот наконец и сестрица, — как можно беспечнее объявил он. — Огромное вам спасибо и до свидания.
Он сердечно простился со стариками, подхватил полупустую сумку и торопливо направился навстречу Лене. Когда она, тяжело дыша, подбежала к нему и оперлась на его руку, Виталий сказал:
— Ну, спокойней, спокойней, сестричка. Что случилось?
— Ой, ты только послушай…
Пойдем. По дороге расскажешь.
— Ладно. Только туда давай пойдем, — Лена указала в сторону ворот и принялась торопливо рассказывать.
Когда она кончила, Виталий задумчиво сказал:
— Значит, тот волк где-то здесь, вокруг бродит. И эта девка… Прав был Игорь. Помнишь, он рассказывал.
Внезапно Лена схватила его за руку и увлекла за собой. Когда их закрыла какая-то машина, Лена тихо сказала:
— Смотри и слушай. Сейчас сцена будет. Виталий ничего не успел заметить и так же тихо спросил:
— Да кто там?
— Птицын ее всюду искал и вот нашел. Не выглядывай.
Чьи-то голоса между тем приближались. Наконец Виталий стал различать их. И в первую очередь, конечно, знакомый голос Птицына, задыхающийся, возмущенный, с какими-то слезливыми интонациями:
— Опять к этому Лешке бегала, опять! К этому бандиту! А я ведь тебя просил… Я тебя умолял…
— Ай, перестань, ради бога! — раздраженно перебил его женский голос. — Надоело! Ведь сам же хотел договориться. Сам. Он нам за час все, что надо, вспашет.
— Ну да. Сам… Но ты пойми… Неприлично тебе самой якшаться с этой… пакостью… — мямлил плачущим голосом Птицын. — Я же тебя…
Голоса стали удаляться.
— Значит, Лешка там, на тракторе, — угрожающе проговорил Лосев. — Ладно. Надо, Леночка, вот что сделать… — Голос его стал отрывист и решителен, Виталий, как всегда, инициативы не упускал. — Я сейчас пойду к этому Лешке. Покорешимся, — он хитро подмигнул. — А ты отыщи Валю. Он вон туда пошел с каким-то седым длинным человеком. И направь его следом за мной. В контакт ему вступать со мной не надо, пусть издали наблюдает. Ну а дальше исходя из обстановки. А ты отправляйся в деревню, к машине. Подгоните ее к той березе и ждите.
Они незаметно, скрытые машинами, разошлись в разные стороны, и уже потом только Виталий вышел как ни в чем не бывало на дорогу и зашагал к лесу. Миновав ворота и пройдя по дороге вдоль густой стены темных елей, Виталий стал прислушиваться и вскоре уловил далекий, как гудение шмеля, звук работающего мотора. Звук этот постепенно усиливался, набираясь какой-то сердитой и упрямой мощи. Теперь он урчал по-разному, то натужно, с усилием, прерывисто, то свободно и ровно. Трактор трудился, и ему приходилось порой нелегко.
Виталий сразу узнал одинокую стройную березку возле дороги. В этом месте он свернул и углубился в лесок. Все это время он думал о том, как же встретиться, как повести разговор с этим неведомым Лешкой. Он вот продолжает работать, он не побежал относить тот сверток. Почему? Выходит, дело не срочное. Или встреча с Генкой назначена на какой-то час, который еще не настал?
Встреча с Генкой должна состояться и у Виталия, непременно должна, раз подвалил такой случай. Жаль, конечно, что нет времени навести необходимые справки о нем, нет времени подготовиться к встрече. Справку, кстати, можно было бы теперь получить почти мгновенно, зная настоящую фамилию. У этого Генки, конечно, должна быть судимость, возможно, и не одна. Это Виталий чувствовал по многим признакам. Да, за Генкой Завальниным должен быть длинный «хвост». Это не щенок вроде Серкова, как тот ни нагл, ни отчаян, Завальнин волк матерый, его ни на минуту нельзя оставить на свободе. Он пойдет на все, и на новое убийство, тоже, если почует опасность, реальную опасность. Сейчас он ее не чует. И этим надо воспользоваться. А привести к нему может этот Лешка, если, конечно, Виталий правильно себя поведет. Но как именно себя вести, невозможно решить заранее, надо посмотреть на этого Лешку и постараться мгновенно разобраться в нем. Ошибки тут быть не должно. И потому надо прежде всего унять волнение.
