– Пожалуй, разбирались, кто виноват: они или сам.
– В чем виноват?
– Похоже, не все там вышло, как Сатанюк велел… но не ручаюсь…
– А что же? Что не вышло?
– Потом, Саша, – останавливает Пал Палыч. – Я знаю. Так, полагаете, шофер? Собственник?
– Скорей – профессионал. Выражения некоторые… не любительские, в общем…
– Продолжайте, пожалуйста.
– Да, кажется, все.
– Нет-нет, Кирпичов, не ставьте точку! – вскидывается Томин. – Что-нибудь еще да промелькнуло!
Знаменский поддерживает:
– Например, слова, которые вас напугали: «Надо перемолвиться с любителем леденцов». Они же шли в определенном контексте?
– Да, верно… погодите… о чем же перемолвиться?.. Сейчас попробую по порядку. Значит, стал я звонить в «Букет», чтобы отдать заказ на Смоленской – не успевал уже. А кнопку вызова заело – то контачит, то не контачит. Толстый спрашивает: «Что, шеф, будешь делать, если механика откажет?» Кнопку, говорю, и сам починю. «Ну, а если, говорит, трубку разобьешь, тогда обязан на ремонт ехать?» В общем, начал чего-то рассуждать про нашу работу…
– А что вы ответили на вопрос о трубке? – повинуясь какому-то импульсу, любопытствует Пал Палыч.
– Что, мол, смотря по обстоятельствам. Могу и без рации смену доработать, главное – план… Да, так вот где-то здесь они Сатанюка и помянули. Я только кончил с «Букетом» – дозвонился все-таки – и как раз слышу: «Надо на этот счет с любителем леденцов перемолвиться, идейка ничего себе». Но какая идейка – прослушал…
Допрос Кирпичова окончен. Знаменский и Томин выжали из него все «досуха».
С полчаса назад «шестым чувством» ощутив перелом в деле, к друзьям присоединилась Кибрит.
Кирпичов собирается уходить. Он выговорился – и поник, осунулся, руки мнут кепку.
– Напрасно вы так тревожитесь, – успокаивает Томин. – Ведь они понятия не имеют, что вы их подозреваете, что видели, куда они пошли. Разве нет?
– Если черепушка варит, то нет… Ошибку я допустил. Сунули рубль с мелочью. Я их – в карман, будто так и надо. Одно было на уме – успеть их выследить. Но они-то могут сообразить: недоплатили шоферу шестьдесят копеек, а он смолчал, – что за притча!.. Боюсь, обойдутся мне эти шестьдесят копеек…
– Мы будем спешить, Артем Степанович, – обещает Знаменский.
Кирпичов обводит всех взглядом и уходит, сутулясь. Некоторое время друзья молчат.
– И все-таки есть в его показаниях… – произносит Томин.
– Знаю, что тебя смущает. Хорошо, что Зина забежала, помозгуем вместе. Вводится новое условие задачи: у Петуховых ожидаемых тысяч не нашли…
– Нет?
– Нет. Их и не было.
– Вообще не было?!
– Да, Зиночка, вообще. Потому Кирпичову и недодали шестьдесят копеек. Вы заметили, что в юридических документах не встречается формулировка «общеизвестно». Пишется иначе: «По делу установлено». А по делу Петуховых существование денег не было установлено. О них было «известно»!
– Паша… наверняка?
– Абсолютно. Петухов тут уже корчился. Вот подтверждение – звонили с почты насчет знаменитых переводов. Полюбуйся.
– Ну и ну… – поражается Томин. – Стыдобушка!
Кибрит берет у него листок, читает вслух:
– Двадцать рублей, пятнадцать, двадцать пять…
– Угу. Любимым родителям на мороженое.
– Удивляюсь, Саша, как ты их не раскусил! Все поддались гипнозу «общеизвестного». Не живи ты в том же доме, я над каждым бы словом ставил вопросительный знак. А так принял на веру миф о деньгах, о машине, о Петухове, большом полярном начальнике. Хабаров мне утром расчудесно описал тамошнее житье-бытье Бориса Афанасьевича. Мелкая сошка, к тому же неудачливый картежник.
Кибрит крутит на тонком пальце обручальное кольцо.
– Эта парочка – толстый и рыжеватый – с пустыми руками. Вы охотились на сытых волков, когда надо охотиться на голодных. А голодные волки – что, Шурик?..
– Рыщут за добычей, моя радость. И хотя, конечно, я болван, но ловить-то их мне!
Звонит внутренний телефон.
– Да?.. Здесь. – Знаменский передает трубку Томину.
Тот слушает короткое донесение.
– Подтвердилось: Николай Петров две недели назад покинул Тулу, – сообщает он.
– Кто это – Петров? – спрашивает Кибрит.
– Один из грабителей, Кирпичов опознал его по фотографии. Но о втором сведений с мизинец. Вероятно, шофер. Круглолицый, курносый. Глаза навыкате, склонен к одышке…
– Странный интерес к радиотелефону, – добавляет Знаменский. – Пустобрех или с прицелом?
– Какой же прицел, Пал Палыч, – недоумевает Кибрит. – На волне «Букета» сообщать друг другу о злодейский замыслах?
– Помолчите-ка немножко. – Томин уходит в себя и повторяет медленно, как заклинание. – Лет сорока пяти, толстый, приземистый… смахивает на мопса… шофер… Шофер лет сорока пяти, лицо круглое, курносое, добродушное… толстый… одышливый… Толстый шофер… Кажется, ты, Зинуля, утверждала, что мне никогда не изменяет память?
– Кажется, да.
– Изменила. Что-то зудит в голове, а что?.. Толстый шофер… толстый шофер…
– Толстый шофер, похожий на мопса. – Кибрит очень хочется, чтобы Томин вспомнил.