– Те, что помечены крестиком.
Томин просматривает список на столе.
– Крестики-нолики… А что означают галочки?
– Что человек слышал про деньги. Одна галочка – от самих Петуховых, две – из вторых или третьих рук… Мне не ясен принцип, по которому Петуховы откровенничали. Отчего именно с этими людьми?
Томин снова читает список.
– Да случайный набор… может быть, вот что – реванш. Успехами Бориса козыряли перед теми, кто в прежние времена его презирал.
– Может быть, если искать логические связи. Если вообще не сработала цепь случайностей.
– Ой, не накличь худший вариант. От цепи случайностей до цепи улик две пары ботинок сносишь…
В дверь кабинета постучали, и на пороге появилась встревоженная пожилая женщина с повесткой в руке.
– Здравствуйте. Мне к следователю Знаменскому.
– Прошу.
– Загляну попозже, – говорит Томин, выходя.
– Садитесь, пожалуйста. Ваша фамилия?..
– Буркова.
– Я пригласил вас побеседовать по делу бывших ваших соседей – Петуховых.
Соседка не сразу понимает.
– По делу Петуховых?.. Ну тут уж ошибка! Петуховы не такие люди! Какое на них может быть дело, что вы!
Пока Пал Палыч объясняет, каково «дело Петуховых», Томину приносят новости.
– Кирпичов в прошлом судим по статье восемьдесят девятой, – рассказывает сотрудник угрозыска Данилов. – Приговор я читал, суть следующая. Работал шофером на хладокомбинате, возил мороженое мясо, рыбу и прочее. Ну и сколотилась там компания. Сбывали, что поценней, налево. Когда до них добрались, потянули и Кирпичова. Насколько он был причастен, точно не известно. Вины за собой не признавал, в суде держался вызывающе. Словом, дали два года…
– У Петуховых мало кто бывал-то, – вспоминает соседка. – Конечно, я кого-нибудь могла забыть, пятый год, как мы переехали.
– Значит, кроме тех, кого вы назвали…
– Ой, дай тех называть даже совестно! Нельзя и подумать, чтоб они!.. Прямо не верится – недели не прошло, как я Анну Ивановну встретила. Давным-давно не видались, а тут нос к носу в магазине… Но, извините, я болтаю, а ваше время, наверно, дорого.
– Разве вы болтаете? – шутливо возражает Знаменский. – Вы даете показания. Рассказывайте, пожалуйста.
– Что же рассказывать?
– Вот хотя бы как вы встретились в магазине.
– Да?.. Ну встретились, расцеловались, и пошел, конечно, разговор. Пока вместе в кассу стояли, потом к прилавку, все новости успели выложить. В очереди над нами подшучивали: «Взяли две старушки по одной чекушке». Мы ведь где столкнулись-то? В винном отделе!
– Что же Петухова купила?
– Шампанское. Кому-то на именины. А я водку брала, меня очередь больше одобрила.
– Говорила Петухова о сыне?
– Еще бы! Свет в окне. Курсы какие-то заочно кончил, работает на Севере начальником, не помню чего. Еще хвалила, какой заботливый стал, посылки шлет: то варежки на оленьем меху, то рыбу вяленую, а на днях вот со специальным человеком клюквы корзину отправил.
– Клюквы?
– Да, я тоже удивилась – в такую даль!
– Не помните дословно: «корзину» или «корзиночку» клюквы?
– Пожалуй, среднее – «корзинку».
– Среднее… Простите, что перебил.
– Ну еще она как раз про эти несчастные деньги… Борису, дескать, что рубль, что копейка – все готов по ветру пустить, поэтому домой переводит, а мы складываем в заветную шкатулочку. Говорит, как на машину наберем, так он возвратится.
– Кто-нибудь из окружающих мог это слышать?
Примолкнув, соседка осмысливает значение вопроса и пугается:
– Бог ты мой!.. Мне бы ее остановить! Конечно, могли слышать!
Разговаривая с Томиным, Данилов подводит итог:
– По-моему, совпадение подозрительное. Мало того, что сам Кирпичов сидел, еще рецидивист Санатюк рядом.
– Давно освободился?
– Около трех лет. Правда, стар, почти семьдесят. Но такой – до смерти волк. Есть слушок, к нему ходят «советоваться». И подскажет, у кого брать, и механику обмозгует.
– Спасибо, Костя, за службу! Интересно, что теперь Кирпичов запоет!
На Знаменского, однако, новость не произвела большого впечатления.
– Боюсь, Саша, он запоет прежнюю песню. О судимости имел право умолчать – судимость за давностью снята. А то, что в одном дворе живет матерый уголовник… Может, он с ним не здоровается. – Пал Палыч останавливает Томина, который порывается что-то сказать. – Саша, я не зачеркиваю сделанного! Сделано много, сделано быстро. Но прежде чем снова браться за Кирпичова, мне надо больше.
– А конкретно: чего ваша душенька желает, чтобы допросить уже с полным комфортом? – сварливо спрашивает Томин.
– Ну, слушай, не тебя учить!
– А то поучил бы!.. Ладно, очень эта история в печенках сидит! И немудрено, что сидит в печенках, если послушать вечерний разговор Томина с матерью.