– Топливо принял, приступаю к расстыковке. Спасибо.
– Должен будешь…
– Расстыковка прошла, курс один-два-ноль!
Поскольку вся военная инфраструктура в районе операции была выведена из строя, самолет-заправщик пришлось поднимать из Бенгази, где была германская база ВВС, часть которой взяла в аренду Российская Империя. Там "на всякий случай" базировались небольшие силы – два заправщика, один самолет ДРЛО, несколько транспортников, немного штурмовиков и истребителей – в общем, обычная база, перед которой не стоит никаких стратегических задач. Да и в аренду то брали Бенгази в основном потому, что здесь были две великолепные семикилометровые ВПП и несколько полос поменьше, да и располагалась она очень удобно для самолетов, держащих курс в африканские страны. Технику здесь размещали "на всякий случай" – однако сейчас, при развертывании операции в Средиземном море она оказалась востребованной как никогда.
Заправившись, "Громовержец-два" лег на обратный курс – до пылающего Бейрута было более двухсот километров пути…
Десант. Стая
Наземная группа
Стальная стая в несколько десятков машин, перед самым городом снизилась до предела, перейдя в доступный только вертолетам эшелон ноль-три-ноль – тридцать метров над поверхностью. Летать на такой высоте, да еще группой, да еще в ночных условиях правилами безопасности полетов было категорически запрещено во избежание летных происшествий. Но сейчас было не до правил – пилоты эскадрильи, приписанной к шестьдесят шестой ДШД, отлично знали свои машины, имели приличный налет в особо сложных условиях – в горах, в ночное время, порой не при условном, а при самом настоящем огневом противодействии противника на границе с Афганистаном. Им не впервой было протискиваться между склонами гор, лихорадочно сравнивая размах лопастей несущих винтов с расстоянием между склонами ущелья, в любой момент быть готовым парировать обычный для гор резкий порыв ветра, способный в момент размазать винтокрылую машину по ближайшему склону, всматриваясь во тьму выискивать подходящее место для сброса десанта – на посадочную площадку никто и не надеялся, нормальная посадочная площадка была исключением из правил, а не правилом. Поэтому и все что происходило здесь – сложный рельеф, горящий город, где перемешались свои и чужие, огонь с земли – было для них не внове…
Вынырнув из-за горной гряды, головные машины резко приняли вниз, прижимаясь к земле. За ориентир принимали автостраду на Баальбек, ведущую в горы – если следовать по ней, она выведет прямо в центр города, а там и до старого аэропорта – зоны высадки недалеко. Над городом вертолеты и вовсе – снизились до ноль-один-ноль – так что высотные здания приходилось огибать – они были выше, чем курс полета стаи… Заслышав летящие на предельно малой вертолеты, боевики засуетились. Еще со времен обучения в центрах подготовки инструкторы вбили им в голову: самое страшное антипартизанское оружие – это вертолеты и тяжелые штурмовые самолеты. От вертолетных пушек и пулеметов, от НУРС не скрыться нигде, первым делом нужно сбивать вертолеты – потому что если ты не уничтожишь их – они уничтожат тебя. Тем более – что с порта подвезли новые "шайтан-ракеты" – ПЗРК Стингер, взамен тех, которые были при высадке. Те, что были при высадке, которые с огромным трудом запасли в тайниках, почему то вышли из строя, что уже стоило жизни многим братьям. "Стингер" – это не граната РПГ, она намного более скоростная и летит за вертолетом, повторяя его маневры, не оставляя обреченной машине никаких шансов.
Стрелять – из РПГ, из Стингеров, из пулеметов, из всего что было в руках террористы начали сразу, как только заслышали приближающуюся стаю. Стрелять даже не в вертолеты – просто в небо, разверзнуть перед неверными огненный ад, нашпиговать небо градом пуль – хоть одна да попадет в цель, хоть одна да остановит неверных, если это будет угодно Аллаху. Ведь Аллах всегда с праведными, значит – с ними!
Но то ли праведности террористам недоставало, то ли Аллах не видел, что происходит по причине того что была ночь – недаром террористы жрали спиртное и совершали всяческий харам* под покровом ночи, рассчитывая на то, что Аллах не увидит греха… Стингеры вновь не выполнили поставленную перед ними задачу, даже будучи совершенно исправными. И дело было вот в чем.
Вертолеты летели слишком низко и слишком быстро над горящим городом. На то, чтобы среагировать на стремительно проносящуюся над головой тень, у зенитчиков была секунда, максимум две, чего для устойчивого захвата цели было недостаточно. Да и подготовка террористов в области противодействия вертолетам… скажем так, хромала. Поэтому зенитчики просто наводили свое оружие в небо, ждали, пока система наведения даст сигнал и стреляли. Но для надежного захвата цели нужно было гораздо больше времени, чем секунда – поэтому большая часть зенитчиков так и осталась ни с чем. Те же, что сумели-таки запустить свои ракеты, столкнулись с другой проблемой. Вышибной заряд подбрасывал ракету даже выше, чем летели вертолеты, после чего включалась головка самонаведения. Головка самонаведения наводилась на источник тепла и инфракрасного излучения – на выхлопные газы турбины вертолета. И вот тут то и начинались проблемы – ракете нужно было поразить цель не контрастно выделяющуюся на фоне неба – а нырнуть вниз и поразить один из множества стремительно двигающихся источников тепла на фоне горящего – то есть дающего более интенсивный тепловой и инфракрасный след – города. Мало того – эти источники тепла еще и включили станции радиоэлектронной борьбы, а еще постоянно отстреливали тепловые ловушки – на таком расстоянии они, не успев как следует вспыхнуть, огненным шарами врезались в стены домов, рассыпались огненным дождем, вызывая новые очаги пожаров. В результате ни один из Стингеров, которые удалось таки запустить, своей цели не достиг – где-то ракета сошла с ума и начала выделывать пируэты в воздухе, где-то она врезалась в одно из зданий, где-то сработал самоликвидатор. Кто-то из зенитчиков не смог выпустить свои ракеты, срезанный очередью бортового пулемета.
Хуже было с другим. Пулеметы вертолетам были не страшны – от них защищала броня. А вот РПГ… Хоть и устаревшее оружие, без системы самонаведения, с простейшим прицелом – но если стреляют одновременно с двадцати точек – хоть одна граната, да найдет свою цель…
Так и получилось – когда вертолеты уже прорвались к центру города и сворачивали в сторону аэропорта.
– Ястреб шесть-два подбит! – крик в наушниках резанул по ушам – вижу дым в области роторов!
Командир эскадрильи, находившийся в головном вертолете понимал, что над городом оставаться нельзя. Но и не остаться – нельзя тоже, русские своих никогда не бросали.
