(<Если я сделаю этот фильм, я принесу больше пользы детям, чем когда она возит их на пляжи... Это заставит их определить позицию в жизни - с кем они? Детям не будет стыдно за меня... Это ужасно, когда детям стыдно за родителей... Сын Франца смеется над отцом в открытую: <Наш лакей пишет очередной трактат о пользе виселиц в борьбе с коммунизмом>. Так и говорит. Но при этом покупает машины и девок на деньги отца. И ни во что не верит. И о стране говорит <загаженная конюшня>. Я бы застрелил такого сына... А Франц только смущенно улыбается и продолжает писать свои лакейские трактаты...>)
- Хватит, Нора. Это нечестно... Я ведь не устраиваю слежку за тобой... А мог бы... И я все знаю про этот самый порошок в нашей спальне... Хватит...
Потом были слезы; она говорила, что надо забыть <все гадости и глупости прошлого>. А он повторял только одну фразу: <Нора, все кончено>.
Втайне - сейчас в самолете он признался себе в этом - он надеялся, что все еще может наладиться. Но он повторял свое <Нора, все кончено>, потому что он и верил и не верил ее обещаниям <начать все наново - без идиотских сцен>. Она снова начала плакать, а потом, зло прищурившись, сказала ему: <Ты женился на мне из-за наследства...> Тогда он повернулся и вышел. Она закричала вдогонку: <Люс! Фердинанд! Фред! Вернись! Иначе будет плохо! Вернись!> Раньше это действовало - <сумасшедшая баба, повесится в туалете>, - и он возвращался. Сейчас, перепрыгивая через три ступеньки, он бежал вниз, словно за ним гнались, и в ушах звучало: <Ты женился на мне из-за наследства, а когда я сказала тебе, что отец ничего мне не оставил, ты пришел с разводом!>
Руки перестали дрожать, телу стало тепло, а ноги сделались горячими все те шесть часов, что он добирался до римского аэропорта и ждал самолета, пальцы ног были ледяными, бесчувственными. Только сейчас, когда самолет перевалил Гималаи и он крепко выпил, многочасовое ощущение холода оставило Люса.
<Из моих восьми картин, - подумал он, снова прикладываясь к бутылке, - пять я сработал для того, чтобы Нора не чувствовала разницы между домом ее родителей и моим домом... Я смущался своей бедности и старался выполнить ее желания еще до того, как она их загадывала... Она забыла, что ее папа получал ежемесячно деньги от армии, а мне надо было каждый раз срывать с себя кожу и прикасаться обнаженными нервами к току высокой частоты - только тогда срабатывает искусство. Я шел на компромисс с собой ради нее. Я прикасался к току, и мне было больно, но я вместо правды делал сладкий суррогат, чтобы она с детьми ездила к морю. Я продал себя раз пять. А ведь я держал в руках правду... Все, хватит. Горе не беспредельно. Только счастье не имеет пределов... Что же, - грустно улыбнулся Люс, назову эту, если получится, просто <4>. Без <1/2> - я никогда не работал с соавторами. Господи, никогда мне не было так пусто, как сейчас. Раньше я думал не о себе, а о том, что будет с Норой и детьми, если меня не станет. Почему я должен всегда думать об этом? Нет, Люс, эту картину ты будешь делать, не думая о том, что будет с ними... Ты будешь делать ее только для того, чтобы подраться насмерть с теми наци, которые вновь хотят править страной! Предать себя можно не только в городе, под пыткой, но и в любви, а это самое страшное предательство, потому что здесь все зависит от самого себя, Люс... Или не Люс... Какая разница - что я, один такой на свете?>
<В день своего приезда Л. посетил директора античного музея Ваггера и остановился у него на ночь. Ваггер эмигрировал из Германии в 1933 году. По убеждениям близок к левому крылу социал-демократии, постоянно переписывается с прокурором Бергом. Наутро вместе с Джейн Востборн, работающей в музее в качестве реставратора (жена начальника отдела американской контрразведки в консульстве, англичанка, рождена в Лондоне в 1935 году, в Штатах жить отказалась), Ваггер и Л. посетили редакции газет, освещавших переговоры и визит в Гонконг и Пекин г-на Д. После этого они отправились в кабаре, где выступал <мюзикл Шинагава>, и опросили всех, кто знал об отношениях Исии и Д. Ряд проведенных мероприятий по прослушиванию дает все возможности предполагать выход Л. на узловые, многое объясняющие моменты, связанные с визитом Д. в Кантон и Синьцзянь. Предполагается, во-первых...>
В этом месте глава концерна <Чайна бэнкинг корпорейшн> мистер Лим отложил документ, напечатанный на тоненькой голубоватой рисовой бумаге на такой бумаге в двух экземплярах печатались совершенно секретные материалы концерна. Один экземпляр уничтожался сразу же после того, как его просматривал мистер Лим, а второй с нарочным переправляли на материк.
