Первые полчаса мы прошагали в хорошем темпе. Под ногами укатанная щебёночная дорога. Обычный провинциальный просёлок, забытый Богом и уездными властями. Попадаются ямы, рытвины, местами колея продавлена так, что легковушка брюхо обдерёт. Не видно чтоб местные власти уделяли должное внимание ремонту. Однако и машин здесь мало ездит. Мы ни одной не встретили. Даже валяющиеся в кювете и на обочинах старые покрышки вросли в грунт, их затянуло травой.
Забеспокоился Максим. Полчаса нашим шагом это больше трех километров, а дороге конца и края не видно, даже указателей и знаков нет. Мы давно должны были дойти до села. И у меня, и у Максима оно рядом с лагерем. Нет. Нет его. Даже намёков на близость жилья нет.
Местность не совсем уж пустынная, следы человеческой деятельности встречаются. От просёлка в лес и луга убегают грунтовки. Земля на дорогах плотная, укатанная до твёрдости камня. Видно, дождя здесь давно не было. Вечный спутник цивилизации — мусор. Уже в двухстах метрах от съезда к лагерю замечаю в придорожной траве характерный блеск. Пустая бутылка. Мы люди не брезгливые, бутылку подобрали, осмотрели и даже понюхали. Этикетка яркая, не выцветшая, видно, бутылку выбросили недавно. Текст гласил, что это «Лимонад «Буратино», то же самое подтверждала картинка с деревянным человечком. Меня удивила отпечатанная на наклейке цена — пятнадцать копеек.
Под откосом близ дороги встретился родник. Вода льется из вбитой в глинистый обрыв трубы. К водопою ведёт тропинка. Всё сравнительно чисто, но не обихожено. Бросается в глаза флёр заброшенности. Примитивная наброска из камней, обломанные кусты, ни тебе ни скамейки, ни заборчика, ни знака, чтоб с дороги было видно. Ручеёк сбегает в низину под дорожной насыпью, где собралось небольшое болотце. Дальше вода уходит в сток под дорогой.
— Как думаешь, здесь принято брать попутчиков?
— Не у той спрашиваешь. Увидим машину, проверим.
— Я пытался выяснить у местных — уточняет Максим. По его лицу видно, результат не обнадёживающий.
Сама убедилась, скауты с удовольствием болтают о жизни за пределами лагеря, вспоминают школы, разные события из той жизни, делятся впечатлениями, но как-то образно, без конкретики. Спрашиваешь: на какой улице школа, на каком автобусе лучше добираться до кружков или парка, в ответ тишина, ступор.
Становится жарковато. Снимаю штормовку и повязываю на пояс. Максим давно расстегнул свою парусиновую куртку. Выглядит он как студент на прогулке: руки в карманах, в зубах травинка, ворот рубашки расстёгнут. Походка лёгкая, расхлябанная.
— Села то и не видно. Как думаешь, идём до упора?
— Не знаю, ты же предложил прогулку по окрестностям.
— Давай, ещё час прямо, потом свернём на грунтовку — предлагает Максим.
— Грунтовку на карте видел? — сама ничего предложить не могу. Даже не догадалась ещё в городе посмотреть, что там рядом с «Дальними огнями» расположилось. Кто ж знал, что всё так выйдет?!
— Здесь на карте было много дорог. Все не помню. Выберем ту, которая больше понравится. Лена, у тебя шестое чувство развито?
— Карты с закрытыми глазами не угадываю.
— Жаль. Мне тоже не приходилось срывать джек-пот.
Мы проходим под линией электропередач. Ещё одно напоминание о цивилизации. Не совсем дикие места. В моем родном мире давно бы встретили жилье и людей, если не деревню, а они все у дорог, так крестьянскую усадьбу на выселках или какое хозяйство. Местное безлюдье нервирует. Появляется ощущение, все спрятались и смеются над нами из укрытий.
Макс осторожно делится впечатлением, а не ходим ли мы по кругу? Следующую четверть часа мы опровергаем эту теорию практикой. Пейзажи не повторяются. Внимательно смотрим по сторонам, запоминаем все изгибы дороги, окрестные виды. Хотя, этот спуск кажется знакомым. Нет, ерунда, вон впереди на опушке дерево с обгорелой сухой верхушкой. Мимо него мы точно не проходили.
Ну, когда же, селение? Это уже раззадоривает. Не люблю отступать. Пожалуй, на чистом упрямстве буду идти до полудня. Переждём солнцепёк в тени, и снова в дорогу. Возвращаться в лагерь не хочу.
Всему виной Даша. Не знаю, что делать с ней и моими чувствами. Нет, отношения постепенно налаживаются. Она уже не стесняется, вижу, уже готова открыться. Ещё немного, день два, и все преграды между нами рухнут. Может быть. Вчера она опять меня отстранила, мягко и настойчиво. Опять ни да, ни нет.
А что делать дальше? Тот вопрос, на который нет ответа. Дальше тупик. Я слишком люблю ее, чтоб позволить себе переступить грань допустимого. Лучше самой оттолкнуть, чем тянуть за собой в трясину порока. Да, это лечится, но лучше не переступать грань. Еще день другой и придется решать. Дальше так нельзя.
— Нет!
— Лена? — Максим резко поворачивается, его глаза прищурены, взгляд скачет в поисках опасности.
Стискиваю кулаки. Не заметила, как выкрикнула вслух.
— Ничего. Показалось. Извини.
Иду по дороге, чтоб не видеть его лица. Не могу так. Я люблю Дашу. Люблю и не могу без нее. Не знаю, что делать. Вижу, она сама мечется между мной и Димой, не может выбрать. Вечерами мы обнимаемся и целуемся. А потом она встречает Диму…. Да, я видела Дашины глаза, когда она смотрит ему вслед.
Она не может выбрать. А значит, выбирать буду я. Что ж, выбираю для нее Диму. Сама же уйду в сторону. Это больно, но это лучший вариант. Не хочу ранить Дашу. Не хочу причинять ей страдания. Лучше уйти за горизонт и не возвращаться в этот проклятый скаутский лагерь с декорациями из красного синтетического шелка. Я молодая и сильная, рядом Максим. Выживем и прорвёмся даже через ад.
Иду быстро, чтоб Максим не догнал и не видел мое лицо. На глазах предательские слезы. Не хочу, чтоб молодой человек их видел.
— Лена, пить будешь?
— Давай.
Принимаю фляжку, отпиваю глоток. И тут замечаю внимательный взгляд мальчика.
— Ты вчера была другой.
— И что? Тебе что-то не нравится?
— Не нравится. Ты вчера была другой, ты была живой, настоящей, непосредственной, держала нос поверху.
— Я тебя не заставляю идти за мной. Если что-то не нравится, всегда можешь вернуться — смотрю ему прямо в глаза. Внутри кипит ярость. Не его собачье дело, что у меня в душе!
— Извини.
Максим пожимает плечами и поворачивается, чтоб уйти. Так быстро? Не ожидала, честно говоря. Он казался прочнее и настойчивее. Злость, ярость, желание влепить ему с разворота в самоуверенную рожу как-то испаряются.
— Лена, давай спокойно поговорим.
— О чём? — всё ещё прихожу в себя.
— О жизни.
— О погоде, о птичках, о музыке, о чувствах — продолжаю язвительным тоном. — Тогда расскажи, как так господин, состоявшийся в жизни, далеко не молодой стыдливо отводит глазки, когда его спрашивают о семье и детях?
— Ты действительно хочешь это знать?