Наверное, не всякий на месте Лосева решился бы в таких условиях на это сложное задержание. И дело было не только в возможной опасности, хотя и об этом забывать было нельзя. Противник был серьезный, Виталий его знал. Но главное заключалось в риске сорвать эту неподготовленную, не спланированную заранее операцию и упустить Завальнина. Тогда уже снова выйти на его след будет куда труднее. Страшно было подумать даже, что мог натворить этот бандит, почувствовав реальную опасность. Виталий понимал, какая ответственность лежит сейчас на нем, и это мешало сосредоточиться, мешало соображать. И все-таки надо было сейчас, немедленно придумать что-то.
Виталий вышел из леска и теперь стоял на краю вспаханного поля. В стороне с урчанием возился трактор, зарываясь, казалось, чуть не наполовину в землю, как рассерженный навозный жук. Виталий неторопливо, скользя по комьям вывороченной жирной земли, направился в его сторону, то и дело оступаясь и взмахивая руками. Тракторист сразу же заметил его и остановил машину, звук мотора стал сразу ровным и легким.
Когда Виталий подошел, тракторист приоткрыл дверцу кабины и вопросительно, настороженно посмотрел на него. Это был здоровенный парень в грязной рубахе, расстегнутой на мощной груди, но широкое лицо его было испитым и отечным, с приплюснутым, как у боксера, носом и узкими недобрыми глазами.
— Тебе чего? — спросил он.
— Ты, что ли, Лешка? — досадливо спросил в свою очередь Лосев.
— Ну я, допустим.
— Да Ларка послала, понимаешь. Кое-чего Генке передать надо.
— Уже передала.
— Не. Кое-чего от своего драгоценного пять минут назад узнала. И еще… От меня тоже. Только что прибухал сюда.
— А ты кто такой? — Лешка подозрительно посмотрел на Лосева.
— Я? Тебе не все равно? Ну, Длинный. Лешка недобро усмехнулся.
— Это я и сам вижу, что длинный. Ты давай не темни.
— А я тебя не знаю, ты меня не знаешь, понял, сявка? — грубо ответил Лосев. — Мне Генка нужен. Так что отведи. За нами не пропадет. Сам знаешь, паленым вокруг него пахнет, вот-вот сгорит. И вокруг мусор.
- Это точно, — неохотно согласился Лешка. — Всюду.
«Его надо чем-то сильно заинтересовать или запугать, — подумал Лосев. — Чтобы сам меня к Генке поволок». И все никак не мог придумать что-то подходящее.
— Выходит, услужить нам не хочешь? — с угрозой заключил он. — И монеты тебе не требуются, так я понимаю?
— За Генкой никогда не заржавеет, — убежденно проворчал Лешка.
Было видно, что подозрения не покинули его и никуда идти он не собирался.
— Это точно, не заржавеет, — согласился Виталий. — Особенно если я его упредить успею. Ему отсюда немедля надо топать, — он посмотрел на часы, потом перевел взгляд на Лешку и недобро усмехнулся. — Да и ты сам, между прочим…
Лосев все еще нащупывал какие-то дорожки к этому парню.
— Чего я-то? — лениво и снисходительно осведомился Лешка.
— Почище станешь. А то всякие разговоры, понимаешь, идут, — Виталий кивнул в сторону поселка, заодно быстро оглядев недалекую и пустую опушку леса. — Сильно ты себя подводишь.
Голос его стал вдруг уверенным и напористым.
— Это как? — слегка смешавшись, спросил Лешка.
— Увидишь. Все при Генке скажу. Но ты учти, тебя уже давно как Генкиного дружка знают. А за ним, между прочим, мокрое дело. Сечешь?
— Я-то тут при чем? — Лешка терялся все больше, и чувствовалось, как медленно закрадывался в него страх.
— Эх, темнота, — сочувственно вздохнул Виталий. — Ничего не сечешь. Ну ты хоть от этого быстрей избавляйся, — он кивнул на кабину, где лежал принесенный Ларисой сверток. — Мой тебе совет, фрайерок. Отходи в сторону. Это до твоей башки доходит или тоже нет?
— Ну, — тупо откликнулся Лешка.
— Ну и вот. Что глядишь-то? Между прочим, маятник качается и стрелочки бегут. Так что давай быстро ножками топай. А то мне в Москву пора мотать. А Генке — к чертовой матери.
Лешка явно был сбит с толку и ничего не мог сообразить, такое количество непонятной, но явно опасной информации обрушил на него этот незнакомый длинный парень. Одно было Лешке ясно: надо действовать, немедля, а как, пусть решает сам Генка. И он, растерянно забегав глазами, нерешительно сказал:
— Ладно. Потопали…
Он повернулся к трактору и, пошарив в кабине, достал довольно большой сверток, обернутый в чистую тряпку. Виталий заметил с одной стороны пуговицы и петли и догадался: наволочка. И в тот же миг он заметил какую-то тень на опушке леса. Впрочем, это могло и показаться.
