Грек пыхтел и сердился, но тут и я начал досадовать на то, что этот недалекий любитель шарад помыкает нами, как шестерками. Нет, теперь не следует отступать! В горячности я скатился на шантаж:
- Если вы такой пустяковины не желаете уступать, то я вообще отказываюсь от ваших пустых планов!
Хряпов тоже, видно, решил осадить Фундуклиди. К тому же, я подозреваю, ему не чуждо было купеческое удовольствие поиздеваться над людьми лакейской профессии.
- Действительно, - развел он руками. - Михаил Ксантиевич, отчего бы вам не уступить... Несолидно...
Фундуклиди от волнения вспотел; лоб его заблестел; он выпятил губу и смотрел на Хряпова, как баран на забойщика. Видно было - детективу очень не хочется уступать. Но тут получалась не та ситуация, когда можно изо всех сил упереться рогами в стену.
- Ну... э..., хорошо, - пробурчал он голосом, весьма далеким от той кривой улыбки, которую привело на его лицо нежелание перечить Хряпову. Конечно... как вы желаете, Петр Владимирович.
"То-то, хозяин - барин", - злорадно отметил я про себя - уже в который раз - эту привычную трусость дворовой собаки. Боже! До чего же славно, что, несмотря на все прочие шишки, меня миновала подобная участь: ходить под высокой рукой какого-нибудь чванливого кошелька. "Личный детектив"!... Звучит ничуть не лучше, нежели "личный стакан". Впрочем, я во-время спохватился и в мыслях отдал должное образованности и - всё-таки воспитанности Савватия Елисеевича...
Фундуклиди жалобно смотрел на меня - большая, глупая, обиженная собака.
- Вы уж извините...
- Да что вы, право, Михаил Ксантиевич, - уже кляня свое упрямство, я поймал его вялую руку и встряхнул ее. - Это вы извините... Это я вел себя, как мальчишка!
8.
Я ожидал, что дверь хряповского чердака будет под стать всему дому: в деревянных резных виноградах или с озерной гладью полировки. Но дверь была обычная - гладко обструганная и крашенная.
Хотя - нет, и на этой скромнице особняк оставил свою печать: бронзовую ручку с головой орла.
Здесь явно давно не убирали, рвение Степана достигало, оказывается, ограниченных высот. Подобранной с пола щепкой я стал брезгливо снимать паутину, выглядевшую весьма почтенно. Мохнатая от пыли паутина была похожа на истлевшую кисею. От кисеи, от полумрака, от бронзовой заплесневелой ручки возникло вдруг - черт знает что! - предчуствие какой-то старой волшебной истории. А может быть, так оно и есть на хряповском чердаке? Откроется дверь, а там - хрустальный огонь, принцесса-синие глаза...
На крушение паутины из неведомого убежища выскочил паук. Он злобно побежал по краю, загребая лапами (моё, моё, не тронь!).
- Что, колдун, не нравится? Вот твои чары! - я бросил щепку с намотанной паутиной и нажал на ручку, отворив незапертую дверь.
Конечно, ничего сказочного на чердаке у миллионера не было. Пыльный свет вычерчивал - и слава богу! - переплетение балок и стропил, так что можно было не опасаться за целость макушки. Душный и теплый воздух залег под крышей и сразу набился в ноздри.
"Сундуки с сокровищами здесь искать бесполезно", подумал я.
Осматриваясь, я прошел вглубь от того места, где вошел, и скоро достиг слухового окошка. Я поглядел в него и увидел небо. Простая вещь небо! Забрали синим ситцем с востока до запада - и готово. Но сердце мое упало. Вот уже несколько дней я не могу просто поднять голову и увидеть над собой эту крышу мира, за которой одним мнится Бог, другим - вечное движение Вселенной, а третьим - бессмертные души ушедших поэтов.
Я затряс задвижку окна со всей мочи, вдруг почувствовав, что задыхаюсь. Глоток воздуха! Но задвижка не поддалась: ее безнадежно испортила ржавчина. Небо покуда оставалось для меня лишь картинкой в недостойной раме мерзкого мутного окошка...