– Шестые, доложите!
– Я шесть-один, второй потерял управление! Снижается!
Твою мать…
– Всем шестым оставаться! Спасите, кого сможете!
– Шесть-один понял!
– Шесть-три понял!
– Шесть-четыре принял!
– Кобра-один, прикройте спасателей!
– Кобра-один принял!
Четыре вертолета, три транспортных и один штурмовой закрутились в воздушной карусели над пылающим адом…
"Ястреб-59", позывной "Шесть-два"
Очень часто получается так, что солдат гибнет на войне не потому, что сделал что-то не так, допустил ошибку, и враг этой ошибкой воспользовался. Гораздо чаще бывает по-другому – намного обиднее. Просто свернул налево, когда надо было направо, или наступил не туда, или вышел из расположения на несколько минут раньше. И все – был человек – и нет человека.
Так получилось и здесь. Гранатометчик засел на крыше двухэтажного дома, на самом краю, накрывшись какой-то дрянью, чтобы не засекли. Непонятно, кого он поджидал, то ли вертолеты, то ли подходящую цель внизу, на улице – это здание очень удобно стояло, можно было стрелять через проулок по одной из главных улиц и подобраться с этой улицы к позиции гранатометчика было бы проблематично. Но как бы то ни было – заслышав шум вертолетных турбин, он приготовился стрелять, а когда увидел несущиеся почти над самыми крышами огрызающиеся огнем черные тени, выстрелил. Так стреляли уже многие и для того, чтобы попасть в стремительно проносящийся над крышами вертолет, стрелку должно было просто повезти. Ему – повезло.
Граната была не осколочной, и не комбинированной – обычная кумулятивная граната. Еще бы доля секунды – и она прошла бы аккурат между вертолетами, уйдя в изорванное трассерами небо и там лопнув от срабатывания самоликвидатора. Но – вместо этого граната нашла свою цель, кумулятивный заряд сработал на днище десантного отсека, тонкая кумулятивная струя прошила и тонкую броню днища, и десантный отсек вместе с одним из десантников и двигательную установку, выведя из строя одну из турбин и тяжело повредив вторую. Пилот сделать ничего не мог, он вообще не мог увидеть гранатометчика в проносящейся в нескольких метрах под брюхом, плюющейся огненными вспышками тьме. Вспышка – характерный огненный хвост гранатометного выстрела – сверкнула совсем рядом – и чуть сбоку, в вертолет стреляли и до этого – но сейчас командир каким-то седьмым чувством понял – попадут. Через долю секунды вертолет сильно тряхнула, истерически взвыла турбина и россыпью красного вспыхнули индикаторы в кабине. Нормально посадить вертолет было невозможно – слишком низко над землей они летели. Дисплеи системы обеспечения ночных полетов, на которые выводилась картинка с рельефом местности под вертолетом, еще работала – и командир экипажа в последний момент рванул штурвал, направляя терпящий бедствие вертолет в прогал между домами, чтобы при посадке мог спастись хоть кто-то. Вертолет в немыслимом броске, снижаясь, все-таки влетел в переулок, хрустнули, отлетая лопасти несущего винта.
Потом был удар…
Гранатометчик
Гранатометчик – его звали Зубейда и он был из местных, из местного отделения "Хизбаллы", примкнувшей к мятежу "партии Аллаха" едва не полетел с крыши – он увидел, как после его выстрела, в небе, всего в нескольких метрах от него что-то ослепительно сверкнуло и на какое-то мгновение вспышка осветила одну из теней. Зубейда впервые видел так близко вертолет сил специальных операций – ему он показался огромным и уродливым. Русские сделали эту машину, чтобы охотиться и убивать братьев, тех кто воюет за создание исламского халифата. В эту машину вложены труд, знания и умения тысяч людей – а он, Зубейда, сбил ее. Сбил! Сбил!!!
Вертолет бросило вниз…
– Аллаху Акбар! – от переполнявших его чувств Зубейда вскочил на крыше во весь рост потрясая разряженным гранатометом. Как вертолет ударился об землю, он не видел – пуля, пущенная из германской бесшумной снайперской винтовки снайпером, затаившимся в одном из домов метрах в ста пятидесяти, мгновенно оборвала его жизнь и не дала насладиться победой…
"Ястреб-59", позывной "Шесть-один"
Действия в случае катастрофы одного из вертолетов были отработаны – все звено оставалось на месте катастрофы и пока с одного из вертолетов по тросам спускались спасатели, остальные вертолеты вставали в карусель, поливая окрестности огнем из бортового оружия и не давая боевикам подойти к месту падения вертолета. Здесь помимо трех оставшихся вертолетов звена командир эскадрильи выделил им штурмовой вертолет, способный бороться даже с танками. Несколько пулеметов, НУРСы и тридцатимиллиметровая пушка способны были разорвать находящихся в окрестностях боевиков в клочья – но тут "Ястребам" опять не повезло. Они не знали, что "Ястреб шесть-два" упал меньше чем в двухстах метрах от стадиона и от здания министерства внутренних дел, где держали круговую оборону остающиеся к этому моменту в живых полицейские и жандармы. Этот объект у террористов был приоритетным, в несгораемых сейфах министерства находились данные на агентуру МВД в рядах исламского террористического подполья – и кое-кому не терпелось заполучить эти данные. Поэтому, концентрация боевиков в месте падения "Шесть-два" была максимальной…
Вертолет "Шесть-один" вырвался из стаи, пошел вверх, разворачиваясь по широкой дуге, чтобы увидеть место катастрофы. По днищу винтокрылой машины то и дело с противным звуком щелкали пули – казалось, что идет град.
– Бортстрелкам готовность! – подполковник ВВС Бахмурнов, командир экипажа "Шесть-один" привычно отдавал распоряжения, приняв на себя командование их маленьким отрядом и не забывая управлять собственным вертолетом – "Третьему" и "Четвертому" работаем по схеме один. "Оборотень"!
– Оборотень четыре, иду за вами
– Свободная охота! Оборотень, не подпускай их к вертолету, пока мы не разберемся!
– Вас понял
"Схема один" – стандартное построение, вертолет с позывным "Четыре" идет первым, спасатели спускаются с вертолета и проводят разведку места падения. Потом на него же поднимают выживших, если места в "Четвертом" не хватит – его место занимает "Третий" и так далее. У любого вертолета есть чрезвычайный резерв по грузоподъемности, как раз для таких случаев. Черт, топливо…
Подполковник бросил взгляд на указатель количества топлива, произвел кое-какие расчеты в уме и понял, что хватит его всего на тридцать минут, дальше придется улетать. Иначе рядом со вторым рухнут и остальные машины.
