Каждый год в мае, накануне Дня вознесения, жители Болоньи идут от ворот Сарагоццы, по самой длинной галерее в мире, под всеми 666 арками и мимо пятнадцати часовен, поднимаясь на вершину, к храму Святого Луки. Они забирают в храм свою Мадонну и возвращаются обратно в город, пронося ее по запруженным людьми улицам, и наконец оставляют в соборе Святого Петра, где она пребывает восемь дней, а потом возвращают на ее законное место. Это праздник, присущий только Болонье, он отмечается без перерыва с 1476 года.
Франческа и Джоэл сидели в храме Святого Луки, и она объясняла ему суть и значение этого ритуала для жителей города. Приятный глазу храм, но в глазах Марко еще одна пустая церковь, не более того.
На этот раз они приехали на автобусе, минуя 666 арок и подъем длиной 3,6 километра. Икры Марко до сих пор ныли после визита к святому Луке три дня назад.
Франческа была настолько поглощена проблемами куда более серьезными, что перешла на английский и, похоже, даже не заметила этого. Он не жаловался. Закончив рассказ о празднике, она перешла к заслуживающим внимания деталям собора – архитектуре и строительству купола, истории создания фресок. Марко отчаянно старался изображать неподдельный интерес. Впечатления о куполах и потускневших фресках смешались в его голове со склепами и давно умершими святыми, и он поймал себя на том, что думает о том времени, когда наступит хорошая погода. Тогда они смогут много гулять и беседовать. Посещать милейшие парки города, а если она вдруг упомянет какую-нибудь церковь, он тут же взбунтуется.
Но она думала не о хорошей погоде. Мысли ее были заняты совершенно другим.
– Вы уже об этом рассказывали, – прервал он Франческу, когда она показала фреску над купелью.
– Извините. Я вам надоела?
Он чуть было не сказал правду.
– Нет, но я уже всего насмотрелся.
Они обошли церковь сзади и направились по едва заметной тропинке вниз, к тому месту, откуда открывался великолепный вид на город. Последний снег быстро таял на красной черепице крыш. Было восемнадцатое марта.
Она закурила сигарету и долго сидела молча, любуясь Болоньей.
– Вам нравится мой город? – спросила она наконец.
– Очень.
– Что вам в нем нравится?
После шести лет в тюрьме понравится любой город. Марко на минуту задумался.
– Настоящий город. Здесь люди живут и работают. Здесь чисто, безопасно и все неподвластно времени. За века изменилось не так уж много. Людей вдохновляет их собственная история, они гордятся своими достижениями.
Она еле заметно кивнула, довольная его оценкой.
– Американцы ставят меня в тупик, – сказала она. – Когда я вожу их по Болонье, они всегда спешат, торопливо осматривают одну достопримечательность за другой, дабы вычеркнуть ее из списка и скорее перейти к следующей. Они все время что-то спрашивают про завтрашний день. Почему это так?
– Вряд ли я вам отвечу.
– Почему?
– Вы не забыли, что я канадец?
– Вы не канадец.
– Верно. Я из Вашингтона.
– Я там была. Никогда не видела столько спешащих неизвестно куда людей. Мне непонятна страсть к такому лихорадочному существованию. Все делается быстро-быстро – работа, еда, секс.
– Я шесть лет не занимался сексом.
Она бросила на него взгляд, в котором сквозило много вопросов.
– Об этом я не хотела бы говорить.
– Сами начали.
Она затянулась сигаретой, и возникшее вдруг напряжение спало.
– Почему вы не знали секса шесть лет?
– Потому что сидел в тюрьме в одиночном заключении.
Она едва заметно вздрогнула и непроизвольно выпрямилась.
– Вы кого-нибудь убили?
– Нет, ничего похожего я не совершил. Я довольно-таки безобидный человек.
Последовала новая пауза. Еще одна затяжка.
– Зачем вы здесь?
– Честно говоря, не знаю.
– И долго тут пробудете?
– На этот вопрос, быть может, в состоянии ответить Луиджи.
– Луиджи, – сказала Франческа так, точно собиралась сплюнуть, повернулась и зашагала дальше. Он пошел за ней: а куда еще? – Почему вы прячетесь? – спросила она.