- Что вы собираетесь делать <во-первых>, меня не интересует, - сказал Лим помощнику по вопросам общей стратегии, - это прерогатива службы безопасности. Но то, что он ходит вокруг узловых вопросов, конечно, не может нас очень-то уж радовать. Подумайте, как поступить, - я в этих делах не советчик...
2
Помощник по вопросам общей стратегии вызвал шефа службы безопасности концерна и раздраженно сказал:
- Мистер Лао, пожалуйста, не просите меня впредь знакомить босса с вашими материалами. В конце концов, это ваша прерогатива - безопасность концерна. Если вы считаете необходимым поставить в известность мистера Лима о чем-то своем, запишитесь к нему на прием, в этом я смогу оказать вам содействие.
Лао ехал в своем громадном <додже> и мысленно чертыхался, разглядывая затылок шофера. Затылок был коротко подстрижен, и на нем ясно видны темно-коричневые родимые пятна. Пятна были странной формы. Если смотреть на них сощурившись, они напоминали контуры Латинской Америки.
<Сволочи, - думал мистер Лао, - они все хотят делать моими руками, чтобы в случае провала оставить меня один на один с законом. Они теперь вроде бы вообще ничего не знали про Люса, один я знаю про него все! Очень меня интересует этот выродок! Если мы делаем одно дело, так всем за него и надо отвечать. Лучший образчик иерархической бюрократии: <Я не хочу знать ничего о ваших методах, меня интересуют вопросы общей стратегии!>
Мистер Лао закурил и с отвращением посмотрел на себя в зеркальце шофера.
<Я тоже хорош, - подумал он, поняв, отчего смотрел на себя с отвращением. - Я боюсь замахиваться на мистера Лима даже в мыслях и топчу лишь моего непосредственного руководителя. Важно сейчас держать себя в руках и не походить на них в том разговоре, который предстоит провести с Хоа>.
- Вы убеждены, что он пойдет с вами?
- Да, мистер Лао.
- Почему вы так убеждены в этом?
- Потому что он европеец... Они все доверчивы, как неразумные дети, мистер Лао.
- Это неверно. Они далеко не так доверчивы, как вам кажется. И потом, он не европеец...
- Он белый, мистер Лао.
- Он не европеец, - раздраженно повторил Лао, - он немец.
- Я имел дело с немцами. Они отличаются от европейцев лишь одним они умеют пить. Англичане сразу же заливают в себя тонну пива, делаются откровенными хамами и унижают нас; американцы бьют по плечу и обнимаются; французы предлагают вступить в противоестественную связь, а немцы пьют и пьют, а потом шагают смотреть злачные места.
- Где вы закончите с ним вечер?
Хоа позволил себе поправить мистера Лао:
- Ночь. Я закончу с ним ночь. За Даблексроуд есть интересный дом, где собираются матросы, сделавшие своей профессией гомосексуализм. Они были у врачей, и те ввели им в мышцы груди стеарин, и теперь они похожи на громадных женщин. Они очень нежные и, перед тем как отдаться клиенту, рассказывают о своих плаваниях в дальние страны.
- Разве он гомосексуалист?
