- Между прочим, вы совершенно правы. Да, господин Диль, я действительно работал в органах юстиции при гитлеровцах, и даже то, что вы карали, а я пытался защищать, - даже это не успокаивает мою совесть: ведь я работал у гитлеровцев, господин Диль.
- Редактор Ленц, я допросил ваших свидетелей. Они дали вполне убедительные показания. Прежде чем мы приступим к следственному эксперименту, я бы хотел вернуться к вопросу о публикации в вашей газете интервью с болгарином.
- Теперь, когда, кажется, все становится на свои места и все поняли, что я пал жертвой провокации, я вам отвечу. После того как помощник Люса прокрутил мне материал и я уплатил ему деньги, он передал мне интервью с болгарином.
- И фотографию Кочева он тоже передал вам?
- Да.
- Как вы объясните тот факт, что он вам дал фотографию не из отснятого Люсом материала, а с паспорта Кочева?
- Вы убеждены, что мы напечатали фото Кочева с его паспорта?
- Так утверждают болгары.
- Я не могу, конечно, опротестовывать заявление болгар... Они это официально утверждают?
- Вполне.
- Естественно, я не могу их опротестовывать... Вероятно, вызвав на допрос помощника Люса, вы сможете задать ему этот вопрос и потребовать мотивированного ответа.
- Вы правы. Прошу вас ответить мне: согласны ли вы встретиться с помощником Люса?
- Конечно.
- Тогда я попрошу вас пройти в соседний кабинет.
Они перешли в большой зал, где была собрана вся группа Люса: ассистенты, помощники, звукооператор со своей командой, помощники продюсера, шоферы, обслуживавшие <лихтвагены> и <тонвагены>, привлеченные статисты. Сам Люс сидел поодаль, на отдельном стуле, а за ним стоял полицейский.
- Пожалуйста, укажите мне, господин Ленц, человека, передавшего вам за тысячу марок материал, отснятый Люсом.
Ленц попросил:
- Включите, если можно, верхний свет, тут довольно темно.
Берг неторопливо подошел к двери и повернул выключатель, Дрогнув голубым, беззащитным поначалу светом, мертвенно засветились большие плафоны.
<Почему этот покойницкий свет называют дневным? - подумал Берг. Какая глупость! Это все реклама...>
- Так лучше? - спросил он Ленца.
- Да, благодарю вас.
Ленц дважды очень внимательно оглядел собравшихся здесь людей и сказал:
- Простите, господин прокурор, но здесь того человека нет.
- Продюсер Шварцман, - обратился прокурор к маленькому человеку, то и дело утиравшему со лба пот, - кто из вашей группы не явился?
- Здесь все наши люди. Все, без исключения. Даже те, кого мы привлекали на суточные договоры.
Прокурор обернулся к Ленцу и вопросительно посмотрел на него.
- Нет, - повторил Ленц, - здесь нет человека, назвавшего себя помощником режиссера Люса.
- Вы не звонили Люсу после того, как его помощник продал вам материал?
- Зачем?
- Ну, для проверки, страховки, что ли...
- Страховкой занимаются банки, господин прокурор, мое дело - газета.
- А если, как это сейчас выясняется, у вас был проходимец, провокатор?
- Я могу только сожалеть об этом... Я хочу принести свои извинения режиссеру Люсу и посоветовать его продюсеру тщательнее хранить отснятый материал... Мы, газетчики, умеем хранить наши тайны.
- Продюсер Шварцман, кто у вас имеет доступ к отснятому материалу?
- Я хочу ответить редактору Ленцу, - сказал продюсер, - мы тоже умеем хранить наши тайны. Вы воспользовались краденым товаром, Ленц... Вы поступили как перекупщик краденого... Отснятый материал хранится в нашем сейфе, и доступ к этому материалу имеем только я и режиссер Люс. - Он достал из кармана ключ и показал его прокурору. - Вот этот ключ, и еще один такой сделан для Люса. И все. Больше никто не мог получить материал, кроме нас! Никакой мифический помощник не мог получить этого материала.
- Значит, вы хотите сказать, - спросил Берг, - что лишь вы и Люс могли продать материал Ленцу?
- Да. Пусть он обвинит в этом нас, а не мифического помощника. Пусть он обвинит в этом меня. Я посмотрю, что из этого получится!
- Я должен защитить редактора Ленца, - откровенно зевнув, сказал Берг, - извините, господа, я сегодня почти не спал. Мы проводили экспертизу в ателье... Вот заключение экспертов, - он протянул листки бумаги Шварцману, - здесь акт обследования вашего сейфа. Он был вскрыт, ваш сейф. Он был вскрыт дважды. Один раз, вероятно, когда брали материал Люса для копировки, а второй раз, когда этот материал положили обратно. К сожалению, нам не удалось узнать, когда это случилось. Экспертиза, которую я проверил с пленкой, дала мне, правда, несколько иные данные... Но сейчас не время об этом...
- Какие-то провокаторы, - воскликнул Ленц, - хотят сталкивать лбами немцев, придерживающихся разных политических взглядов! Мой дорогой Люс, я прошу у вас прощения! Я готов понести ответственность за излишнюю доверчивость! Это для меня хороший урок на будущее... Страшно, конечно, в каждом видеть провокатора или врага, но если нас...
- Хорошо, - перебил его Берг, - это все для прессы, господин Ленц. Вы свободны.
Через два часа после того как Берг закончил эту комедию, он получил сообщение: Кочев запросил политическое убежище в Южно-Африканской Республике. В пространной статье, опубликованной в Иоганнесбурге, он писал: <Моя мать поймет меня и простит. Мои друзья, которые ведут в Софии, Праге, Будапеште, Белграде и Москве неравный, но благородный бой с тиранией, простят меня и поймут. Я знал, что КГБ повсюду имеет свою агентуру и они легко могли похитить меня из Западного Берлина, - именно поэтому я запросил убежища здесь, в ЮАР. Я не буду вести никакой борьбы против режима. Пока что я буду отдыхать и думать, как мне найти самого себя в свободном мире. О том, к какому решению я приду, я сообщу через печать>.
СХВАТКА
_____________________________________________________________________
1
Кройцман прибыл в Гамбург поздним вечером. Сразу же с вокзала он поехал в дом к адвокату Енеке, который обычно по пятницам собирал у себя близких друзей на <сеансы продления молодости>. Приезжали выпускники Боннского университета: <студенты> располагались в баре, а жены студентов, одна из которых, фрау Никельбаум, уже успела стать бабушкой в свои сорок лет, болтали наверху, в холле, где им были приготовлены кофе и мороженое.
Кройцман приехал к своему университетскому приятелю именно сегодня отнюдь не потому, что тот приглашал его к себе уже два года кряду.
- Зазнался, бурш, - говорил Енеке своим низким рокочущим басом по телефону, - это поразительно, как меняются люди, став членами кабинета министров! Кройцман, я презираю тебя! Более того, я тебя ненавижу! Если ты не приедешь ко мне на уик-энд, я обвиню тебя через прессу в высокомерии и зазнайстве!
- Хорошо, - ответил Кройцман, - я буду у тебя вечером. Краузе сегодня у тебя?