– "Первый" – всем! Лимит на операцию, двадцать пять минут. Работаем.
Что-то пронеслось перед самым остеклением пилотской кабины, оставляя за собой серый, едва заметный во тьме след…
– Черт… Вова, прими управление – подполковник понял, что одновременно вести вертолет и командовать спасательной операцией он не может, а если попытается – то его собьют также как и второго. Поэтому, он передал управление сидящему рядом второму пилоту, майору Грицько.
– Второй пилот управление принял!
Вертолет пошел по широкой дуге, огибая место падения второго, за спинами летчиков, в десантном отсеке размеренно застучал КОРД
– Я "Четвертый", иду к месту падения!
– Тебя понял, всем прикрывать "Четвертого"
Подполковник мрачно прикинул их шансы, и получалось что они не так уж и велики – только до тех пор, как террористы подтащат сюда "Стингеры". Как только подтащат – не помогут даже отстреливаемые тепловые ловушка. Им конец.
Бортстрелок вертолет "Шесть-один"
В жизни это выглядит совсем иначе…
Бортстрелки вертолетов, как и все другие солдаты постоянно тренируются. Попасть из крупнокалиберного или обычного ротного пулемета по движущейся цели очень непросто, а если ты стреляешь по этой самой движущейся цели, находясь в быстро летящем, раскачивающемся в потоках воздуха вертолете – то еще сложнее, для нетренированного человека почти невозможно. Поэтому, бортстрелки должны были тренироваться постоянно, не меньше самих летчиков. А поскольку тренироваться настоящими патронами, да при настоящем полете на вертолете слишком дорого, в каждой части стоял тренажер – этакий произвольно качающийся станок, пулемет с лазерным имитатором стрельбы и большой экран. А рядом – из динамика долбит по мозгам на полной громкости аудиозапись, сделанная при реальной стрельбе с реального вертолета – крики, мат, вой турбин и адский грохот пулемета. На экране постоянно появлялись те или иные цели и тренирующийся должен был поражать их в минимально возможное время, с минимально возможным расходом патронов и максимальным процентом попадания. Делать это было сложно – в России не производился аналог шестиствольного М134 Миниган, в котором сумасшедшая – шесть тысяч выстрелов в минуту – скорострельность – покрывала огрехи стрелка при прицеливании. Обычно использовался тяжелый пулемет КОРД, имевший свои преимущества – с его помощью можно было остановить даже легкий бронетранспортер или снести угол дома вместе со скрывающимся за ним стрелком. Старший лейтенант Иванков из бортстрелков эскадрильи стабильно был в первой десятке, со своим КОРДом он словно сроднился и мог накрыть бегущего человека с двух-трех выстрелов. Но сейчас он подумал, что тренажер все-таки реальной картины не дает – потому что цель на экране не может стрелять в ответ.
Когда вертолет наклонился, идя по широкой дуге над целью, он на какую то секунду растерялся – вся земля под вертолетом, казалось, расцвела яркими пульсирующими цветками вспышек – стреляли в него.
Оцепенение длилось секунду, не дольше – до тех пор, пока случайная пуля не выбила искру совсем рядом с ним, попав в десантный отсек. Машинально, он довернул ствол пулемета, наводя его на пульсирующее в темноте пламя, отсек короткую очередь. Пулемет привычно рыкнул, три пули калибра 12,7 ушли к цели – и пламя погасло.
– Суки!
Старший лейтенант перевел пулемет на следующую цель – два источника огня следом, нажал на спуск, пулемет застучал – погасли и они.
– Вот вам!
– Очки надень!!! – кто-то проорал ему в ухо, перекрикивая свист турбин, хлопнул по спине
Очки… Черт, прибор ночного видения.
Старший лейтенант на секунду поднял руку к шлему, опустил очки – и черно-желтая панорама под ним превратилась в причудливое полотно, написанное всего двумя красками – всеми оттенками зеленого и ослепительно белого – такой ослепительно яркий, белый цвет не передаст на своем полотне ни один, даже самый талантливый художник.
А еще Иванов увидел, как прямо по курсе двое – они стояли совсем рядом друг с другом на расстоянии вытянутой руки поднимают длинные, лежащие на плече трубы с утолщениями с торца.
– Получай!
Стая светлячков метнулась к изготовившимся к стрельбе гранатометчикам, врезалась в темные фигурки – и они упали ничком, там где стояли, как маленькие марионетки, у которых разом обрезали все веревочки.
– Вот вам, с..и!
Десантная группа, вертолет "Шесть-один"
– Готовность к сбросу!
– Готовы! – проорал в ответ фельдфебель
Вертолет замедлился, нос его слегка приподнялся как будто норовистый конь, которому дали удила, встает на дыбы…
– Тросы!
Заранее стравленные с лебедок и смотанные у порожков тросы летят вниз. Пулеметы с обоих сторон десантного отсека стучат не переставая, в какофонию из грохота вертолетных винтов и стук пулеметов вплетается басовитый рев тридцатимиллиметровой пушки с вертолета прикрытия. Когда она стреляет – кажется что новогодние ракеты с фейерверка летят к земле, ударяются об стены, взрываются об них…
– Пошли!
Трос обжигает руки – времени спускаться нормально нет. Все, кто есть внизу, одержимы только одним желанием – убить тебя и каждая секунда, когда ты находишься на тросе, между землей и десантным отсеком вертолета – это время, когда ты уязвим. Смертельно уязвим.
Ноги привычно спружинили, ударившись об землю, пули свистели совсем рядом, с металлическим дребезгом врезались в выгоревшие остовы машин, с чвяканьем впивались в стены. Но фельдфебель Чижик – известный на всю шестьдесят шестую своей смешной фамилией и еще более смешными розыгрышами сослуживцев, был как заговоренный. Отбросив в сторону трос, он метнулся под прикрытие того, что еще недавно было машинами, подхватил автомат, начал бить по вспышкам в конце переулка, прикрывая своих. Сверху, в пылающий ад спускались все новые и новые тени, ответный огонь десантников становился все плотнее – но боевиков здесь было слишком много, только здесь, на этом участке – не меньше пары сотен. Попав между двух огней – между все еще сопротивляющимся зданием министерства и высаженной в тылу группой десантников-спасателей, они свирепо огрызались огнем, переулок превратился в сущий огненный проспект, расчерченный летящими в обе стороны трассирующими пулями. И посреди этого проспекта, метрах в двадцати от десантников, угрюмо темнела черная туша вертолета, принимая значительную часть пуль на себя…
– Сброс закончен!
