Детектив поднял голову от тарелки, где ковырялся без обыкновенного своего аппетита, завращал глазами и вдруг указал в меня столовым ножиком.
- Вот такие господа, которые ночами по коридорам ходят... и зарежут.
- Позвольте! - крикнул я. - Это уже наглость!
От злобы у меня даже заломило в затылке.
- Господа! Господа! - Хряпов постучал вилкой о графин.
- Да мы - ничего, - неуверенно, с подхрипотцой сказал Фундуклиди.
Я оскорбленно вскинул голову - и вдруг натолкнулся взглядом на Степана и замер. Хряповский слуга смотрел, не мигая, на Фундуклиди, и были в его глазах презрение, ненависть - много всего было в этих глазах настоящее злодейское обжигающее варево.
Фундуклиди, удивившись тому, как внезапно осеклась моя горячность, тоже посмотрел в ту сторону, что и я, и, встретившись со степановым взглядом, заерзал и спешно отвел свои наглые глаза, словно ожегшись. После этого Степан, словно очнувшись, продолжал свои обычные обязанности, а мы с детективом, наоборот, как бы замерли.
- Что это с вами, господа? - спросил Хряпов, изумленный тем, что наш кипяток вдруг остыл.
- Салат... вкусный очень... - проговорил Фундуклиди в тарелку.
Салат!
Я решил, что миндальничать больше нельзя. Положение наше серьезное, а здесь - явно какое-то темное дело. То, что грека и Степана связывает невидимая нить - налицо. И нить эту надобно нащупать! Только подойти следует хитро: эдак с бочка.
Гм... с бочка. Собственно, три случая можно поставить греку в вину. Прежде всего, он меня давеча ночью чуть не угробил. Это раз. Это ужасно и даром ему не пройдет. Потом - в самом начале нашего сидения - он шатался зачем-то по чердаку. Это два. И в-третьих, - шушукался со Степаном тогда за углом... Но это всё не козыри. С шушуканьем он уже один раз вывернулся, так что теперь его на это, пожалуй, не поймаешь... Жаль... Стрелял в меня?.. Скользок он, Фундуклиди, начнет демагогию разводить, еще обвинит меня в личной мести. Что же остается: давний случай с чердаком?...
Всю оставшуюся трапезу я то и дело испытующим взором вдруг упирался в Степана. Тот, однако, не менял своей обычной невозмутимости и продолжал заученно разливать кофей или двигать тарелки. Тогда я еще тверже решился взяться как следует за грека. После завтрака я долго кружил вокруг него ястребом, пока в укромном углу не взял его, наконец, за пуговицу.
Кто бы мог подумать, что мой вопрос угодит в яблочко! А яблочко у толстого грека, очевидно, находилось в оттопыренном животе под жилетом, потому как он скрючился при моих словах.
- Я боюсь, Михаил Ксантиевич, что мне придется рассказать Савватию Елисеевичу про чердак.
Мы с Фундуклиди находились вдвоем в гостиной, а Хряпов ушел "покемарить".
- Про что? - переспросил грек, пытаясь недоумевать. Но прежде, чем первые звуки вылетели из его уст, он уже начал бледнеть и растерялся.
- Что за привычка такая у вас, - отечески ласково пожурил я, - чуть что - дурачка строить.
Фундуклиди "дурачка" пропустил мимо ушей. Какое уж тут самолюбие, когда вся душа, поджав хвост, явно забилась под селезенку.
- Петр Владимирович, - заговорил он тонким и каким-то ранее не слышанным приторным голосом. - Неужели вам доставит удовольствие фискальство? Это на вас совершенно не похоже.
Я чуть не подпрыгнул. Дело нечисто! Но молодчик-то - хорош! Разоблачение предателя, а возможно, и сообщника злодеев, для него, видите ли, фискальство!
- Михаил Ксантиевич, - напитываясь негодованием, сказал я, - за кого вы меня принимаете? За осла? Если вы замешаны в преступлении, то я все равно не смогу воспринять это как гимназическую шалость.
Я всё время следил за жестами грека, готовый предпринять необходимые действия, если он вздумает пустить в ход оружие. Уж охладить его пыл в таком случае я сумел бы. Фундуклиди, однако, вел себя удивительно смирно, лишь потел и боялся.
- Какое же это преступление, Петр Владимирович? - воскликнул он. Помилуйте!
- Самое настоящее, - сурово отрезал я.
- Я ведь только желал восстановить справедливость!
Наступила пауза, во время которой я с изумлением посмотрел на грека: что он такое несет? Может, просто напускает туману? Надвинувшись, я не то прохрипел, не то прорычал:
- Что за чушь? О какой еще справедливости толкуете вы... Вы... Знаете, кто вы?
- Но-но-но! - заверещал детектив, отскакивая петушком. - Держите себя в рамках, Петр Владимирович! Ишь как вас разобрало. Ага! Теперь-то я вижу, что прав в своих предположениях!
- В предположениях... - шипел я змеей, сгребая за лацканы его тушу. Вы в них ошиблись, милостивый государь...
- Нет, не ошибся! - страдальчески выкрикнул Фундуклиди мне в лицо. Вы с Хряповым меня надули! Потому я и взял ложки!... Чтобы восстановить справедливость!
"Что за черт? Какие ложки?" - подумал я, но, чтобы не дать Фундуклиди опомниться, продолжал уже не только уверенно, но и зловеще:
- Ах, ложки!!
- Петр Владимирович! - вдруг зашептал грек. - Я с вами поделюсь... Я вам дам две ложки... Три! - тут же добавил он после того, как я еше раз непроизвольно тряхнул его за пиджак.
- А?... Как?... Три... что?
Фундуклиди, очевидно, по-своему понял мое замешательство.
- Да-с, - повторил он с оттенком непонятной грусти и высвободил пиджак из моих рук. - Три ложки... Идемте, пока Хряпов спит. Они ваши... На чердаке их можно очень ловко спрятать, там много закутков.
Несколько секунд я безмолвно смотрел на него.
- Значит... тогда, на чердаке... вы прятали ложки?
- Ей-богу, только ложки, Петр Владимирович! Больше ничего не брал, клянусь!
Я меленько засмеялся и похлопал его по плечу.
- Что это с вами, Петр Владимирович? - грек даже отшатнулся, чтобы получше меня разглядеть, словно диковинный экспонат. Он явно недоумевал, куда девался мой прежний гнев.
- Ничего, ничего... - пробормотал я, все так же гадко хихикая. - Дело в том... хе-хе... что я подозревал вас в сношениях с разбойниками.
Фундуклиди всё еще стоял в позе индюка, но понемногу начал понимать, ч т о произошло.
- И вы не знали... про ложки?
- Даже не подозревал.
- О-о! - простонал грек горько, как Тезей, съевший собственного сына.
- Да что за ложки, Михаил Ксантиевич? Откуда?