Через минуту Виталий уже шагал по полю вслед за Лешкой к видневшемуся вдали длинному, без окон, старому бревенчатому сараю. Кивнув на него, Виталий спросил:
— Чего там?
— А! — махнул рукой Лешка. — Мастерские были. Теперь вроде склад.
Виталий недовольным тоном осведомился:
— Народу много?
— Да никого там нет. Разбирать скоро будут. Они торопливо шли по свежевспаханному полю, скользя и перепрыгивая через глубокие борозды. Виталий, на секунду задержавшись, аккуратно подвернул светлые щегольские брюки и, вздохнув, посмотрел на безнадежно перепачканные ботинки. Лешка, оглянувшись, усмехнулся. Но Виталий, вздыхая, успел бросить быстрый взгляд назад, где на опушке леса мелькнула чья-то тень. Сейчас он заметил ее уже возле трактора. «Валька», — подумал Виталий обрадованно, хотя что-то в этой неясной фигуре показалось ему странным. Но всматриваться времени не было.
Виталий торопливо догнал Лешку, и они зашагали рядом. Подойдя к длинному, потемневшему от времени сараю, Лешка настороженно осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, трижды ударил какой-то тяжелой железкой по стене. Из сарая ему ответили. Тогда Лешка уверенно обогнул сарай и, снова оглядевшись, приблизился к узкой, совсем незаметной дверце возле широких ворот, запертых на большой висячий замок. Лешка подергал дверь, дождался, пока щелкнет изнутри замок, и бросил Виталию:
— Обожди.
И тут же ловко, несмотря на корявую и могучую свою фигуру, юркнул в сарай.
Виталий отошел в сторону и прижался к стене, чтобы ни через какую щель его нельзя было увидеть. Ведь Завальнин немедленно узнает его, и тогда трудно даже предположить, чем все может кончиться. Тут нужна была внезапность.
Прошло несколько томительных минут, из сарая не доносилось ни звука.
И вот наконец снова щелкнул замок и дверца отворилась. Из нее выбрался Лешка, уже без свертка. На широкой его физиономии играла недобрая ухмылка.
— Заходи, — процедил он, отступая в сторону.
— Пусть сам выйдет, — резко ответил Виталий, не отрываясь от стены. — Почем я знаю, кто там. — И окликнул негромко и грубо, чуть меняя тон: — Эй, вылезай, барсук! Дело есть! Чего дрейфишь?
— Ха! Это я-то? — раздалось из сарая.
И, придерживая дверцу, мигая и щурясь от яркого света после темноты, из сарая вылез здоровенный, загорелый, очень знакомый Виталию Генка, он же мнимый Олег Журавский.
— В тот же миг Виталий, ногой с треском ударил дверцу, она захлопнулась, и щелкнул замок. А Виталий, отскочив в сторону, выхватил из кобуры под мышкой пистолет.
— Стоять! — грозно крикнул он. — Руки! Руки за голову! Живо! Стреляю без предупреждения! Ну!..
Оба парня ошеломленно вскинули руки на затылок под мертвящим дулом пистолета. Генка, криво ухмыльнувшись, процедил:
— Права не имеешь без предупреждения.
— Ах, так?
И Виталий внезапно выстрелил. Пуля впилась в стену сарая рядом с тем местом, где стоял Завальнин, и тот, вздрогнув, невольно побледнел.
— Все теперь, — сказал Виталий напряженно. — Следующая твоя, учти, Завальнин. Руки! — снова крикнул он, заметив движение Лешки, и предупредил: — На тебя, Лешка, тут тоже хватит. Считай, что и тебя я уже тоже предупредил. А теперь пошли вперед, через поле, к трактору. Нас там ждут.
Они все трое медленно обогнули сарай, впереди Завальнин и Лешка с закинутыми за голову руками, потом напряженный, не спускавший с них глаз Виталий.
Ситуация была очень рискованной и зыбкой. Все держалось на ниточке. Виталий понимал: Завальнин так просто не смирится с задержанием. И все-таки он не уловил тот момент.
Когда они подошли к кромке поля, Завальнин неожиданно упал, броском назад, прямо на Виталия и успел схватить его за ногу. Виталий, не удержавшись, перелетел через него, и тот же миг откуда-то сзади загремел выстрел. Завальнин, вскрикнув, волчком завертелся на земле. А Виталий, приподнявшись, увидел возле сарая Лену. В стороне, оцепенев от страха и без кровинки в лице, стоял Лешка, судорожно вытянув руки вверх, чтобы заметнее было, как он безоговорочно сдается.
— У Лены дрожали от волнения губы, и она непослушной рукой откинула с потного лба волосы. В другой руке у нее был пистолет.
