- Вы встречали в баре кого-нибудь из друзей или знакомых?
- Не помню. Кажется, не встречал. Нет, не встречал...
- Показаний одного кельнера недостаточно. Мне нужны два показания. Хорошо, мы к этому вернемся позже. Когда вы приехали в бар?
- Я не помню. Точного времени я не помню.
- Я и не спрашиваю у вас точное время. Примерно в котором часу вы туда приехали?
- Что-то около двух.
- Как вы добирались до <Эврики>?
- Я ехал туда на своей машине.
- Вы заезжали за тем человеком, с которым были в баре?
- Нет. Мы встретились у входа.
- Ваша подруга... Тот человек, который был с вами в баре, добирался туда на такси?
- Нет.
- На своей машине?
- Скажем, так.
- Господин Люс, этот ответ меня не удовлетворяет.
- Вы обещали не касаться этого вопроса.
- Я не спрашиваю имени и фамилии вашей подруги... пока что... Я задаю вопросы, связанные с обстоятельствами дела. На чем она приехала к <Эврике>? На своей машине?
- Нет.
- На машине мужа?
- Да. Но не надо этого нигде отмечать.
- Вы сказали, что Ганс пришел к вам <что-то около часа>... Постарайтесь вспомнить когда. В половине первого? В двенадцать сорок?
- Скорее всего это было в половине первого. А может быть, даже двадцать минут первого. Пожалуй, так точнее всего. Он пришел в двенадцать двадцать, потому что я минут за пять перед тем выключил ТВ, когда кончили передавать новости.
- Сколько времени вы с ним разговаривали?
- Несколько минут.
- И потом уехали?
- Да.
- Вы никуда не заезжали по пути в бар?
- Нет.
- Сколько времени вы ехали до бара?
- Не помню. Это не очень далеко...
- Полчаса? Больше?
- Ну что вы! Минут пятнадцать... Движения на улицах нет... Минут пятнадцать...
- Значит, в <Эврику> вы попали в час десять, час двадцать?
- Нет. Там я был без пяти два. Это я запомнил: часы у входа в бар очень большие, с какими-то странными, запоминающимися стрелками.
- Ясно. Хорошо. Спасибо. Теперь я попросил бы вас рассказать мне, о чем вы беседовали с Дорнброком.
- Я же сказал - об искусстве. Это был странный разговор.
- Это меня очень интересует, господин Люс.
- Он спросил меня, по-прежнему ли я отношусь к нацизму или меня сломали. Я ответил, что к нацизму я отношусь по-прежнему и что меня не доломали, но сейчас, сказал я ему, главная опасность, которая угрожает человечеству, не нацизм, а развитие техники. Вокруг земли - плотный слой отработанных газов. Заводы, которые делают для растущего населения мира машины, самолеты, атомные бомбы, хрусталь и полотняные рубашки, отравляют атмосферу и нагревают ее, и скоро начнется таяние снегов на полюсах и новый потоп, а при потопе люди ищут бревна для плотов... Он спросил меня, не хотел бы я продолжить свою картину о наци... У меня был такой фильм...
- Я смотрел ваш фильм, - перебил его Берг, - дальше, пожалуйста.
- Я ответил, что такие фильмы не дают денег. Нет, нет, я имею в виду не наживу, а просто-напросто базу для следующей работы... Я сказал ему, что устал рисковать, всякий риск рано или поздно убивает в художнике творца, то есть непосредственность, и превращает его в политика или в торговца, что еще хуже. И он вдруг предложил мне денег, огромную сумму денег. Я спросил его, какой фильм он предлагает мне снять. Он ответил, что сначала должен заручиться моим согласием. Он выписал мне чек на сто тысяч марок. Я сказал ему: <Порви этот чек. Я перестал чувствовать, что моя драка против наци нужна здесь хоть кому-то. Солдатом быть хорошо, когда знаешь, что ты нужен. А я здесь не нужен. Мир сейчас можно заставить рассуждать, отойдя от частных проблем. Надо выходить на общее, главное, что волнует планету, человечество, а не нас одних>. Вот, собственно, и все.
- Следовательно, вы ему отказали? Вы отвергли его предложение сделать фильм, сюжет которого вам неизвестен, но который должен быть обращен против нацизма?
- Да. В общем, это надо понять именно так.
- Он сам порвал чек?
- Нет. Это сделал я. Он уже выпил полбутылки и стал пьяным. Он блевал, он вообще-то не умел пить... Я, говоря откровенно, не верю в устойчивость оппозиции миллиардерских сынков, хотя Ганс был славный парень. Знаете, тем, у кого папа имеет власть, можно поиграть в оппозицию - иногда. Мне же этого делать нельзя. Мне надо постоянно лавировать...
- Лавировать? Но вы ведь выступаете с откровенно левых позиций в своем творчестве...
- Я не отказываюсь от этих моих позиций. Иногда, правда, сниму какую-нибудь сусальность - для равновесия. Но Ганс предлагал мне сделать фильм... Как это он сказал... <Который взорвет здесь всех и вся. Я дам тебе такие материалы, которые не известны никому в мире>. Я сказал ему: <Старикаша, ты поспишь часок-другой, а завтра мы с тобой договорим все это на свежую голову, без виски>. И уехал.
- Кто должен был позвонить ему и почему он дал именно ваш телефон?
- Я не знаю.
- Вы достаточно полно воспроизвели ваш разговор с Гансом?