– Это очень длинная история, и вам это не нужно знать.
– Вам грозит опасность?
– Думаю, да. Не знаю какая, но скажем так: я боюсь жить под своим именем и боюсь возвращаться домой.
– Значит, грозит опасность, насколько я понимаю. При чем тут Луиджи?
– Мне кажется, он меня оберегает.
– И долго это будет продолжаться?
– Ей-богу, не знаю.
– Почему бы вам просто не исчезнуть?
– Это я и делаю в настоящее время. Нахожусь в процессе исчезновения. Но куда мне отсюда бежать? У меня нет денег, нет паспорта, никакого удостоверения личности. Официально я как бы не существую.
– Очень неприятная ситуация.
– Да уж. Может, оставим эту тему?
Он на мгновение отвернулся и не увидел, как она упала. У нее на ногах были черные кожаные ботинки на низком каблуке, и левый подвернулся на мокрых камнях узкой тропинки. Она охнула и упала, успев в последнее мгновение прижать обе руки к груди. Сумочка вылетела и упала впереди. Она что-то крикнула по-итальянски. Марко быстро склонился над ней.
– Лодыжка. – Она поморщилась от боли. Глаза ее повлажнели, хорошенькое лицо исказила гримаса.
Он осторожно поднял ее и донес до скамейки, затем вернулся за сумочкой.
– Оступилась, – повторяла она. – Простите. – Она изо всех сил старалась сдержать слезы, но без особого успеха.
– Все в порядке, не волнуйтесь, – сказал Марко, опустившись у ее ног на колени. – Можно дотронуться?
Она медленно приподняла левую ногу, но боль была непереносима.
– Не будем снимать ботинок, – сказал Марко, осторожно коснувшись его.
– Боюсь, перелом, – сказала Франческа, достала из сумочки платочек и вытерла глаза. Она тяжело дышала и сжимала зубы. – Извините меня.
– Все будет в порядке. – Марко оглянулся. Они были одни. Автобус, доставивший их к святому Луке, был практически пустой, и за последние минут десять они не видели ни единой живой души. – Я зайду в церковь, нам нужна помощь.
– Да, конечно.
– Не двигайтесь. Я тотчас вернусь. – Он похлопал ее по коленке, и она выдавила из себя улыбку. Он побежал и сам едва не упал. Прошел в самый конец церкви и никого там не увидел. Где же в церкви нечто, напоминающее офис? Где настоятель, администратор, главный священник? Кто тут главный? Он дважды обошел вокруг церкви и наконец увидел сторожа, он вышел из еле заметной двери в саду.
– Mi pud aiutare? – позвал он. – Вы мне не поможете?
Сторож посмотрел на него, но ничего не сказал. Марко был уверен, что высказался достаточно ясно. Он подошел ближе.
– La mia arnica si e fatta male. – Моя подруга нуждается в помощи.
– Dov'e? – спросил человек. – Где?
Марко показал рукой и сказал:
– Li, dietro alia chiesa. – Там, за церковью.
– Aspetti. – Подождите.
Он повернулся, подошел к двери и открыл ее.
– SI sbrighi, per favora – Пожалуйста, побыстрее.
Прошла минута-другая. Марко нервничал, ему хотелось броситься назад, посмотреть, что с Франческой. Если сломана кость, может последовать шок. Открылась другая дверь, побольше, что под купелью, из нее вышел мужчина в костюме, и вместе со сторожем они побежали.
– La mia arnica ё caduta, – сказал Марко. – Моя подруга упала.
– Где она? – спросил синьор на безукоризненном английском. Они срезали угол по выложенному кирпичом дворику, обходя нерастаявший снег.
– Сзади, за церковью, чуть ниже по склону. Она повредила лодыжку, боится, что это перелом. Нам может понадобиться санитарная машина.
У него за плечом синьор что-то сказал сторожу, который тут же исчез.
Франческа сидела на самом краю скамейки, пытаясь всеми силами сохранять достоинство. Она прижимала платочек ко рту и уняла слезы. Синьор не знал, как ее зовут, но он, очевидно, не раз видел ее в храме Святого Луки. Они заговорили между собой по-итальянски, и Марко почти ничего не понял.
