_____________________________________________________________________
Люс рассвирепел: в Европе знакомые говорили, что в Токио все понимают английский. <Японский там необязателен, - уверяли Люса. - Интеллигенция даже думает по-английски... Не говоря уже о тех, кто работает в сфере <сабиса> - так японцы переиначили на свой лад слово <сервис>.
- Большой дом! - вдалбливал Люс шоферу такси. - Ваш небоскреб! Касумигасеки! Понимаете? Самый высокий дом в Токио! Рядом с парламентом! Огромный дом! Касумигасеки!
Шофер кивал, улыбался, но не понимал по-английски ни единого слова. А Люс не мог, просто не имел права опоздать, потому что сейчас решалось все, сейчас его ждет человек, который скажет правду... Без этой правды он не сможет продолжать борьбу... А токийский таксист не понимает ни единого слова...
...В том, что Япония не говорит по-английски. Люс убедился вчера вечером, прилетев из Гонконга в Осаку. Там он едва не опоздал на встречу с журналистом Онумой, потому что ни шофер, ни прохожие не понимали его, когда он называл адрес. Слава богу, случайный прохожий - о чудо! - понял Люса и растолковал адрес шоферу, а Онума дождался его.
- Я так и подумал, что вы без переводчика, - сказал тогда Онума. Это обычное заблуждение. Считают, что если двадцать лет у нас стоят американцы, то мы обязательно должны усвоить их язык. Наоборот, то, что навязывают отвращает. Американцы старались навязать нам модерн во всем. Результат получился обратный: поэзия средневековья никогда не была так популярна в Японии, как сейчас. Причем книги раскупают не старики, а молодежь. Вам не кажется это симптоматичным? С моей точки зрения, это весьма симптоматично.
- Подвиги, самураи и прекрасная женщина? - спросил Люс.
Онума покачал головой.
- Нет, - ответил он. - Я понимаю, отчего вы сразу так. решили... Вы не правы. <В горах прошел ливень, и ветка вишни сделалась пепельной> - это образец той поэзии, которой увлечена молодежь. К одному и тому же можно идти разными путями, не так ли? Можно сразу поднимать культ самурая, а можно сначала привить вкус к поэзии эпохи расцвета самурайской империи. У вас в Европе перепрыгивают через ступеньки, у нас это не принято - смешно, особенно когда спотыкаешься, и больно, если упадешь. Сколько у вас времени? Очень спешите?
- Я прилетел сюда специально, чтобы увидеться с вами. Мне сказали, что вы знаете, где я смогу найти Исии...
- Простите! - удивился Онума. - Какую Исии?
- Ну, девушку из группы Шинагавы... Фокусы, предсказания судьбы по линиям руки, немного стриптиза...
- Странно... Я получил телеграмму от Чен Шена, он просил помочь вам с делом Дорнброка.
- Правильно, - Люс начал раздражаться. - Она была девушкой Дорнброка, эта Исии. А Чен Шен сказал, что вы дружите с продюсером Шинагавой...
- Шинагава-сан действительно мой друг, но Исии я не знаю.
- Чем же тогда вы сможете помочь мне с делом Дорнброка?
- Если у вас есть время, - предложил Онума, - мы зайдем в один маленький симпатичный бар. Там собираются журналисты и актеры. Славные люди. А потом мы навестим дом, где я вас познакомлю с гейшами... У вас, европейцев, неверные представления о гейшах, и я всегда стараюсь вести контрпропаганду, - пояснил Онума. - Ну как?
- С удовольствием, спасибо, - ответил Люс. - У меня совершенно свободный вечер. Я успею к завтрашнему утру добраться до Токио?
- Экспресс идет через каждые двадцать минут. Скорость - двести пятьдесят километров, очень удобно...
<Чем-то он похож на Хоа>, - подумал Люс и содрогнулся, вспомнив, как Хоа вызвал его на черную лестницу того морского бардака. После скандала в клубе <Олд Айлэнд> они все же поехали в тот дом, где жили моряки-проститутки. Джейн отговаривала его, уверяла, что это опасно, что это может бросить тень на его репутацию. Но Люс был унижен тем, что позволил усадить себя в такси, а не схватился с тем длинным Ричмондом, и поэтому настоял, чтобы пойти в бордель. Когда они вошли в тот дом, их сразу же окружили страшные создания, не похожие на нормальных людей. Высокие, завитые, напудренные, хрипло смеющиеся, пьяные, плачущие, они повели хоровод вокруг европейцев, а Хоа стоял в стороне и смотрел на Люса без улыбки - впервые за все время их знакомства... Люс лишь на мгновение увидел этот его взгляд, а потом снова с отвращением повернулся к морякам... У моряков были страшные руки - громадные, натруженные; обгрызенные ногти, покрытые красным лаком; очень большие, неживые стеариновые груди. Люс заметил, что кожа на этих искусственных грудях (декольте на их платьях было глубоким) какого-то мертвенного цвета желтая, с отливом синевы.
...Ах Осака, Осака, сумасшедший город! Европа, Америка, Азия, Марс все здесь смешалось, сплавилось воедино яростное сине-желто-красное ночное соцветие реклам, которые слепят, трижды отраженные в мокром асфальте, в стеклах витрин, в жирных капотах черных автомобилей... Осака, Осака, неистовый город, весь в пульсации жизни, ни на минуту не затихающий, весь в гомоне, крике, шуме, - самый неяпонский город в Японии, самый японский город в Азии!
