– Мне он тоже описывал их смутно, – поддакивает Пал Палыч.
– А Сашка даже до майора дослужился? Вот бы не подумал! Бегал такой вихрастый пацанчик, ничего особенного, только надоедный очень был, во все совался. Я даже лупил его, помню.
– По-видимому, это сказалось на нем положительно.
– Да-а, меняются люди, меняются, – охотно посмеивается Борис. – По себе знаю. Вам небось донесли, какой я раньше был оболтус?
– Тем больше чести вам теперь.
– А все Север! Суровая кузница характеров. Кует и перековывает.
– Простите за любопытство, дело прошлое, – вы туда отправились с сознательным намерением перековаться?
– Да нет… честно говоря – подальше от родителей. Все воспитывали. Ну а потом засосало… то есть, хотел сказать, увлекло.
– Ясно, ясно.
Тот, кто знает Пал Палыча, заметил бы, что собеседник ему не по душе, хотя, казалось бы, имеет право на сочувствие. И даже сам Борис по временам чует в интонациях следователя какую-то неопределенность.
– Наверно, думаете – за длинным рублем?
– С точки зрения юридической длина рубля измерению не подлежит, – отшучивается Знаменский. – Да без рубля и не проживешь. А когда набежала возможность, отчего не купить ту же машину?
– Вообще-то, я больше для стариков старался. – Борис откидывается на стуле, нога на ногу и цитирует Томина: – Я рассуждал как? Надо людям на старости лет моральную компенсацию получить. Мало, что ли, они за меня краснели? Так пусть теперь любому скажут: «Вы не верили, что Борис в люди выйдет, а он – нате вам, не хуже прочих». Эх, человек предполагает, а вор располагает. Сколько лет труда…
– Погодите крест ставить. Возьмем воров, вернутся и деньги.
– Да откуда вы их возьмете?
– А откуда мы берем всех, кого задерживаем?
– Не знаю… не верится. Да черт с ними, с деньгами, лишь бы старики поправились.
– Одно другому не помеха. Кстати, вот образец искового заявления. Напишите прямо сейчас.
– И что будет?
– Вас признают гражданским истцом. – Знаменский прячет в глазах огонек любопытства.
– Не обижайтесь, конечно, но все это – туфта.
– Я понимаю, с точки зрения бывалого полярного волка, мы все тут хлипковаты…
– Ну уж, ну уж… – перебивает польщенный Борис, не замечая скрытой иронии. – Полярный волк! Хотя, конечно, хлебнул, чего в столице не хлебают… Может, и правда махануть заявление?
– По закону полагается.
– А если они уже истратили? Накупили какие-нибудь золотые часы, кольца… и упрутся, что вроде не из тех денег?
– Все найденные у них ценности будут изъяты, реализованы и пойдут в возмещение ваших убытков.
– Да?.. Ага… – Он долго читает образец и мнется.
– Что вас смущает?
– Да вот сумма. Я ведь стариков не учитывал, они сами распоряжались. Вдруг навозу для сада достали или еще чего. Надо спросить, сколько истратили. Документ все-таки… цифрами и прописью.
– Хорошо, спросите.
– Тем паче, не к спеху. Надо еще поймать, с кого взыскивать, верно?
– Надеюсь, с вашим приездом это станет легче. Вам, Борис Афанасьевич, известно многое, чего нам не хватает.
– Странные намеки, – хмурится Борис.
– Превратно меня поняли. Я подразумеваю те сведения, которым вы и весу не придаете. Вы ведь знаете жизнь родителей, как никто другой, а для следствия подчас ничтожная деталь важней важного.
– А-а… Нет, за тыщу километров ни черта не видно. Скорей, тетку надо спрашивать.
– С Надеждой Ивановной мы беседовали. И оба удивлялись: от нее зачем-то скрывали все, что касалось ваших финансовых дел и планов.
– Да?.. Ага-а… То-то я звоню, а она чудная… Не знаю, я в их стариковские счеты не вдаюсь, скучная материя… Сейчас я бы пошел, а? – Он уклоняется от пристального взгляда Знаменского. – Обещал как раз к ней, чтоб не обижалась.
– Добро, идите.
– Понадоблюсь – всегда под рукой. До скорого!
Вслед за Петуховым к Знаменскому зашел Томин.
– Слушай, что он все-таки за личность, этот Борис? – встречает его Пал Палыч.
– Более насущных вопросов нет? Следствие успешно закончено, можно предаваться праздному любопытству?
– Ответь по-человечески.
– Был лентяй, был хвастун. Во дворе верховодил, дулся в картишки, хулиганил по мелочи. Часто дрался, но без злобы. И гордо носил кличку «Петух». Все это было лет двадцать назад. Позже он перестал занимать мое воображение. Паша, мы теряем время.
– Он действительно поехал к тетке, как считаешь?
– У тебя на Петухове заскок! Пусть едет, куда хочет! Кирпичова надо раскачивать, Кирпичова! Долго еще он будет отмалчиваться?
– Для его следующего допроса я должен дозреть.
– Ты? Дозреть до признаний Кирпичова?
– Да. Потому что может возникнуть дилемма: то ли ему верить, то ли Петухову.