Ботинок она так и не сняла, и было решено оставить его на ноге, чтобы она не распухла. Синьор – его звали Колетта – знал, как оказывать первую помощь. Он осмотрел колени и руки Франчески. Ссадины и царапины, но крови не было.
– Растяжение, – сказала она. – Не думаю, что это перелом.
– Санитарную машину придется ждать целую вечность, – сказал Колетта. – Я сам отвезу вас в больницу.
Где-то рядом просигналила машина. Сторож подогнал ее как можно ближе.
– Я попробую дойти сама, – храбро сказала Франческа, пытаясь встать.
– Не надо, мы вам поможем, – сказал Марко.
Оба взяли ее под локти и медленно поставили на ноги. Она скривилась от боли, когда тяжесть тела пришлась на левую ногу.
– Она не сломана. Просто растяжение, – упрямо повторила она и настояла на том, что дойдет сама. Они практически доволокли ее до машины.
Синьор Колетта усадил их на заднее сиденье, так, чтобы ее нога оказалась на коленях Марко в приподнятом положении, а спина опиралась бы о левую заднюю дверцу. Когда пассажиры устроились, он сел за руль и включил передачу. Они двинулись задним ходом по проезду, обсаженному кустарником, и выехали на узкую асфальтированную дорожку. И вскоре уже катили по шоссе вниз, к Болонье.
Франческа надела темные очки. Марко заметил кровь на ее левом колене. Он взял у нее платок и приложил к окровавленному месту.
– Спасибо, – шепотом сказала она. – Жаль, что я испортила вам день.
– Да будет вам. – Он улыбнулся.
Если вдуматься, это был лучший день в обществе Франчески. Падение смирило ее, сделало человечнее. Пробудило, наверное, вопреки воле искренние эмоции. Сделало возможным искренний физический контакт, когда один человек хочет помочь другому. Как бы открыло ему доступ в ее жизнь. Что бы ни произошло дальше, в больнице, а потом у нее дома, он хотя бы зайдет туда на минутку. В трудную минуту он стал ей нужен, хотя она явно к этому не стремилась.
Придерживая ее ногу и рассеянно глядя в окно машины, Марко понял, как горячо он истосковался по настоящим человеческим отношениям.
Ему был нужен друг, любой друг.
У подножия горы она обратилась к синьору Колетте:
– Я бы предпочла, чтобы вы отвезли меня домой.
Он посмотрел в зеркало заднего вида.
– Мне кажется, вам нужно показаться доктору.
– Может быть, потом. Я немного отдохну и посмотрю, что будет. – Она приняла решение, спорить было бесполезно.
Марко хотел дать какой-то совет, но сдержался. Ему хотелось увидеть, где она живет.
– Ну что ж, – сказал синьор Колетта.
– Я живу на улице Минцони, неподалеку от вокзала.
Марко про себя улыбнулся, довольный, что знает эту улицу. Он представил ее на туристической карте, у северного края старого города, – приятный район, но с не очень высокой арендной платой. Он гулял там однажды. Именно там он нашел кофейный бар, открытый с раннего утра, – в этом месте улица выходила на площадь деи Мартири. Пока они мчались по периметру старого города, Марко разглядывал указатели с названиями улиц, отмечал перекрестки и в каждый момент точно знал, где они находятся.
Во время поездки никто не проронил ни слова. Ее нога по-прежнему лежала у него на коленях, ее стильный, но довольно поношенный ботинок немного испачкал его шерстяные брюки. Однако сейчас это его нисколько не беспокоило. Когда машина свернула на улицу Минцони, она сказала:
– Через два квартала с правой стороны. – И вскоре добавила: – Чуть-чуть вперед. Там есть место за зеленой «БМВ».
Они осторожно помогли ей подняться и выйти из машины на тротуар, там она на мгновение высвободилась и попробовала сделать шаг сама. Но лодыжка подвернулась, и они едва успели ее подхватить.
– Я живу на втором этаже, – выдавила она с трудом.
В доме оказалось восемь квартир. Марко внимательно наблюдал, когда она нажала кнопку рядом с табличкой, на которой значилось: «Джованни Ферро». Ответила ей женщина.