Хруст мусора под чужой ногой и электрический ток одновременно пронзили мой мозг. На чердаке был еще кто-то кроме меня, и этот невидимый сосед не хотел, чтобы его видели! Чердачная сказка выходила недоброй...
Сдерживая дыхание, что вдруг стало шумным и частым, я ловко - без звука - шагнул за толстую кирпичную колонну, выходившую из пола и пронзавшую крышу. Наверное, это была труба одного из каминов или дымоход кухонной печи. В другое время я бы непременно со всей любознательностью разобрался в этом, но сейчас лишь мимоходом подумал том, что иногда даже от каминов бывает большая польза. Тиль Уленшпигель, например, подслушал, сидя в каминной трубе, планы принца Орлеанского... К черту принцев, сказал я себе через секунду, пришло время подумать о вещах более прозаических - о собственной шкуре, например. Такая тема вас устраивает, Петр Владимирович?
Конечно, тот, что находился на чердаке, видел или слышал, как я вошел... Кажется, я даже насвистывал из "Аиды"... дергал задвижку... кашлял от пыли... Я вспомнил, что оставил револьвер на тумбочке в комнате, и снова электричество промчалось по позвоночнику к голове. Растяпа!
В это время я увидел человеческую фигуру. Я сразу понял, что на победу в рукопашной надеяться не приходится - неизвестный был коренаст и по-медвежьи крепок. Если бы у меня под руками был хотя бы канделябр - ведь хотел же я взять с собой свечу!
Фигура огляделась в полумраке (я отпрянул за кирпичи) и шагнула к распахнутой двери. Злодей явно намеревался спуститься в дом. О, непростительная небрежность: как я мог забыть револьвер! Спина, шея, лоб, быстро вспотели - душно, черт, от нагретой солнцем крыши так и парит!..
Незнакомец, меж тем, оказался в полосе света, и я увидел клеверно-зеленый пиджак... коротковатые брюки... полосатые носки... (дрожащей рукой я вытер противную водичку со лба) Фундуклиди!
Сердце мое оглушительно стучало, а чертов грек знакомой развалочкой уже подошел к самой двери. Я вышел из-за шершавого укрытия, и бойко засвистав "Не уезжай, ты, мой голубчик", направился наперерез полосатым носкам, крадущимся с чердака.
Увидев меня, Фундуклиди постарался казаться спокойным, но все же было заметно, что встреча не входила в его расчеты. Он остановился и выпятил подбородок:
- Как дела, Петр Владимирович? Есть что-нибудь интересное?
- Да вот, похоже, нашел одного злодея, - сказал я чуть ли не сквозь зубы.
Фундуклиди сделал движение, словно собирался присесть, и быстро глянул мне за плечо:
- Что?... Где?...
- Да ведь я вас имею в виду, - сказал я и добавил в мыслях: "болван"!
- А-а... - протянул детектив. - То есть... почему это?
Он разволновался и был готов обижаться.
- Как же иначе прикажете расценивать ваши хождения на цыпочках по чердаку?
- Я, - задышал Фундуклиди, - я проверял, как идет выполнение плана! Я хотел убедиться...
- Ну что вы, Михаил Ксантиевич, я ведь шучу... Разве я мог на самом деле подумать про вас что-нибудь! - перебил я (вот полицейская дубина обычных шуток не понимает!) - Пойдемте, Михаил Ксантиевич, вниз. Не похожи вы на злодея...
- Как вниз? А вы разве всё уже осмотрели? - с подозрением спросил грек.
- Будем считать, что я осмотрел одну половину чердака, а вы - другую. Так ведь?
Толстяк еще пошарил вокруг глазами, потом кивнул.
- Я - да... осмотрел.
- Значит - всё в порядке!
Я взял Фундуклиди под руку; мы вышли и закрыли дверь за ручку с головой орла. Я не стал рассказывать греку, как он заставил мня потеть за трубой, и как, лишь благодаря моей забывчивости, здесь, на чердаке в самый разгар солнечного дня не зажужжал сердитый жук смерти.
Но грека волновало другое.
- Послушайте,... - нерешительно начал он.
- Что?
Фундуклиди смотрел перед собой и двигал бровями.
- Сколько вам положили?