<Что нового он может мне сказать о Гансе? - думал Люс, вышагивая следом за Онумой по узеньким улочкам Сидзукуси. - О Дорнброке мне больше ничего не надо. Мне теперь надо увидеть Исии. Тогда все закольцуется. Ей-то уж Ганс наверняка должен был сказать о мистере Лиме>.
Онума вошел в маленький - всего пять столиков - бар. Хозяйка приветствовала его обязательным возгласом:
- Добро пожаловать!
Две девушки сняли с Люса дождевик и провели его к маленькому столику под лестницей, которая пахла свежей сосной и вела наверх, в жилое помещение.
- Как вы относитесь к сырой рыбе? - спросил Онума. - Я хочу предложить вам суси. Это очень вкусно: сырая рыба и рис. Некоторые европейцы не могут есть сырую рыбу, но на этот случай у нас припасена макахура, то есть икра. Или осьминог, он не так физиологичен.
- Я люблю сырую рыбу. И сырое мясо. И вообще, больше всего мне нравится поедать ежей, - ответил Люс.
Онума чуть посмеялся - каждая нация вправе шутить по-своему - и спросил:
- Был трудный перелет?
- Нет, все нормально...
- Не очень устали?
- Это вы о ежах? Простите меня: я так шучу.
- Нет, это вы простите, что я не понял ваш юмор, - ответил Онума.
Как только к их столику подошли девушки и принесли целлофановые пакетики с горячими влажными салфетками, пропитанными благовониями, с лица Онумы сошло напряжение, и оно сделалось непроницаемо спокойным.
<Такое же лицо было у Хоа, - подумал Люс, - когда он сказал на черной лестнице, что я родился счастливым, потому что мне покровительствует случай>.
<Вообще-то, случай обращен против людей, - сказал тогда Хоа. - Ведь рождение, как, впрочем, и смерть, случайно>. Он тогда три раза повторил, что случай спас мне жизнь. <Не будь поездки в этот <Олд Айлэнд> и не пойми я, что вы действительно разгневаны поведением мистера Ричмонда (я это до конца понял, когда вы так испугались мистера Ричмонда, испугались около такси; я его тоже очень испугался, я вообще боюсь белых: только потому я согласился выполнить просьбу мистера Лао...), вы бы исчезли. Я ведь ничего против вас не имел... Вы мешали мистеру Лао, помощнику председателя Лима. Я наблюдал за вами в клубе и понял, что убирать вас будет легко, потому что вы сопротивляетесь лишь на словах - на деле вы беспомощны. Но вы действительно очень сильны в словах. Я не очень вас сначала понимал, мистер Люс, - продолжал Хоа, - вы всегда и всем говорили правду, а я не понимал, как это можно говорить всю правду: это ведь значит оставить себя незащищенным... А потом я понял, что ваш прием самый действенный: ложь заставляет держать в голове тысячи версий, ложь тренирует разум человека, без лжи невозможен прогресс, мистер Люс, но когда лжи противостоит правда, тогда, значит, человек, говорящий правду, очень надеется на свои инстинкты, тайные провидения - он уверен, что и во лжи собеседника ему откроется истина>.
Онума сказал:
- Суси надо обязательно макать в соевый соус, это придает пище особый колорит, лишь соя может объединить рис и сырое мясо тунца в единый ансамбль лакомства. Нет, нет, макайте еще смелее, мистер Люс... Знаете, лучше я буду называть вас Люсо-сан, ладно?
- <Сан> - это господин?
- Я бы не стал так переводить. <Чио-Чио-Сан> популярна у вас в Европе. Вы переводите <Чио-Чио-Сан> как <Мадам Батерфляй>... А ведь это неверно. <Ночная бабочка во время грозы кажется черной, но утром она умирает белой, как солнце в дни тумана...> Это средневековье... Я бы так перевел имя героини оперы... <Сан> заключает в себе массу смыслов. Вообще, иероглифика весьма многосмысленна. <Сан> - это проявление уважительности в обращении к человеку... Нет, я бы не хотел переводить этот иероглиф как <господин>. Мне слово <господин> не нравится, очень не нравится... <Сан> нельзя перевести на ваш язык. Только иероглифика способна передать истинное значение <сан>. Кстати, в чем я не был согласен с Мао, так это с его попыткой реформировать язык, переведя иероглифы на латинский шрифт...
- Интересуетесь филологическим экспериментом ультралевых?
- Выпьем сакэ, пока оно горячее. Нашу водку надо пить очень горячей. Здесь дают прекрасное сакэ из Иокогамы. Двойная очистка, причем наш рис смешан с южнокитайским, чуть желтоватым. Здесь действительно особое сакэ.
- Очень вкусно. И суси замечательно. Никогда не думал, что у вас такая прекрасная еда...
- Ну, это мы только начинаем экскурс в нашу кулинарию, Люсо-сан. Вас ждут сюрпризы... Редактор коммунистической газеты как-то сказал мне, что он согласен помириться с феодализмом лишь на базе народной японской кухни.
- Вы тоже коммунист, Онума-сан?
Онума рассмеялся:
- Вы правильно обратились ко мне. Некоторые европейцы говорят <Онума>, некоторые - <мистер Онума>, и это все обижает меня. <Онума-сан> это очень приятно. Хорошо, что вы именно так обратились ко мне. Иногда приходится подсказывать, и тогда уже не так приятно, если тебя называют по правилам. Сюрприз всегда приятен. Нет, я не коммунист... А вы?
- Я их уважаю.
- Вы член партии?