– Вперед! – фельдфебель как всегда пошел первым…
Старший лейтенант Александр Воронцов
Наверное, это и есть судьба. В данном случае – судьба воина, судьба, когда можешь помочь своим, когда можешь спасти кого то от смерти. Пусть даже подарив смерть другим. Надо сказать – смерть легкую и почти безболезненную…
– Оставаться на месте!
Черт, это же вертолет… Больше нечему. Сбит вертолет…
Вскинул винтовку – и обомлел. Совсем недалеко, метрах в семидесяти передо мной и ниже, вскочил с крыши человек, что-то крича и потрясая длинной трубой – в ночной прицел я распознал разряженный гранатомет. Вертолет падал – но падал управляемо, последнее, что сделал пилот – это направил его в узкий переулок так, чтобы вертолет лег как раз по нему. Впереди затрещало, грохнуло, по сторонам полетели обломки лопастей – но мне было не до этого. Через прицел я смотрел на пляшущего человека с гранатометом.
Радуешься, сука… А сейчас и я обрадуюсь.
Подвел красную точку как раз на голову человека, плавно дожал спуск. Винтовка отдала в плечо, тихо стукнул выстрел, черная голова на зеленом поле прицела вдруг взорвалась, разом потеряла четкие очертания, небольшое облачко вырвалось из нее – и гранатометчик, так и не успевший насладиться победой, полетел вниз с крыши.
Вот и порадовался…
– Спрячьтесь! Сейчас здесь такое начнется, что света белого не взвидите! Прячьте детей и прячьтесь сами!
– Что…
– Прячьтесь, я сказал! Сейчас здесь ад кромешный будет!
Что такое десантная спасательная операция я знал – несколько вертолетов в карусели, бортстрелки, стреляющие по всему что движется. Тут не рассуждают – тут тупо стреляют, прикрывая шквалом огня находящихся на земле товарищей из десантной группы. Промедлишь хоть на секунду – и твой вертолет будет лежать рядом со сбитым. Хорошо, если хватит ума не стрелять ПТУРами – они целые этажи гробят вместе со всеми, кто там есть…
– Ротмистр за мной! А вы прячьтесь, пока не поздно!
Десантная группа, вертолет "Шесть-один"
Черная труба проулка с разрезающими ее обезумевшими светлячками пуль, молнии трассеров бьющие по стенам, искрами рикошетящие, утопающими в черной туше упавшего вертолета. Вертолет мешал всем – он мешал ведущим огонь по десантировавшейся спасательной группе террористам – но он мешал и десантной группе вести ответный огонь. Пока. Потом террористы подберутся ближе… Пока в десантной группе потерь не было (царапины – не в счет), но это только – из-за вертолета…
На то, чтобы добежать до вертолета передовой группе спецназовцев потребовалось шестнадцать секунд.
Чижик добежал до вертолета первым, привалился к рваному металлу, показавшемуся ему раскаленным, перезарядил первым делом автомат – на последних шагах магазин был уже пустой, сорокапатронные магазины улетали за три-пять секунд. Рядом к вертолету привалился еще кто-то, кто – фельдфебель не видел. Работали одновременно несколько пулеметом – и с той и с другой стороны, сверху басовито стучали крупнокалиберные. Пуля крупнокалиберного пулемета могла проломить стену дома и убить скрывавшегося за ней стрелка, обычно этого хватало с лихвой – но тут террористы не унимались…
Обдолбанные, что ли…
Магазин привычно встал на место, фельдфебель лязгнул затвором, досылая патрон – и, не стреляя полез вперед, протискиваясь между щербатой стеной и бортом вертолета, к открытому десантному люку. При перестрелке находиться у стены смертельно опасно – все рикошеты твои – но Чижику на это было наплевать. Как говорится – кому суждено быть повешенным…
Старший лейтенант Александр Воронцов
Перескакивая через ступеньки, вывалились во двор, ни на что уже не обращая внимание, если бы с той стороны был пулеметчик – положил бы на-раз. Но пулеметчика там не было – а если бы и был – всё его внимание занимал бы воздух – гул вертолетный турбин и басовитый рокот пулемета доминировали здесь над всеми остальными звуками.
Только бы не врезали, сдуру, по своим же… Жаль – маяка* нет.
– За мной! Держись ближе к стенам!
Рикошетов здесь нет, остается надеяться, что бортстрелок не заметит двоих, крадущихся около стены. Если что – на край – попытаться укрыться в квартирах первого этажа, но кое-где на окнах – решетки есть это – как повезет.
Как бы то ни было – я решил выйти на десантную группу – пусть это было и смертельно опасно, могли бы в горячке боя принять за чужого – и доложиться. Сейчас у десантирующихся частей нет никакой информации о том, что происходит в городе, где свои, где чужие. Если удастся передать информацию, что на стадионе и в здании министерства внутренних дел до сих пор держат круговую оборону свои же – этой информации цены не будет. Анклава в самом центре города – во первых он притягивает к себе силы боевиков, нанести концентрированный удар проще, чем по одному вылавливать при зачистках. На стадион можно даже вертолет посадить, пусть и с большим риском. Ну и своим помощь не оказать – хотя бы поддержкой с воздуха – большой грех для солдата. А для того, чтобы выйти на своих – не обязательно лезть в лоб, подставляясь под пули.
Перебежками прошли двор, выскочили в соседний и – напоролись…
Очередная группа с гранатометами и ПЗРК – видимо, таких групп в городе много. Два внедорожника или – еще лучше – пикапа, человек десять личного состава, по паре РПГ и ПЗРК, пулемет, автоматы, один или два снайпера. Такая вот мобильная, внезапно наносящая удар и сразу отходящая группа – смертельно опасна.
