- Какой еще выход?! Там... беда. Злоупотребления, подозрения на взяточничество, человека своего провалил... Держишься пока на теневике этом... В общем, или проявляй доблесть и находчивость, или подавай рапорт. Да! - решай срочно, а то вызовут к нам и - привет. В комендатуре наручники и в кепезе... Система отработана. Думай, Женек, взвешивай. Пока!
Дробызгалов понуро застыл. Положил нетвердой рукой трубку. Затем, преисполнившись решимости, оделся и вышел на улицу.
Он ехал к Мордашке.
ИЗ ЖИЗНИ АДОЛЬФА БЕРНАЦКОГО
Наверное, именно по возвращении в Нью-Йорк Алик понял, что безнадежно постарел...
Шалили сосуды, скакало давление, ныл крестец от долгого сидения в машине, к близорукости прибавилась напасть дальнозоркости и пришлось разориться на сложные двойные стекла для очков.
Вставать чуть свет на таксистскую службу было мукой, а для самой службы элементарно недоставало сил.
Изматывало и безденежье. Пришлось вскоре продать прожорливый "линкольн" и приобрести более экономичный "крайслер нью-йоркер" с японским движком и бортовым компьютером, каждый раз при открывании дверцы механическим голосом приказывающим застегнуть ремни и говорящим, если подчинялись его команде, "спасибо". Алика это умиляло. Компьютер также сообщал о неисправностях, возникающих в автомобиле, но иногда ошибался что-то в нем замыкало.
Сам по себе автомобиль был небольшим, но удобным: салон обтянут лайкой, отделан карельской березой, кресла на электроприводе, цифровая магнитола... С такой тележкой вполне можно было устроиться в "Лимузин-сервис", куда Алика взяли бы даже без спецномера, по дружбе, однако контора располагалась в глубине Манхэттена и добираться туда с рассветом, чтобы, возвратившись в полночь домой, рухнуть на топчан в подвале, Адольфу не жаждалось.
Устроился в "Кар-сервис"* на Брайтоне, на подхвате. Работа шла слабенько, выходило от тридцати до пятидесяти долларов в день, "крайслер" барахлил, а ремонт съедал едва ли не все заработанное. С любимых сигарет "Салэм" Алик перешел на дешевку - "Малибу", "Вайсрой", Белэйр", начал выгадывать на еде...
Единственной удачей был день, когда в очередной раз на перешейке подземки "Бруклин - Манхэттен" прорвало подводный туннель и публику пришлось перевозить на машинах в ударном порядке. Народ "голосовал" на тротуарах, как в России, Алик снимал по четыре пассажира за раз и заработал в тот день пятьсот зеленых, но затем от перенапряжения не мог встать с дивана неделю, так что в итоге все равно получилось кисловато.
---------------------------------------------------
* - Служба второразрядного такси, вызываемоего по телефону.
Начавшаяся перестройка открыла Алику дорогу назад, в Россию, многие неудачники уже отчалили туда, подумывал и Адольф: ведь там старая мама, квартира, а вдруг и заработает он чуть-чуть, обменяет зеленые на деревянные по громадному коэффициенту, что здесь, на Брайтоне, проще простого: здесь отдаст, там получит или наоборот... А уж коэффициент на Брайтоне самый высокий, тут рады лишь бы как обменять, дабы заполучить реальные деньги, а не те, прошлые, мики-маус-мани игрушечные...
Так размышлял Алик, копаясь в багажнике своего "крайслера", когда почувствовал неожиданно настойчивую боль в ногах чуть выше колен и сообразил, что к бамперу собственной машины придавливает его бампер машины иной, придавливает планомерно и беспощадно.
Боль стала невыносимой, Алик заорал что есть мочи, и водитель, неудачно парковавший грузовик, подал вперед. Адольф грохнулся на асфальт, хватая ртом воздух.
Грузовик принадлежал богатой компании "Пепсико", и Алик смело подал на компанию в суд.
Два Аликина синяка обошлись капиталистам в сто тысяч долларов, но половину суммы забрал адвокат, не без труда выигравший процесс, ибо юристы компании выдвинули версию, будто мистер Бернацкий подставился под грузовик с умыслом.
Алик, тряся на суде костылями, бросал в сторону враждебного адвоката испепеляющие взоры и русские нецензурные слова, чем, видимо, убедил судью в своей правоте.
Костыли, говоря по правде, были использованы так, театра ради, посоветовали умные люди.
Пятьдесят тысяч для среднего нормально работающего американца - сумма, ничего принципиально в жизни не определяющая, однако для Алика - богатство. Пять тысяч было пропито на радостях в течение недели. Бары, казино в Атлантик-Сити, распутные жизнерадостные девочки, прогулки на яхте в океан...
Вылечив очередную легкую венерическую болезнь, Бернацкий призадумался. Можно было выбраться из подвала, снять приличную квартиру, пожить широко, однако Алик рассудил иначе. Подвал экономил едва ли не полтысячи долларов в месяц, от загулов Адольф уже подустал, а вот найти бы стабильную работенку...
Друг Фима, приютивший когда-то Алика в Сан-Франциско, а ныне в Нью-Йорке, предложил подрабатывать у него в страховом агентстве - охмурять клиентов, работающих за наличные и уклоняющихся от налогов: дескать, вложи под проценты деньги из чулка в страхование по специальной программе и отмоешь заработок с выгодой...