– Франческа, – сказала спутница Марко, и замок щелкнул. Они вошли в изрядно обшарпанный полутемный подъезд. Справа был лифт с открытой дверцей. Все трое едва в нем поместились. – Я себя вполне нормально чувствую, – сказала она, явно пытаясь избавиться и от Марко, и от синьора Колетты.
– Надо приложить лед, – сказал Марко, когда лифт пополз вверх.
Лифт с шумом остановился, неторопливо раздвинулись дверцы, и они вышли. Мужчины по-прежнему держали Франческу за локти. Квартира была в двух шагах от лифта, и, подведя ее к двери, синьор Колетта начал прощаться.
– Мне очень жаль, что так случилось, – сказал он. – Если придет счет из больницы, пожалуйста, позвоните мне.
– Зачем, вы и так были столь добры. Я вам очень признательна.
– Спасибо, – сказал Марко, не отпуская локоть Франчески.
Он нажал кнопку звонка, а синьор Колетта тем временем скрылся в кабинке лифта. Она высвободилась и сказала:
– Все в порядке, Марко. Отсюда я доберусь сама. Сегодня у нас дежурит моя мать.
Он надеялся, что его пригласят зайти, но навязываться не собирался. В том, что касалось его, он сделал все, что мог, и узнал гораздо больше, чем рассчитывал. Он улыбнулся, отпустил ее руку и готов был попрощаться, когда за ее дверью резко щелкнул замок. Она повернулась к двери и непроизвольно перенесла тяжесть тела на больную ногу. Лодыжка снова подвернулась, и она вскрикнула, потянувшись к нему в поисках опоры.
Дверь открылась в то мгновение, когда она потеряла сознание.
Мать Франчески, синьора Алтонелли, дама за семьдесят, совсем не говорившая по-английски, в первые минуты неразберихи подумала, что Марко каким-то образом виноват в том, что пострадала ее дочь. Его сбивчивый итальянский не помог, особенно в минуту волнения. Он донес Франческу до дивана, приподнял ее ногу и как можно более внятно сказал:
– Ghiaccio, ghiaccio. – Лед, принесите лед.
Мать неохотно ушла на кухню.
Когда она вернулась с мокрым полотенцем и пластиковым мешочком со льдом, Франческа пришла в себя.
– Вы потеряли сознание, – сказал Марко, склонившись над ней.
Она сжала его руку и испуганно огляделась.
– Chi ё? – подозрительно спросила мать. – Кто он такой?
– Un amico. – Друг.
Он провел по ее лицу влажным полотенцем, и она быстро пришла в себя. На самом стремительном итальянском, какой ему доводилось слышать, она рассказала матери о том, что произошло. От пулеметных очередей их разговора у него кружилась голова, он безуспешно пытался ухватиться хотя бы за единственное понятное слово, но вскоре махнул на это рукой. Внезапно синьора Алтонелли улыбнулась и одобрительно похлопала его по плечу. Добрый парень.
Когда она вышла, Франческа сказала:
– Она сейчас приготовит кофе.
– Замечательно. – Он пододвинул к дивану стул и сел. – Нужно приложить лед к ноге.
– Да, конечно.
Оба посмотрели на ее ботинки.
– Может быть, снимете?
– Конечно. – Он расстегнул молнию на правом ботинке и снял его, как будто была повреждена и эта нога. С левой он действовал гораздо медленнее, осторожнее. Каждое движение, даже самое незначительное, причиняло ей боль, и он спросил: – Может, снимете сами?
– Нет, пожалуйста, продолжайте.
Молния застряла точно на лодыжке. Нога так распухла, что снять ботинок оказалось нелегко. Прошло несколько минут осторожных движений, больная стиснула зубы от боли, и наконец ботинок удалось снять.
На ней были черные чулки. Марко посоветовал снять их тоже.
– Да, конечно. – Вернулась мать и выпалила что-то по-итальянски. – Вы не могли бы выйти на кухню? – попросила Франческа.
Кухонька оказалась крохотная, но отлично отделанная по-современному – хром и стекло, ни квадратного сантиметра не пропало зря. Кофеварка новейшей конструкции урчала на столике. Стены в углу над небольшим столиком для завтрака были увешаны яркими абстрактными картинками. Он ждал и прислушивался к тому, что происходит в гостиной. Мать и дочь говорили одновременно.