Для террористов столкновение с нами было тоже полной неожиданностью – они только что приехали во двор, успели выскочить из машин – и больше ничего не успели сделать…
Правило "Двух М" – максимизируй расстояние до цели и минимизируй себя как цель. Одно из основных правил стрелка в ближнем бою, простые и написанные кровью аксиомы выживания. Сейчас я нарушил их оба…
Автомат висел у меня на груди – но автомат на таком расстоянии неразворотлив. А два ствола – всегда лучше одного…
Заметили меня из десяти человек трое – но промедлили со стрельбой – потому что здесь, на земле могли быть только свои, возможно и автомат заметили – американский, такой же каким вооружены их инструкторы и элитные части вторжения. Секунда – и у меня в руках оказались два пистолета – чешский CZ и точная его копия – американский Кольт. Террористы еще не пришли в себя – стояли как ростовые мишени в тире, подсвечиваемые неверными отблесками пожаров. Вторая секунда – оба пистолета стреляют синхронно – и двое террористов, самых опасных – у одного пулемет причем не висит за спиной или на шее, а в руках у второго автомат с подствольником тоже в руках – синхронном начинают падать. Стрелять не разучился – у одного кровавая дыра вместо глаза, второму пуля попала в самое убойное место, в переносицу между глазами – мгновенная, за десятые доли секунды смерть. Я начинаю смещаться влево, открывая ротмистра и давая возможность стрелять ему, один из террористов падая, наваливается на третьего, не давая ему стрелять. Третья секунда – еще два выстрела – и падают еще двое, оба с автоматами – один вываливается из кузова машины, второй – падает за капот большого, переделанного из армейского пикапа. По мне еще никто не стреляет, кто-то кричит по-арабски, цели кажутся расплывчатыми тенями, я продолжаю уходить влево – как учили в училище, при ближнем огневом контакте противнику проще стрелять вправо, а не влево – если он, конечно, правша. Четвертая секунда – два новых выстрела – и опять точно, и тут же – две автоматные очереди, короткая – по фронту и длинная – сзади. Ротмистр включается в игру, пули молотком бьют по борту пикапа пробивая его насквозь и, кажется, сбивая кого-то с ног. Ответная очередь – первые выстрелы террористов, которые они смогли сделать в этой стычке проходят от меня так близко, что это ощущается как дуновение горячего ветра. Падая на бок, я перевожу оба пистолета на оказавшегося самым прытким террориста – он успел бросить бесполезный в этой ситуации гранатомет и схватить укороченный автомат. Два выстрела гремят, когда я уже падаю боком на землю, сбивается прицел, один выстрел уходит мимо, зато второй точен – кровавая дыра на том месте, где только что был нос. Упав, я перекатываюсь, ища взглядом цели – но их нет, оставшиеся двое успели заныкаться…
Семеро… Возможно даже восемь человек, если ротмистр свалил-таки того, стреляя из автомата через борт пикапа. Пять секунд – и семь чисто битых целей. Ох, до конца жизни надо быть благодарным офицерам из Санкт Петербургского нахимовского, неравнодушным людям, которым достало смелости плюнуть на все учебники и армейские наставления и готовить нас, еще желторотых курсантов, которые должны были стать диверсантами-разведчиками не к тиру – а к реальному бою. К бою, где можно и нужно стрелять из двух пистолетов одновременно, "по-македонски", где расстояние не двадцать пять метров как в тире, а пять-десять, где противник появляется совершенно неожиданно для тебя, а ты – для противника, где ровной подсветки цели как в тире не бывает никогда, где противник двигается и отвечает огнем, где застыть в стрелковой стойке – смерть, двоих троих свалишь, остальные – тебя. Пять курсов с нас не сходили синяки, три курса мы вообще не брали в руки боевое оружие, обходясь стреляющим краской учебным. Но результат – здесь и сейчас, семеро мертвы, а я – жив.
Укрытий как на грех не было, да и укрытие в этой ситуации – смерть. Первое, что сделают сейчас укрывшиеся за машинами – бросят гранату, просто наугад бросит каждый по гранате, потому что их от осколков укроют машины, а мы – на голом месте, беспроигрышный вариант. Делов-то – рванул гранату из подсумка, вырвал зубами чеку – а может она уже будет без чеки, некоторые так привязывают гранату к подсумку, что при доставании чека выдергивается сама – и бросил что есть силы себе за спину. Все! Две гранаты – и бой выигран!
Оставив Кольт на месте, я оттолкнулся левой рукой от земли и бросился – как спринтер стартующий с низкого старта – вперед. Секунда – и я у капота машины, вторая – и я перекатываюсь через нее, выхаркивая легкие, кричу "Ложись", третья – и вот они голубчики! Двое, один в двух шагах от меня за широким сдвоенным задним колесом пикапа укрылся – руки пустые, гранату сука бросить успел. Второй – за стоящим чуть дальше внедорожником, у того граната в руках. Два выстрела – один за другим – в дальнего, самого опасного, потому что у него – граната в руках – и сидящий на земле террорист болезненно сгибается вперед, накрывая своим телом руку с гранатой. Второй – у него в руках нет ничего, гранату он успел бросить, автомат лежит рядом на земле, но не дотянешься, не успеешь – резко подается вперед, почти успевает схватить меня за ногу – но именно почти. Я стреляю в голову почти в упор, какие-то горячие брызги хлестко ударяют по руке и даже попадают на лицо – и даже успеваю упасть на землю – до того, как за машинами гулко хлопает взрыв…
Бортстрелок вертолет "Шесть-один"
Заменить ленту – а она тяжелая сволочь, большой короб с лентой больше десяти килограммов весит – да еще в находящемся в воздухе и под обстрелом вертолете – задача не из легких. Старшему лейтенанту Иванкову на это потребовалось больше минуты – в норматив не уложился, а каждая секунда промедления с огнем – это чья-то смерть там внизу. Сказывалось и то, что старлей был ранен – пуля была уже на излете, влетела в десантный отсек, угодила в плечо и застряла под кожей, причиняя дикую, невыносимую боль. Усилием воли заставив себя забыть о боли – хотя перед глазами аж пелена красная – старлей закрыл крышку пулемета и посмотрел вниз. То, что он увидел внизу, его поразило…
Дворик – а в нем две машины. И густо лежащие вокруг них тела – один два… двенадцать! Двенадцать тел – кто же их так? Явно не из крупняка покромсаны, пуля крупнокалиберного пулемета руки – ноги отрывает. Десантники не могли, до места боя – два двора, больше ста метров. Зато этот дворик – прекрасное место для стрелков с РПГ и Стингерами – а вон, что-то подобное на земле лежит, черная тень, похожее на длинную трубу – Стингер, больше нечему. И кто же их так?
Непостижимо уму…
Разбираться было некогда – вертолет на одном месте висеть не будет. И стрелять по мертвецам – смысла нет.
Старший лейтенант Александр Воронцов
Когда слитный рокот турбин вертолета как-то разом стал тише – вертолет ушел за дома – я поднялся с земли – идея выдать себя за мертвого сработала. Прислушался к себе – иногда в горячке боя, на адреналине не замечаешь ранений – нет, все в норме. Засунул пистолет в кобуру, пошел смотреть что с ротмистром.
Ротмистру повезло – никак Бог хранит. Успел упасть, когда буквально в трех шагах плюхнулась граната – а граната, видимо шлепнулась не на ровную поверхность, а в ямку небольшую – часть осколков это и тормознуло. Итог – бок "отсушило", руку в двух местах – мелкие осколки под кожей сидят – и все.