Однако Алик с трудом уяснял детали сложного бизнеса, от его английского произношения шарахались, оставалось попробовать удачи на русскоязычном Брайтоне, но Брайтон Фима охватывал самостоятельно и конкуренции бы не потерпел.
На некоторое время Алик устроился в похоронном бюро по доставке цветов и веночков, но бюро прогорало, зарплата выплачивалась нерегулярно, и Алик, заявив хозяину, что он не волонтер, бесплатно уже коммунизм в отдельно взятой стране отстроил, уволился.
После трудился инструктором по вождению автомобиля в подпольной школе у оборотистого паренька Леши, катался на стареньком "стэйшнвагене"* по тихим улочкам Манхэттен-Бич с новоприбывшими эмигрантами и, с тоской глядя на часы, командовал им: разворот в три приема, парковка, полная остановка...
Пятьдесят долларов в день зарабатывалось стабильно, но работа отличалась удручающим однообразием и к тому же дико Алика унижала.
Эти новоприбывшие, платившие Бернацкому свои последние гроши из пособий, напористо входили в суету эмигрантского бытия, входили с энтузиазмом и верой, а он уже пережил все их будущие взлеты и разочарования и презирал это их будущее потенциальных лавочников, таксистов и микроскопических служащих, обретающихся на задворках сытой Амери и и довольствующихся крохами.
Алик крепко уяснил истину: Америка - для американцев. А американцем можешь быть лишь родившись в Америке. Исключения, конечно, существовали. Но редчайшие из талантливых и умелых завоевывали себе имена, авторитеты, серьезные деньги.
В болоте же Брайтона в основном жили караси. Некоторые из карасей - зубастые, однако с мозгами, интеллектом и реакцией все-таки карасиными. До щук и акул, резвящихся в чистых водах крупного бизнеса, всем им было далече.
---------------
* - Пикап (амер.)
Сравнивая свое советское и американское существование, Алик пришел к мысли, что там, в Союзе, для него, да и для многих из перебежчиков, все-таки лучше. Дешевое жилье, всеобщая нищета, бездумье... В Стране Советов можно было всю жизнь пролежать на диване, нигде не работая, и - не пропадешь... Главное - не высовываться. Вновь стукнуло в голове: вернуться! Приехать в родной Свердловск с кучей барахла и сувениров, деньги обменять по спекулятивному курсу - миллион будет! Продукты с рынка, хорошая машина, девочки... И ведь все реально! Не зря же он страдал в Америке...
Однако газета "Новое русское слово" каждодневно пугала страшными условиями тамошней жизни, возрастающей юдофобией, неотвратимостью прихода к власти "твердой руки"...
Останется тысяч тридцать - слиняю, читая прессу, решил Алик. Нет... двадцать. Все равно хватит! Двадцать на двадцать... Да почти полмиллиона!
Будучи оператором, получая чуть более сотни в месяц, он и думать о таких цифрах не мог, а ведь хватало, жил, даже гулял и развлекался... А уж тут-то никакая инфляция не страшна, лишь бы здоровья хватило...
Алик послал маме письмо: готовься прислать гостевой вызов, жажду узреть свою замечательную родину.
Затем совершил вояж за визовыми анкетами в Вашингтон, заполнив их тут же, в автомобиле, и вернув сотруднице консульства.
Через месяц анкеты отбыли почтой в СССР, к маме, которая по версии, изложенной судье в Сан-Франциско, давно почила в бозе.
Старушке надлежало сходить в ОВИР, заполнить бумаги, прождать месяцы и, получив наконец разрешение на въезд сына, отправить соответствующую бумагу Алику. Далее бумага вновь направлялась в Вашингтон, в консульство, откуда через месяц приходила виза на въезд в Союз нерушимый.
Процедура мучительная. Неблизкие поездки в Вашингтон экономили месяц-два из процесса оформления, однако принципиальным образом на процедуру волокиты не влияли. Тем не менее Алик не унывал: доллары еще имелись, впереди же маячила перспектива блицвизита : русские красавицы, отдающиеся за косметику и заколки, пьянки с бывшими соратниками по телевидению, ярлык "американца"...
Сорвалось! А вернее, подфартило. Страховой агент Фима, ответственный квартирный и подвальный съемщик, рекомендовал бедолагу Бернацкого на службу к серьезному боссу Семену Фридману на должность "принеси-подай". Стал Алик шофером и домохозяйкой при солидном человеке. Возил всяческие непонятные грузы туда-сюда по Нью-Йорку, в соседние штаты, передавал "вэны"* с автоматами Калашникова китайского производства покупателям у въездов в трюмы кораблей на ночных причалах и в то же время мирно стряпал на просторной кухне Фридмана, сидел на телефоне, дозваниваясь абонентам хозяина, пылесосил ковры и натирал паркетный пол...
Исходя из интересов дела, Фридман предоставил Алику бесплатно подвал в своем доме, и тот, расцеловав благодетеля Фиму, отбыл на новое место обитания.
-----------------------
* - Микроавтобусы (амер.)
Две тысячи долларов в месяц наличными, дармовое жилье, о чем более и мечтать? В родной Свердловск Бернацкий ехать уже не хотел.
- Да и чего делать в дыре этой? - рассуждал он высокомерно.
ПАРТНЕРЫ
Прибыл Дробызгалов в горячий момент: Мордашка провожал "пассажиров", то бишь покупателей.