- Нет. Но я рассказал ему, что знаю место, где он может наглядно познакомиться с уродством колониального империализма. <Такого, - сказал я ему, - вы не найдете в Европе. Только в Сингапуре или в Макао, но в Макао это опаснее, потому что там португальские колониальные власти боятся заходить в злачные районы, а в Сингапуре много полиции... только у нас на острове вы увидите этот ужас воочию и без риска для жизни...>
- Я не хочу, чтобы у нас были неприятности с полицией, Хоа.
- Я тоже не хочу неприятностей с полицией, мистер Лао. Во двор сможет въехать автофургон. Я подам его задом, а там очень узкий дворик. И поеду на свой сампан. Один. И выйду в море - тоже один.
- А если он уже сказал своим знакомым, что именно вы пригласили его на Даблексроуд?
- Ну и что? Матросы подтвердят, что я привел его туда, а шофер такси, который будет мною заарендован на эту ночь, подтвердит, что мы вместе пришли. Но он скажет, что я вышел оттуда через пять минут один, и это будет правда. Он отвезет меня домой, этот шофер. А потом я вернусь на Даблексроуд, но уже на своем фургоне. Я заеду во двор - я же говорил вам, что там узенький темный двор. Я скажу ему, что пора в отель, и поведу по черной лестнице к фургону. Он - первым, а я - вторым. Закричать он не успеет, ибо, когда шило пробивает сердце, наступает мгновенный паралич дыхательного аппарата.
- Значит, когда вы будете подниматься за ним по черной лестнице, вас увидят?
- О нет, мистер Лао. Я пошлю за ним Чжу.
- Кто это?
- Он работает по двору... Я плачу ему деньги. Это мой человек. Он войдет в заведение, а не я. Я буду ждать Люса на втором этаже и скажу, что сегодня возможен налет полиции и лучше отсюда уйти. Люс говорил мне, что ему не нужны скандалы. Помните, когда я предложил Люсу запросить полицию что за драка была с американцами у мистера Дорнброка, он не захотел обратиться в официальные инстанции...
- Этот Чжу проверен вами достаточно хорошо?
- Да.
- Вы проверяли его родных, знакомых?
- Да. Я это делал в течение трех лет. Я давно присматривался к Даблексроуд, и Чжу, занимающийся двором, привлек меня прежде всего. Там очень темный маленький дворик...
- А когда Чжу увидит, как вы закончите это дело, он не дрогнет?
- Я думал об этом, мистер Лао. Он может дрогнуть. Поэтому я попрошу его остаться в заведении после того, как он отправит ко мне Люса, и дождаться прихода моего друга мистера Баума, и сказать ему, что я буду ждать мистера Баума в автофургоне на углу.
- И мистер Баум покажет в случае нужды, что вы были в фургоне один?
- Да. Потому что тело Люса будет лежать под циновками, а сверху я набросаю несколько плетеных мешков. Из-под свежей рыбы. Таким образом, мистер Баум подтвердит, что я был один. А Чжу, когда его спросят, скажет, что человек, которого я просил спуститься...
Лао перебил:
- Чжу не должны спрашивать об этом. Чжу должен так передать Люсу вашу просьбу, чтобы никто другой этого не слышал и не видел. Чжу может рассказать, что выполнил лишь одну вашу просьбу: он нашел мистера Баума и передал ему, что вы ждете на углу в своем автофургоне.
- Я позволю себе не согласиться с вами, мистер Лао. Очень извиняюсь, мистер Лао. Но заведение расположено на пятом этаже, а на черной лестнице по две двери на каждом пролете. Там живут три порочные женщины, находящиеся под надзором полиции, семья прокаженного индуса, который сейчас скрылся, семья Чавдарапанга, который дважды сидел в тюрьме за грабежи, и вдова Ли, занимающаяся нищенством. Все двери имеют замки; они могут быстро отпираться и так же быстро захлопываться... Ведь когда есть много версий, тогда исчезает та единственная, которая ведет к истине...
- Сколько стоит вся операция?