С рукой разобрались быстро – у любого моряка есть фляжка, во фляжке простолюдины носят водку, а то и спирт, дворяне – естественно коньяк. Коньяк – он как обезболивающее хорош – внутрь. Пока я кончиком ножа оба этих осколка – каждый в четверть ногтя доставал, ротмистр весь мой коньяк – армянский кстати, тридцатилетней выдержки и высосал, паразит. Перевязал – пока сойдет…
Пока вертолет не вернулся или еще кто не заскочил сюда – наскоро начали шмонать трупы. Оружие – под русский стандарт, Голощекин патронами как вол нагрузился, 6,5 – к обоим его стволам подходят, у него и так было – а часть я взял. На всякий случай. Снайперская винтовка – британская, неавтоматическая, под британский же патрон – даром не нужна. Пулемет – американский, одной из новых моделей – хорош, зараза, да тащить невозможно, и так еле двигаемся. Ни одной винтовки под казачий патрон 7,62, как назло. Если к моим стволам патроны кончатся – возьму у ротмистра снайперскую винтовку, как раз – снайпер и автомат на прикрытии. Пистолеты – те же Кольт Нью Милитари – шесть обойм к ним взял, в карман сунул – мало ли. Еще по две гранаты взяли – и все. Дальше – уже верблюдами будет, не бойцами. Выводить из строя валявшееся оружие было некогда, стрелять – опасно, выстрелы могут привлечь внимание, да и отрикошетить может – себе в ногу, например.
Пока не поздно, заскочили в подъезд – не может быть, чтобы вскрытых квартир не было. Так и есть – прямо под носом, первый же этаж. Квартира не просто разграблена – она выгорела, в адской черноте багрянеют недогоревшие угольки, все стекла выбиты, удушливый дым ест глотку, лезет в глаза…
Дальше ротмистр за спиной мне будет только мешать…
– Слушай сюда! Остаешься здесь, хочешь в квартире, хочешь выйти на лестницу – но в случае чего отступай в квартиру… – я снял винтовку, прислонил к подоконнику, она мне сейчас тоже мешать будет – и сиди тише воды ниже травы. Что эти… гаврики заметят, что с вертолета – все равно смерть. Понял.
– А…
– А я вперед пойду. Надо установить связь с десантной группой. Возможно, удастся сделать ноги отсюда – я безбожно врал, но больше мне ничего не оставалось – задача ясна?
– Так точно… – по лицу ротмистра было понятно, что оставаться в одиночку ему совсем не хочется. Но и я его взять с собой – реально не мог. Крепость всей цепи определяется крепостью ее самого слабого звена, даже если этих звеньев – всего два…
А, еще одно…
Спустился вниз, выскочил во двор – никто из подстреленных так и не ожил – лежали как миленькие у машин. Подхватил пулемет с лентой, вернулся в квартиру, стараясь не дышать, пробежал к окнам…
Пулемет, конечно, мне не нужен в той задаче, которую я себе поставил – но и лишним он не будет. Его я оставлю на всякий случай вон там, буквально в семьдесят метрах от места боя. Пусть себе лежит, хлеба не просит. Но если придется отступать – пулемет с лентой на сто патронов в тайнике будет весьма и весьма неприятным сюрпризом для противника…
Глаза слезились, наблюдать было сложно – но кое-что я просек. Пули летели уже и здесь, но все – неприцельные. Боевики – дальше по правую руку, по левую – относительно свободно. Просто под огнем вертолетов не поперемещаешься, не побегаешь. Там-то я и пройду – одиночка при наличии специальной подготовки, не стреляющий и не лезущий на рожон – пройдет, группа – группу уже засекут. Вон там я оставлю пулемет, а там я выйду десантникам в тыл и попробую взять кого-то живым. Просто для того, чтобы иметь возможность объяснить, кто я такой и что тут делаю. Если я тупо выйду перед ними и заору "Я свой, русский" – изрешетят с двух сторон, вот и всё.
Но сейчас – надо выложиться. Как следует выложиться. Впереди – шестьдесят метров простреливаемого насквозь пространства, его надо пройти – быстро и чисто. Если привлеку внимание бортстрелков с вертолетов или боевиков – нашпигуют свинцом как гуся на пролете…
Ага!
Откуда-то слева из-за домов, издалека взлетело что-то, похожее на мощную ракету от фейерверка и следом – еще одна! Словно гончая за зайцем, она рванулась за ближайшим вертолетом, но – повелась на раскаленные шары-солнца, отстреливаемые сейчас каждым вертолетом и подсвечивающие поле боя желтоватым, покачивающимся, неверным светом. Вторая ракета почему-то пошла по прямой и – ушла выше. Несколько пулеметов сразу обрушили шквал огня по тому месту, откуда выпустили ракеты – снаряды и пули рикошетили от стен, взрывались фейерверками.
Есть!
Вывалившись за окно, я подхватил пулемет и побежал – хрипло, заполошно дыша, ощущая каждый грамм нагруженного на меня железа, чувствуя, как мгновение сменяется мгновением. Пулемет увесисто оттягивал руку, автомат хлопал по боку, я не смотрел по сторонам – все равно смысла нет, даже если по мне сейчас откроют огонь – все равно надо бежать, на открытом месте оставаться нельзя никак. Сердце разгоняет по жилам кровь, кажется, что оно колотит в висках, глаза вперты в одну и ту же, приближающуюся каждым пройденным метром точку на стене – там я намеревался залечь после перебежки, видно было хреново, но я надеялся, что там не тень на земле, а рытвина. Там отлежусь несколько секунд – и двинулись дальше.
Добежал – увалился под стену и только успел перевести дух – как здание содрогнулось…
Оператор управления огнем штурмового вертолета, парящего выше огрызающихся огнем транспортников, то ли меня увидел, то ли в здании было что-то – но ему пришло в голову запустить по зданию "Вихрь" с термобарической головной частью. Что он и сделал – Вихрей на вертолете было аж шестнадцать штук, одной больше, одной меньше… Для того, чтобы одной из ракет преодолеть расстояние от вертолета до здания потребовалось полсекунды – а потом ракета выбросила облако горючего вещества, моментально смешавшегося с воздухом и подожгла эту топливно-воздушную смесь. И если обычный двенадцатикилограммовый "Шмель" по мощности взрыва равен снаряду шестидюймовой гаубицы – можете себе представить, что сделал со зданием на порядок более мощный Вихрь…
Ракета попала в один из верхних этажей – но досталось даже мне, лежащему на земле. Сначала сверху пахнуло жаром – не просто ветер горячий, а плотная тугая волна горячего воздуха прошлась метлой, что-то вжимая в землю, что-то – отбрасывая в сторону. Потом начался "снегопад" – камни, осколки стекла – все вынесенное взрывом падало вниз, на землю. Здание пока не рушилось – но до этого было недолго…
Я бросил вперед пулемет, обдирая руки и ноги об какую-то дрянь на земле, под бомбежкой с неба пополз от здания, не дожидаясь пока здание рухнет. Какой-то кусок стены – больше это походило на кирпич – крепко, до звездочек в глазах, приложил меня по затылку, сколько всего попало по другим частям тела – я уж и не говорю. Я просто полз вперед, упрямо и тупо, не дожидаясь пока это все рухнет на меня.