Они сняли чулки, не причинив ей боли. Когда Марко вернулся в гостиную, синьора Алтонелли обкладывала льдом лодыжку.
– Мама говорит, перелома нет, – сказала Франческа. – Она много лет проработала в больнице.
– Она живет в Болонье?
– В Имоле, это совсем недалеко.
Он хорошо знал, где это, хотя в основном по карте.
– Думаю, мне пора идти, – сказал он вопреки желанию, но почувствовав, что вторгся на чужую территорию.
– Мне кажется, что вам сначала нужно выпить чашечку кофе, – возразила Франческа.
Мать снова вышла на кухню.
– Я чувствую, что мешаю.
– Нисколько, прошу вас, после всего, что вы для меня сделали.
Мать вернулась со стаканом воды и двумя таблетками. Франческа проглотила их и приподнялась на подушке. Что-то еще сказала матери, потом посмотрела на него.
– У нас в холодильнике есть шоколадный торт. Хотите?
– Спасибо.
Мать снова вышла, она явно была довольна тем, что у нее появилось, за кем ухаживать и кого кормить. Марко сел на стул.
– Болит?
– Увы, да. – Она улыбнулась. – Я не умею врать. Очень больно.
Он не знал, что сказать, и решил вернуться к тому, что их связывало.
– Все произошло так быстро, – заметил он.
Несколько минут они обсуждали случившееся. Затем замолчали. Она закрыла глаза и, похоже, задремала. Марко скрестил руки на груди и принялся разглядывать большую, очень странную картину, занимавшую чуть ли не всю стену.
Здание старинное, но внутри Франческа и ее муж сражались со стариной, как решительные модернисты. Мебель низкая, черная гладкая кожа в сверкающем металлическом обрамлении, четкие геометрические формы. Стены буквально увешаны недоступными его пониманию картинами современных художников.
– Луиджи мы об этом не расскажем, – шепотом сказала она.
– Почему?
Она на мгновение заколебалась.
– Он платит мне двести евро в неделю за уроки с вами и полагает, что это слишком много. Мы спорим по этому поводу. Он пригрозил найти вам другого преподавателя. Честно говоря, мне нужны деньги. Я сейчас на двух работах, потому что у туристов все еще мертвый сезон. Через месяц все должно измениться, когда туристы из Европы хлынут на юг, но пока я зарабатываю недостаточно.
Отстраненность и неприступность Франчески исчезли. Он не мог поверить, что теперь она кажется беззащитной и даже уязвимой. Женщина выглядела напуганной, и он был готов на все, чтобы помочь ей.
– Я уверена, – продолжала она, – что он откажется от моих услуг, если я пропущу несколько дней.
– Но вам придется пропустить несколько дней. – Марко посмотрел на лед, которым была обложена ее лодыжка.
– Сможем ли мы это скрыть? Я ведь скоро смогу ходить, верно?
– Мы можем попробовать, но Луиджи трудно обмануть. Он постоянно следит за мной. Завтра я скажусь больным, а послезавтра мы что-нибудь придумаем. Нельзя ли заниматься у вас?
– Нет. Здесь мой муж.
Марко невольно оглянулся.
– Здесь?
– В спальне. Он очень болен. Рак в последней стадии. Моя мать сидит с ним, когда я занята на работе. Медсестра из хосписа приходит каждый день делать уколы.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже.
– Не беспокойтесь из-за Луиджи. Я скажу ему, что мне очень нравится ваш метод преподавания, и откажусь заниматься с кем-либо другим.
– Но ведь это неправда.
– Самую малость.
Вошла синьора Алтонелли с подносом, поставила его на ярко-красный кофейный столик в центре комнаты и начала разрезать торт. Франческа взяла только кофе. Марко очень медленно жевал торт и отпивал кофе такими маленькими глотками, словно это была последняя чашка кофе в его жизни. Когда синьора Алтонелли предложила еще кусок торта и еще чашку кофе, он, как бы нехотя, согласился.
Марко задержался почти на час. Спускаясь на лифте, он вдруг понял, что из комнаты Джованни Ферро не донеслось ни единого звука.