— Ленка, ты? — удивленно и благодарно спросил Виталий, поднимаясь. — А где же Денисов?
— Не нашла. Торопилась. Я… я боялась…
— Та-ак. Ну, успокойся. Посмотрим, куда ты его саданула.
Виталий подошел к притихшему Завальнину. Тот лежал скрючившись, с закрытыми глазами и стонал.
Но когда Виталий нагнулся над ним, он внезапно схватил его за пиджак и рывком повалил на себя, стараясь вцепиться зубами в горло. В тот же момент Виталий услышал громкий, срывающийся голос Лены:
— Стоять!
Это, видно, сделал какое-то движение Лешка.
Виталий с трудом оторвал от себя руки Завальнина, сильные волосатые руки, которые он хорошо помнил. Одну из них он тут же заломил за спину, применив болевой прием. Завальнин заорал так, что казалось, услышит весь недалекий поселок.
И в тот же момент из леса выскочили два человека и остановились, оглядываясь по сторонам. Виталий узнал их и, снова вскинув в руке пистолет, выстрелил в воздух. Сил кричать уже не было. Тут же люди побежали к ним через поле. Это были Валя Денисов и шофер их машины Володя.
Завальнина осмотрели. Пуля прошла через голень, видимо, задев кость. Идти он не мог. Из сарая вытащили какие-то доски, жерди, обрывки веревок и соорудили носилки. Одновременно обыскали сарай. В этой темной, холодной норе Завальнин, видно, провел не один день. Среди объедков пищи, пустых бутылок, каких-то рваных тряпок и одеял обнаружили охотничье ружье с обрезанным стволом и запас самодельных патронов. Там же, под тряпьем, оказался и новенький «дипломат». В нем лежали пачки денег, каждая была перехвачена резинкой, два чужих паспорта, один на имя Журавского, и завернутое в чистую тряпочку кольцо, то самое, которое видел Виталий у Завальнина в Крыму и которое принадлежало покойному Лямкину. И еще нашли сверток, присланный Ларисой. В нем был новый коричневый костюм, брюки и пиджак, пестрый заграничный джемпер, две рубашки, галстук, белье. Между рубашками, отглаженными и аккуратно сложенными, оказалась записка. «Миленький мой, — писала Лариса, — скорей уезжай и дай знать. Я к тебе приеду хоть на край света. Вот только выпотрошу этого старого гуся, как ты велел. Всех ненавижу, а тебя обожаю, мой дикий зверюга. Твоя».
— Смотри-ка, ишь как учуяли друг друга! — усмехнулся Виталий и передал записку Денисову.
Вскоре все двинулись через поле к дороге, где ждала машина.
В конце дня у Цветкова состоялось совещание. Виктор Анатольевич, протирая очки и близоруко щурясь, сказал:
Дело по убийству Лямкина можно считать раскрытым. Хотя следствию еще немало придется потрудиться. И между прочим, снять кое-какие вопросы.
Тут Валя Денисов негромко сказал:
— Инициалы в записке Лямкина я установил, Виктор Анатольевич. «3.» — это Завальнин, ему причиталось получить десять с половиной тысяч. Но он ухватил почти сто тысяч. Их Лямкин должен был отдать председателю правления, Дворскому. Это его инициалы «А. И.», Арнольд Иванович.
— А что, Откаленко не звонил, Федор Кузьмич? — спросил Лосев.
— Звонил, — кивнул Цветков. — Тоже поработал. Нашел портфель Лямкина. Тот самый, который был при нем в ночь убийства. Там тоже деньги. А еще всякие ведомости по уплате какого-то спецвзноса, расписки, записки. Словом, подпольная бухгалтерия.
— О-о, это дороже всяких денег, — произнес Лосев с какими-то даже уважительными интонациями. — Вот Завальнин их подальше и увез. Не иначе как собирался всю эту шайку шантажировать. Ох и потянул бы из них!..
— Пусть спасибо скажут, — хохотнул Петя Шухмин.
— Ну, словом, так, — вздохнув, произнес Цветков. — Дело по убийству мы передаем следователю. Розыск закончен, первоначальный материал собран. Так, полагаю? — Он посмотрел на Виктора Анатольевича.
— Так-так, я же сказал, — кивнул тот. — А вот новое дело, на которое это убийство вывело, только начинается. Но уже по другой линии. У ваших коллег. Новая, понимаете, криминогенная область возникла, раньше не знали.
— Здесь прежде всего порядок наводить надо, — заметил Лосев. — Принимать экономические меры, новые законодательные акты. В эти товарищества втягиваются действительно миллионы людей. Социальное явление, можно сказать.
— Да, порядок наводить надо, — кивнул Цветков. — А то вон ведь что получается.