Новый взрыв, послабее – видимо НУРС – но смертельно раненому зданию этого хватило с лихвой – два пролета начали с глухим, грозным гулом медленно оседать вниз, превращаясь из новых элитных "центровых" зданий, какими они были еще вчера в оплывающие цементной пылью развалины. Я замер, закрыл голову руками…
Десантная группа, вертолет "Шесть-один"
Забросив автомат за спину, фельдфебель крепко вцепился в лежащего на полу десантного отсека сослуживца, потянул на себя. Сзади кто-то помогал, вцепился в плечи и тоже тянул, остальные стреляли, прикрывая огнем. Чижик не знал, жив ли тот, кого он тащит или мертв – ему было все равно. Он просто тащил и тащил – а другие разберутся…
Пулемет – в спину – ударил, когда вытаскивали одного из последних. Оба пилота, до конца выполнившие свой долг, были мертвы, извлечь их из покореженной пилотской кабины вертолета не представлялось возможным – если извлекать – лягут все. Оставалось одно – напалмовый костер будет вечным памятником героям. Боевикам удалось-таки выйти в тыл – прошли не улицей, а зданиями, прячась в выгоревших пролетах этажей – прошли. Скорее всего – от трех до пяти человек, небольшая группа – но большего ведь и не надо.
Пулеметная очередь саданула со второго этажа, метров с семидесяти – е захочешь, попадешь. Кулем упал военврач Метельцын, находившийся у раненых, свинцовая строчка вычеркнула из жизни еще одного десантника и добила двоих из тех, кто лежал на земле, ожидая погрузки в вертолет – корпус сбитого "Сикорского" их уже не защищал от пуль. Большего стрелок сделать не успел – десантники разом дали залп из подствольников – а потом ракета "Вихрь" ударила в здание – и все окна разом дохнули огнем…
Суки… По раненым бьют…
Фельдфебель Чижик сменил позицию, выдолбил, что оставалось в магазине по дышащим опасностью черным провалам окон, сменил позицию, снова начал стрелять. В зависший вертолет поднимали раненых – кто еще оставался жив…
То здание, откуда бил пулеметчик, уже рухнуло, на всякий случай оператор штурмового вертолета тем же способом разрушил и соседнее, откуда можно было вести огонь…
Пуля противно цокнула рядом, через секунду – еще одна. Пристрелялись…
Выпустив длинную очередь по тому месту, откуда в него, по видимому, стреляли, Чижик увалился за остатки стены разрушенного дома, поднял автомат – и тут почувствовал, что рядом кто-то есть. Но предпринять ничего не успел.
Старший лейтенант Александр Воронцов
Не знаю, сколько рушилось то проклятое здание. Мне показалось – целый час. Но падало оно – не в сторону – просто сложилось под себя как будто подорванное саперами. И я оказался – на самом краю этой кучи…
Еще не успела улечься пыль от первого взрыва – как последовал второй, рядом. Не на шутку разошедшиеся вертолетчики всерьез решили стереть огрызающийся огнем квартал с лица земли. И все бы было ничего – если бы в нем не был я, если бы в нем не было ротмистра, если бы в нем не было никчемного придурка Козлова и его шефа с семьями – и многих других, которых я не знал, которые не смогли вырваться из пылающего города, кто не участвовал в этой кровавой вакханалии – а кто просто сидел мышами в своих, в одночасье из крепостей превратившихся в ловушки квартир и ждал своей судьбы…
Черт…
Пахло газом, где-то через развалины пробивалось танцующее пламя, пыль не улеглась до сих пор – наверное, Голощекин меня уже схоронил, а может – решил сваливать от греха подальше. Что ж, если не выполнил приказ – его дело.
Че-е-ерт…
Пулемет я так и оставил – на краю развалин, запомнил где – мало ли, что потом. Автомат за спиной, не факт что целый – вон какая дрянь на меня падала, голова до сих пор раскалывается, а во рту привкус соленый – могло и автомат разбить таким же вот куском, что мне по башке прилетел. Запросто. И какой все-таки придурок автомат – основное оружие бойца, не пистолет даже для полицейских – из пластика делает? Написать, что он по прочности металлу не уступает можно, бумага все стерпит – а на деле как? Выяснять бы не хотелось…
Пистолет в правой руке – на всякий случай. Развалины изнутри курятся дымком, руки уже все избиты, а кое-где и изрезаны. Как можно ближе к десантникам, они – сразу за развалинами, а там – как повезет.
И тут – как нарочно… Один из десантников с шумом увалился как раз в шаге от меня, удобное тут укрытие – полстены осталось, толстая каменная кладка. По сторонам он, естественно не глядел – да и как в горячке ночного боя углядишь притаившегося в ожидании добычи – языка – разведчика. Подняв автомат, он выпустил длинную очередь, как-то еще дернулся – но было уже поздно…
Первым делом замер, проверил – пульс есть. Мог бы и сильнее оглушить, хреново так – со своими. Но делать нечего. Стараясь не светиться, не привлекать внимания, связал руки десантника заранее приготовленной веревкой, в рот засунул грязный носовой платок – больше просто под рукой ничего не было. Не поднимаясь, потащил десантуру вглубь развалин.
Десантник оказался крепким – задергался, метров десять не проползли. Ну значит сейчас и познакомимся…
Навалился на него сверху – чтобы не вскочил, прижался губами к уху пленника…
– Слушай сюда, десантура! Я старший лейтенант Черноморского флота Александр Воронцов. Если дошло – кивни.
Десантная группа, вертолет "Шесть-один"
Если бы фельдфебель не лежал, вжимаясь всем телом в острые грани битого кирпича, а стоял – то после услышанного он, скорее всего, упал бы. Русская речь – последнее, что он ожидал услышать в такой ситуации.
Первая мысль, которая пришла в голову – как только он немного пришел в себя было – попался. И теперь – все, смерть будет избавлением. Фельдфебель, да и все десантники знали, что делал с русскими пленными бандиты в сорокалетнюю войну, хорошо знали и помнили – а сейчас лучше не будет.
Руки связаны.
Фельдфебель Чижик дернулся, попытался что-то сделать – и тут же почувствовал, как тот, кто тащил его держа за ногу остановился – а еще через секунду что-то больше и тяжелое, пахнущее потом и порохом навалилось сверху. А потом были эти слова…
Что за ерунда? Быть не может – как вообще здесь оказался русский!??? Может, просто террорист, хорошо знающий русский – а зачем ему тогда вообще с ним разговаривать – кончил и все, если нет возможности запытать до смерти. Что за…
Чижик осторожно кивнул, как этого требовал тот, кто его пленил
Неизвестный заговорил снова. Уже чуть громче.
– Сейчас я тебя развяжу, не..й разлеживаться. У меня три ствола, хоть одно слово громче чем шепотом пробухтишь, или какой х…ей страдать будет – я тебя е…та, ракетой сука на орбиту запущу, всосал?
Свой. Однозначно свой, такое не подделаешь. В арабском языке вообще нет аналогов русского мата, да и в других языках такого изобильного разнообразия нецензурных выражений нет. Русский мат нигде не учат, хотя это отдельный язык, на котором можно разговаривать, не прибегая к обычному литературному. Ни один араб, ни один иностранец так выругаться не сможет, даже если выучит ругательства – все равно они неуместно и натянуто будет звучать. Так свободно "выражаться" может лишь русский, для которого выругаться – что высморкаться.
Фельдфебель снова кивнул, показывая, что понял – русский сделал какое-то неуловимое движение и он вдруг почувствовал, что руки свободны. Тяжесть, давившая сверху, не дававшая встать, исчезла тоже.
– Не вставай, рикошетом зацепит – посоветовал голос из темноты. Чижик вытолкнул языком изо рта какую-то тряпку, тихо выругался. Автомата не было – но пистолет в кобуре, если что…
– Это потерял? – на колени Чижику больно плюхнулся его автомат. Фельдфебель отметил, что человек, который его пленил, расположился грамотно – вон там еще одна разваленная стена, за нее шмыгнул – и все, а она метров пять, потом хрен найдешь. Да и про три ствола этот человек вряд ли шутил – не время и не место для шуток, да и человек, способный "взять" десантника российской армии шутить вряд ли будет.
– Кто ты? Какого хрена? – отплевавшись от ужасного вкуса во рту спросил Чижик
– Я же сказал – старший лейтенант Черноморского флота Александр Воронцов, отряд специального назначения. Выполняю особое задание, связь потерял. Вот и решил твоей воспользоваться.
– Что ж так-то… – удивительно, но после слов о потере связи Чижику разом стало лучше. Потерять связь для спецназовца, для десантника – позор, связь берегут как зеницу ока. Выходит… облажался доблестный флот
– Хорош трепаться! – разозлился собеседник – видишь, что творится! Я большую часть группы потерял. Триста метров от тебя, восточнее – здание министерства внутренних дел, там…
"Ястреб-59", позывной "Шесть-четыре"
Ракеты рванулись одновременно с нескольких точек – пока остальные отвлекали огнем, ракетчики с ПЗРК занимали позиции. И теперь – в сторону пяти вертолетов рванулись сразу шесть ракет…
– "Воздух"** пуск ракет, я подбит! – истошный крик резанул эфир, наушники наполнились ужасом и яростью. Пилот вертолета "Шесть-четыре", который снизился, чтобы забрать остающихся внизу десантников успел услышать лишь это, а также басовитый гудок системы предупреждения о приближающейся ракете – как что-то сверкнуло – и тут же вертолет тряхнуло, как будто расшалившийся великан ударил кулаком.
Вертолет опасно качнулся, стена находящегося рядом здания поплыла навстречу – но пилот изо всех сил налег на ручку управления, парируя движение вертолета – и вертолет, пусть и тяжелораненый подчинился.
– "Оборотень-один", я подбит!
– "Шесть-четыре" подбит! – выкрикнул в эфир второй пилот, чьи пальцы бегали по панели управления, откликаясь на тревожно мигающее разноцветье контрольных ламп. Пока первый пилот умудрялся удерживать машину в воздухе, второй отважно боролся за жизнь стальной птицы, стремясь свести ущерб от попадания ракеты к минимуму.
– Топливопровод перекрыт, электрика шунтирована… – приговаривал он, отключая одну поврежденную систему за другой…
Шесть ракет ПЗРК, стартующих одновременно – на такой высоте и для вертолетов, это смертельно. Четыре ракеты повелись на отстреливаемые тепловые ловушки, две же поразили штурмовой вертолет, находившийся выше всех и не стоящий в карусели – заметная цель – и снизившийся, чтобы забрать десант транспортный "Ястреб-шесть-четыре". И хотя взрыв зенитной ракеты, пусть и ракеты ПЗРК – страшное дело, все равно русская техника показала, на что она способна даже в этом случае.
И у штурмового М40 и у "Ястреба" по два двигателя, разнесенных на максимальное расстояние друг от друга и у каждого – жизненно важные системы вертолета дублированы. У "Ястреба" к тому же – нет хвостового ротора и попадание в хвост в отличие от обычного вертолета для него не страшно. У обоих подбитых вертолетов вышли из строя по одному двигателю, но оба вертолета остались в воздухе, оба – были еще управляемы. Правда о том, чтобы забирать десантников при одном работающем пусть и на чрезвычайной мощности двигателе, не могло быть и речи…
– "Шесть-один" – всем! Уходим домой! Уходим по маршруту, это приказ!
– "Шесть-один", повторите!
Вместо знакомого голоса подполковника Бахмурнова в эфире раздался другой голос, едва разбираемый из-за грохота стрельбы.
– Внимание "Воздуху", я "Земля"! Приказываю уходить по маршруту! У нас есть поддержка, мы прорываемся к анклаву восточнее вас! Уходите, пока не поздно, это приказ! Уходите!
Тот, кто говорил с земли приказывать не имел права. Но и другого выхода не было, кассеты ложных целей – те самые светящиеся шары, отвлекающие ракеты – были почти пусты и все время, что осталось у вертолетной группы – это время, пока зенитчики не схватятся за новые ПЗРК.
И поэтому вертолеты, один за другим пошли на восток, к аэропорту, оставляя за собой пылающий ад и группу десантников в нем.
Другого выхода просто не было. * при проведении подобных операций в городских условиях, в близком контакте с противником возникает вопрос – как в происходящей внизу свалке отличить своих от чужих – например пилоту и бортстрелкам вертолета, осуществляющим огневую поддержку наземной операции. Для решения этой задачи, у каждого десантника был маломощный фонарик, работающий в инфракрасном диапазоне и крепящийся на снаряжении. Перед десантированием его полагалось включить – и он работал как постоянно мигающий маячок, видимый только тем, у кого есть прибор ночного видения. Дальше все просто: у кого маячки есть те свои, остальные – не свои. ** Воздух – в таких случаях это общий позывной, когда сообщение касается всех членов группы.